Шумер. Вавилон. Ассирия: 5000 лет истории
Шрифт:
Илл. 137. Руины римской крепости в Джебель Синджаре
Таков он, маленький городок, прилепившийся к горам на границе двух стран и живущий, по сути дела, в собственном времени, весьма далеком от наших бурных дней.
«Шургатцы» – друзья и помощники археологов
Как уже отмечалось выше, процесс раскопок в Ираке имеет свои специфические особенности. Месопотамия – страна «глиняных» культур и цивилизаций. На протяжении тысячелетий чуть ли не единственным строительным материалом была здесь глина.
Но глина – очень непрочный материал. За считанные
Шургатцы – это профессиональные рабочие-раскопщики из знаменитого арабского селения Шургат (Шеркат), расположенного у высоких валов Ашшура, древней ассирийской столицы, в среднем течении Тигра. Вот уже многие десятилетия (с конца XIX – начала XX в.) почти все мужчины этого городка добывают хлеб насущный, участвуя в раскопках многочисленных археологических экспедиций, как местных, так и иностранных. Драгоценный опыт, бережно передаваемый из поколения в поколение, постепенно дал шургатцам возможность сделаться настоящими мастерами земляных работ. Каждый из них тонко «чувствует» землю; по едва заметному оттенку в ее цвете или по плотности легко отличает стены глинобитных древних построек от такой же глинистой почвы. Обычно в нашей экспедиции в Ярым-тепе таких мастеров имелось каждый сезон человек двенадцать – пятнадцать. Их возглавлял бригадир – раис (арабск.), наиболее уважаемый и искусный раскопщик с большим опытом практической работы. Все эти годы раисом у нас был Халаф Джасим – высокий, худощавый, дочерна загорелый человек лет тридцати восьми – сорока, с жесткими коротко стриженными волосами и внимательными умными глазами. В юности, будучи еще рядовым шургатцем, он успел поработать во многих зарубежных и иракских экспедициях. Но когда сам стал раисом, наотрез отказался служить англичанам и западным немцам, видимо, считая непатриотичным работать с наследниками бывших колониальных держав.
Илл. 138. Шургатец Ибрагим
С появлением советской экспедиции в 1969 г. Халаф Джасим бессменно трудился только у нас, хотя другие иностранные специалисты сулили ему куда большую зарплату, чем могли дать мы. Вообще говоря, шургатцы во многом похожи на нас, археологов. И своей фанатичной преданностью профессии раскопщика древностей, и тем, что большую часть года они проводят вдали от родного дома, в экспедиции.
На каждого шургатца приходится, как правило, четыре-пять местных рабочих – земленосов и лопатчиков, набираемых из числа жителей окрестных деревушек и хуторов. Таким образом, общее их число доходило до полусотни и больше.
Со стороны процесс работы на раскапываемом телле выглядит несколько необычно. Шургатец, словно сапер на минном поле, медленно выискивает в почве контуры стен древней глинобитной постройки, отбрасывая назад просмотренную землю и откладывая замеченные в слое находки. Его инструменты совершенно не похожи на наши: миниатюрная легкая кирочка – кезма на короткой, сантиметров сорок – пятьдесят, деревянной тонкой рукоятке, треугольная тяпка с остро заточенными краями – мар, совок – чамча, кисть для обметания пыли – фирча и нож – сичин. Один из местных рабочих совковой лопатой насыпает эту землю в мешки носильщикам, и те не спеша выносят ее за пределы раскопа, в отвал. Шургатцы одеты обычно в широкие сатиновые шаровары или же в легкие хлопчатобумажные брюки, куртки или пиджаки. Единственная экзотическая часть одежды у них – куфия, арабский головной убор в виде широкого платка в черную или красную клетку, которым в холод закутывают не только голову, но и шею. Еще более необычное зрелище представляют собой земленосы-туркманы. На головах у них в большинстве случаев те же куфии. Но зато остальная одежда являет собой причудливую смесь западного и восточного стилей. На длинную, до пят, арабскую рубаху – галабию, из легкой белой или светло-голубой ткани, они надевают некогда модные в Европе пиджаки из материала букле или короткие пальто в крупную клетку, купленные по дешевой цене на базарных развалах. Ходят они обычно босыми или в пластиковых шлепанцах-сандалиях без пятки.
