Штурмовик
Шрифт:
Залпы линкоров заглушили рев шедших на абордаж черных фигур, и Фарли стало не до созерцания происходящего. Дело было совсем худо. Никакие маневры не могли позволить «Дампиру» вырваться из ловушки. В перестрелку вступили даже кормовые бомбарды. Повреждения были столь велики, что капитан опасался самого худшего. Маг Ритольф прислал своего помощника, худого, словно корабельная мачта, молодого парня, со слезящимися от дыма глазами. Его одежда была прожжена во многих местах, и из дыр выглядывало грязное от сажи нижнее белье. В общем, левитатор предупреждал, что из последних сил удерживает полог защиты. Или нужно взлетать, или полог падет сам собой, без всяких усилий. Выбирать капитану.
— Смотрите,
— Я вижу, — даже не вздрогнул Фарли от близкого разрыва. На палубу с противным хрустом рухнула рея, раскидывая во все стороны мириады искр. Правую руку обожгло, и на кителе чуть ниже локтя быстро разрослось кровяное пятно.
— Господин капитан! — подскочил к нему помощник лекаря, лихорадочно выдергивая из брезентовой сумки бинт. — Позвольте вас перевязать!
— Вертикальный луч! — жестко приказал Фарли, не обращая на него внимание. — Пробуем взлететь и выскочить из этой мышеловки! А потом нанесем удар в спину!
— Нас подобьют на взлете! — вскрикнул Улем. — А если гравитоны будут повреждены — мы просто рухнем в воду!
— У нас есть выбор? — взглянул на него граф, терпеливо дожидаясь, когда ему закончат бинтовать руку. — Идите, милейший, у вас полно работы на палубе!
Это он сказал помощнику лекаря. Тот кивнул и убежал с мостика.
«Дампир» вздрогнул еще от нескольких попаданий, на корме возник новый пожар. Огрызаясь всеми оставшимися пушками, фрегат полностью снял защиту и начал отрываться от воды. Один из вражеских линкоров спешно перенес огонь с «Джиллы» на беззащитный при подъеме корабль и разнес фальшборт с левой стороны. Одно из ядер разорвалось рядом с капитанским мостиком. Лейтенант Этор был убит на месте, штурман Зальса получил еще одно ранение. Осколок располосовал бедро. Вскрикнув, барон упал и прислонился к перилам. Странно: ни граф Фарли, ни флаг-лейтенант не пострадали, и продолжали командовать.
— Штурман, вы можете встать? — не глядя на Зальсу, спросил капитан, следя за перемещением галеонов, которые начали сближение с «Дампиром». Намерение их было ясно: на взлете развалить полностью корпус корабля.
— Я уже стою, — прорычал барон Зальса, теребя ручки управления. — Дал команду сменить галс, чтобы потом, как встанем на воду, сразу открыть огонь.
Окутавшись дымом от пожаров на палубе и пороховыми дымами, «Дампир» все же поднимался, пусть и медленно. Без защитного полога, получая ежеминутно по нескольку ядер в свой корпус. Выглядел он страшно. Переломанные мачты упали на палубу, затрудняя перемещение матросов, борта проломлены, артиллерийские порты в большинстве мест разрушены, но оставшиеся в живых бомбардиры продолжали бой.
— Кажется, к нам идет помощь, — флаг-лейтенант произнес это недрогнувшим голосом, оторвавшись от подзорной трубы. — Узнаю силуэт «Грифона».
И в это время слитный залп с дарсийского линкора, на котором красовалось название золотом «Мирофор», накрыл фрегат. Последнее, что помнил Фарли — яркая вспышка перед глазами, тихий вскрик Улема, а потом все погрузилось в темноту. Он уже не чувствовал, как «Дампир» сорвался с вертикального луча и всей массой упал на воду, накренился на бок, зачерпывая воду в свои пробоины, и стал тонуть.
Глава 4. День рождения
Странное это было ощущение: чувствовать, как крохотная частичка твоего сознания съежилась до микроскопических размеров и забилась в самый темный
С отстраненным любопытством понимаю, что нахожусь в таком удивительном состоянии очень долго. Год, два, а может все пять. Впрочем, течение времени здесь не давит своей неумолимостью. Течет и течет, что с того? Мне хорошо, уютно. Я — точнее, моя матрица или сознание? — свернулся в позу эмбриона и чего-то жду. Какой-то человек, не помню его имени, убеждал меня, что я смогу ощутить радость рождения самого себя в другом теле, как только наступит время. Как же его зовут? Да разве это сейчас важно? Я ничего не помню из последних часов жизни, которую у меня отобрали, но все навыки, которые я приобрел, со мной. Со мной моя память, но лица родителей, друзей, соратников словно размыты, как изображение в залитом дождем окне. Они здесь, это точно мне известно. Странно, почему память последних часов подверглась изменениям?
Внезапно состояние темноты изменилось. Из непроглядной черноты стали пробиваться какие-то серые полоски, которые все сильнее и сильнее рвали ткань, накинутую на меня. Сначала это было похоже на предрассветные сумерки, когда мир начинает пробуждаться от спячки, а потом яркие солнечные лучи начинают властвовать на поверхности земли. Только сейчас солнечных лучей не было, но сумеречный свет все-таки ощутимо стал распространяться вокруг меня. Я тяжело зашевелился, мой разум что-то пискнул, словно не желал покидать уютное местечко, но события уже вовлекали меня в действие под названием жизнь.
Боль от проснувшегося организма была невыносимой. Меня всего корежило от основания позвоночника до кончиков пальцев на ногах. Только голова оставалась ясной, видимо для того, чтобы мозг сполна ощутил весь спектр страданий. Тупой болью скручивало кости и сухожилия, простреливало резкими на всю глубину хребта иголками, и невыносимо жгло лицо. Я застонал и открыл глаза.
Зашторенное широкое и высокое стрельчатое окно едва пропускало солнечный свет. Снаружи явно в разгаре день. Поморгав глазами, я убрал неприятную пелену перед собой и увидел высокий лепной потолок. Потом рассмотрел противоположную стену, завешанную то ли гобеленом, то ли ярко расшитым ковром. А на нем — великолепная коллекция холодного оружия, смутно знакомого мне. Возможно, что я такие образцы видел на картинках каких-то старых энциклопедий: тут были и мечи с широким полотном и изящными рукоятками, украшенными какими-то драгоценными камнями; мечи с изогнутыми клинками; прямые обоюдоострые. Ниже неизвестный коллекционер, — какой неизвестный? Это же я (Странная, если не дурацкая мысль)! — развесил эспадроны, шпаги. Заметил шпагу, имевшую широкий клинок ближе к эфесу, и внезапно сужающийся к самому концу. Даже название всплыло: колишемард. Забавно, что мне это известно. Я же больше специализировался по огнестрельному оружию. Когда-то…?
От созерцания меня отвлек мелодичный женский голос, прозвучавший откуда-то сбоку, справа от моей головы.
— Очнулись, граф? Это хорошо…
Застучали каблуки туфель, и ко мне подошла высокая миловидная девушка в темно-зеленом платье, доходившем почти до самого пола, плотно облегавшем довольно привлекательную фигурку. Длинные рукава были расшиты каким-то сложным орнаментом, в которых я совершенно не разбирался, и при движениях рук открывались запястья, на которых висели золотые браслеты. Длинные пепельные волосы девушки были распущены по плечам, а лоб перехватывал изящный тонкий обруч с узорчатыми листиками по всей окружности. От всей ее внешности веяло каким-то домашним теплом и уютом. Внезапно я спросил хриплым голосом: