Шуаны, или Бретань в 1799 году

де Бальзак Оноре

— Огонь по этим мерзавцам! — крикнул командир.

Отряд выстрелил, но беглецы укрылись от пуль за деревьями и, прежде чем солдаты перезарядили ружья, исчезли.

— Вот! Извольте-ка выполнять декрет о создании легионов в департаментах... — сказал Юло Жерару. — Только наша умница Директория могла рассчитывать на ополчение в этом краю. А еще голосует в законодательных собраниях решения об отпуске нам обмундирования, денег и снаряжения... Лучше бы их давали нам на самом деле.

— Видно, этим жабам их лепешки вкуснее солдатского хлеба, — сказал Скороход, ротный балагур.

Из рядов республиканцев раздались свист и хохот, заклеймившие дезертиров, но вдруг снова наступила тишина. Солдаты увидели, что по откосу с трудом спускаются два стрелка, которых командир посылал на разведку в лес справа от дороги. Один из солдат, раненный легко, поддерживал товарища, обагрявшего землю кровью. Бедняги добрались до середины спуска, но вдруг показалось отвратительное лицо Крадись-по-Земле; он так метко прицелился

в разведчиков, что одним выстрелом прикончил обоих, и они рухнули в канаву. Лишь только солдаты увидели его большую голову, поднялось тридцать ружейных стволов, но, подобно фантастическому видению, он исчез в предательских кустах дрока. Все эти события, для описания которых потребовалось столько слов, произошли в мгновение ока, и в одно мгновение патриоты и солдаты арьергарда присоединились к остальной части отряда.

— Вперед! — крикнул Юло.

Рота быстро двинулась к тому высокому и открытому месту, где был выставлен пикет. Юло построил там солдат в боевом порядке; однако, не заметив никаких враждебных действий со стороны шуанов, он решил, что единственной целью засады было освобождение новобранцев.

— Судя по крикам, — сказал он двум своим друзьям, — их немного. Двинемся быстрым шагом — может быть, дойдем до Эрне, не чувствуя их за спиной.

Эти слова услышал один из новобранцев-патриотов, он вышел из рядов и встал во фронт перед Юло.

— Командир, — сказал он, — я уже участвовал в войне против шуанов. Разрешите сказать два слова?

— Он, поди, адвокат, — шепнул Юло на ухо Мерлю, — эта братия всегда воображает себя на заседании суда. Ну, держи речь, — ответил он молодому фужерцу.

— Командир, шуаны наверняка завербовали этих людей и принесли для них оружие. Если мы только двинемся с места, они будут стрелять из-за каждого дерева и перебьют нас всех до единого, прежде чем мы доберемся до Эрне. Придется держать речь, как ты сказал, но не языком, а пулями. Во время боя, — а он протянется дольше, чем ты думаешь, — кто-нибудь из моих товарищей сбегает в Фужер за Национальной гвардией и вольными дружинами. Хотя мы всего лишь новобранцы, ты увидишь, что мы не из породы ворон.

— Так, по-твоему, шуанов очень много?

— Суди сам, гражданин командир!

Он повел Юло к тому месту, где песок был словно взрыт граблями, и, указав на это, прошел с ним довольно далеко по тропинке, на которой они увидели следы большого числа людей. В землю были втоптаны ногами листья.

— Тут прошли молодцы из Витре, — сказал молодой фужерец, — они двинулись на соединение с шуанами из Нижней Нормандии.

— Как твоя фамилия, гражданин? — спросил Юло.

— Гюден, командир.

— Ну, Гюден, назначаю тебя капралом. Командуй своими земляками. Ты, видно, человек надежный. Поручаю тебе выбрать среди твоих товарищей, кого послать в Фужер. Сам держись около меня. Но прежде всего возьми ополченцев, ступайте и снимите ружья и амуницию с наших бедных товарищей, которых разбойники-шуаны уложили на дороге. Тогда не придется вам получать вражеские гостинцы, не отвечая таким же угощением.

Смелые фужерцы отправились за снаряжением убитых; вся рота защищала их сильным огнем в направлении леса, и им удалось, не потеряв ни одного человека, снять с мертвецов оружие и одежду.

— Из этих бретонцев, — сказал Юло адъютанту, — выйдут славные пехотинцы, если только солдатское житье придется им по нутру.

Гонец Гюдена помчался кратчайшей тропинкой через лес с левой стороны от дороги. Солдаты осмотрели оружие и приготовились к бою; командир сделал им смотр, улыбнулся и встал на несколько шагов впереди, меж двух офицеров, своих любимцев, с твердостью ожидая атаки шуанов. Снова воцарилась тишина, но ненадолго. Триста шуанов, в таких же одеждах, как и новобранцы, выбежали из леса справа от дороги и беспорядочной толпой, с каким-то звериным воем, заняли всю дорогу перед малочисленным отрядом синих. Командир построил солдат двумя равными колоннами, по десять человек в шеренге. В промежутке между этими отрядами он поставил двенадцать наспех вооруженных новобранцев и сам встал впереди них. С обеих сторон дороги его маленькую армию прикрывали два крыла, по двадцати пяти человек в каждом, под командой Жерара и Мерля. Оба офицера должны были, выждав момент, нажать с флангов и не дать шуанам рассыпаться. Это слово на местном наречии обозначает: рассеяться по полю сражения, чтобы каждый мог со своей позиции безопасно для себя стрелять в синих; при таком маневре республиканские войска не знали, где искать врага.

Меры, принятые командиром с быстротой, необходимой в подобных обстоятельствах, вселили в солдат уверенность, и все молча двинулись на шуанов. Через несколько минут, когда противники сошлись, раздался залп в упор, и смерть вырвала у них много бойцов. В это время оба крыла республиканцев, которым шуаны ничего не могли противопоставить, обошли их с флангов и сильным сосредоточенным огнем посеяли смерть и смятение среди врагов. Этот маневр почти установил численное равенство обеих сторон. Однако у шуанов храбрость сочеталась с упорством; они не дрогнули от потерь, сомкнулись и попытались окружить маленький отряд синих, стоявший темными стройными рядами,

но занимавший так мало места, что он походил на пчелиную матку среди роя пчел. Завязалось одно из тех яростных сражений, когда редкие выстрелы мушкетов сменяет лязг холодного оружия, — рукопашная схватка врагов, равных своим мужеством, когда победу решает численный перевес. Шуаны сразу же взяли бы верх, если бы крыльям республиканского отряда, под командой Мерля и Жерара, не удалось двумя-тремя перекрестными залпами поразить вражеский арьергард. Флангам синих следовало сохранить свою позицию и продолжать метким огнем уничтожать грозного противника; но опасность, которой подвергался героический батальон, уже полностью окруженный королевскими егерями, встревожила их, они как бешеные бросились на дорогу в штыковую атаку, и на некоторое время силы почти уравнялись. Обоими отрядами овладело ожесточение, обостренное всей яростью политической вражды, которая придала этой войне столь исключительный характер. Каждый дрался молча, поглощенный грозившей ему опасностью. Битва была мрачной и холодной, как смерть. Слышался только звон оружия, хруст песка под ногами да глухие возгласы и стоны тяжело раненных или умирающих, падавших на землю. В республиканском отряде двенадцать новобранцев с такой отвагой защищали командира, поглощенного наблюдением и приказами, что не раз солдаты кричали:

— Браво, рекруты!

Юло, не терявший в бою невозмутимого спокойствия и зоркости взгляда, скоро приметил среди шуанов человека, как и он, окруженного отборным отрядом, — несомненно, их предводителя. Он счел необходимым хорошенько рассмотреть этого офицера и несколько раз пытался сделать это, но лицо шуанского главаря все время заслоняли красные колпаки и широкополые шляпы. Юло ясно видел только Крадись-по-Земле, который стоял рядом со своим начальником и повторял хриплым голосом его распоряжения, не переставая в то же время действовать карабином. Непрерывная помеха привела Юло в раздражение. Он обнажил шпагу и, воодушевив своих новобранцев, с такой яростью атаковал центр неприятеля, что прорвался сквозь толпу шуанов и на мгновенье увидел их вожака, но, к сожалению, черты его скрывала фетровая шляпа с белой кокардой. Столь дерзкое нападение изумило незнакомца, он отпрянул, резко сдвинул назад шляпу, и тогда Юло удалось наскоро запечатлеть в памяти его приметы. На взгляд он дал этому молодому вожаку не больше двадцати пяти лет; на нем была охотничья куртка зеленого сукна, за белым поясом торчали пистолеты, на ногах были грубые башмаки с подковками, как у всех шуанов; охотничьи гетры до колен, прикрепленные к коротким штанам из плотного толстого тика, довершали костюм, ловко сидевший на этом невысоком, но стройном, хорошо сложенном человеке. Увидев, что синим удалось пробиться к его особе, он пришел в бешенство и, надвинув шляпу, кинулся им навстречу, но тотчас же его обступили Крадись-по-Земле и несколько других встревоженных шуанов. Между головами людей, теснившихся вокруг этого юноши, Юло, как ему показалось, увидел на его полурасстегнутой куртке широкую красную ленту. Этот знак королевского ордена, в те годы уже совершенно забытого, привлек на секунду внимание командира, затем он снова перевел взгляд на лицо незнакомца, но скоро потерял его из виду, ибо должен был в сражении наблюдать за безопасностью и действиями своего маленького отряда. Он едва успел заметить блестящие глаза, не уловив, однако, их цвета, светло-русые волосы и довольно тонкие черты загорелого лица. Его поразила ослепительная белизна обнаженной шеи, подчеркнутая черным небрежно завязанным мягким галстуком. Поза этого молодого человека, исполненного бурного воодушевления, была воинственна, как у тех, кто ищет в сражениях условной поэзии. Рука, обтянутая перчаткой, размахивала в воздухе шпагой, сверкавшей на солнце. Движения его отличались изяществом и силой. Искренняя экзальтация, очарование молодости, утонченные манеры этого эмигранта делали его образцовым представителем французского дворянства. Он был полной противоположностью Юло, находившемуся в двух шагах от него, — старый солдат казался живым символом энергичной Республики, за которую он сражался: суровое лицо, синий мундир с красными обтрепанными отворотами, почернелые эполеты, сползавшие на спину, — все так ясно рисовало ее нужду и ее нравственный облик.

Красивая осанка и манеры юноши не ускользнули от взгляда Юло, и он крикнул, пытаясь пробиться к нему:

— Эй ты! оперный плясун, подходи! Я тебя искрошу!

Вождь роялистов, разгневанный таким окриком, бесстрашно бросился к Юло, но как только его люди увидели, что он рискует жизнью, все они ринулись на синих. Вдруг над шумом сражения поднялся нежный и чистый голос:

— Здесь умер святой Лескюр [13] ! Неужели вы не отомстите за него?

Слова эти оказали магическое действие: натиск шуанов стал ужасным, и солдатам Республики стоило большого труда сдержать его, не расстроив боевого порядка своего маленького отряда.

13

Лескюр Луи-Мари — маркиз, ярый реакционер, убитый в 1793 г. в стычке с республиканскими войсками. Контрреволюционное дворянство и духовенство окружило его ореолом мученичества.