Двигаются землекопы размеренно и медленно, но зато работают весь день. И в жару, и в холод тянутся чередой фигуры в длинных, похожих на женские, одеяниях с короткими наплечными мешками на веревках, свисающими на грудь и живот.
Илл. 139. Рабочие-землекопы и шургатцы на холме Ярым-тепе II.
Пятый слева – автор
В этой монотонной на вид земляной работе есть свои приливы и отливы, свои беды и радости, наконец, свои маленькие хитрости. Очень многое в четкой организации процесса раскопок и установлении нормальной дружеской атмосферы на месте работ зависит от личности раиса, его дипломатических способностей в урегулировании мелких и крупных конфликтов, то и дело возникающих среди рабочих, его умения находить быстрый ответ на все загадки земляной летописи древних теллей. Леонард Вулли, который почти полтора десятка лет копал в пустыне Южного Ирака древний город Ур, не зря считал что пост раиса по своей важности для общего успеха дела стоит на втором месте после начальника экспедиции. Он без тени улыбки называл хорошего бригадира «драгоценным бриллиантом» и страшно гордился тем, что ему сразу же удалось найти именно такого человека. Не знаю, можно ли считать нас баловнями судьбы, но с раисом нам тоже несказанно повезло. Халаф Джасим многие годы был надежной опорой, на которой во многом покоились успехи нашей экспедиции в Ираке.
Прочные традиции российского востоковедения
Теперь о другой важной теме – о вкладе нескольких поколений российских ученых в исследование древней Месопотамии.
«Россия никогда не вела раскопок в Ираке, на родине клинописи, – писал в 1965 г. С.Н. Крамер, – и тем не менее у русских была и есть замечательная школа научного изучения „клинописи“. Что касается раскопок, то действительно русские археологи не прикасались к сокровищам месопотамских теллей вплоть до 1969 г. Но зато в России существовала с XIX в. и существует поныне пользующаяся всемирной известностью школа востоковедения: М.В. Никольский, B.C. Голенищев, Б.А. Тураев, В.К. Шилейко, В.В. Струве, А.И. Тюменев, И.М. Дьяконов – вот лишь некоторые, самые громкие, имена.
Выходец из богатой купеческой семьи города Санкт-Петербурга Николай Петрович Лихачев (1862–1936), унаследовав от родителей огромное состояние, употребил его для путешествий по разным (в том числе и восточным) странам и покупки египетских папирусов, средневековых арабских рукописей и глиняных табличек с клинописью. Всесторонне образованный человек, историк и этнограф, искусствовед и книголюб, он не только собирал всевозможные раритеты, но и широко раскрыл двери своего дома-музея перед русскими учеными. В числе этих редкостей находилось и несколько сотен глиняных табличек с шумерскими клинописными текстами из города Лагаша. Именно благодаря уникальной коллекции Н.П. Лихачева (впоследствии академика, организатора и руководителя Музея палеографии) во многом стала возможной и плодотворная работа «отца русской ассириологии» – Михаила Васильевича Никольского (1848–1917). «В течение десяти лет, – отмечает отечественный историк А.А. Ковалев, – М.В. Никольский изучал документы из архива Лагаша. Результатом стала во многих отношениях до сих пор образцовая публикация „Документы хозяйственной отчетности древней эпохи Халдеи“ (I, II, 1908, 1915). Значение и объем проделанной им работы становятся понятны, если учесть, что он читал тексты на шумерском языке», который тогда ученые только начинали понимать. Всего он прочитал, изучил, прокомментировал и опубликовал 855 табличек. Для сравнения можно упомянуть, что французы в то время располагали в хранилищах Лувра 1500 подобных текстов, а издали из них (в виде механического копирования клинописи) всего 51. Русский же ученый привел все тексты в строгую систему, снабдил описанием, подробнейшим комментарием, списками имен собственных, городов, рек, каналов и храмов.
М.В. Никольский первым из ассириологов понял большое научное значение так называемых «Багдадских табличек». Еще в 1880 г. он верно определил их природу, указав, что это древнейшая форма шумерского письма, относящаяся к Протописьменному периоду.
Перу М.В. Никольского принадлежит и ряд общих исторических трудов, таких как «Древний Вавилон» (М., 1913) и «Саргон, царь ассирийский» (СПб., 1881).
Однако первыми русскими ассириологами были профессиональные египтологи – B.C. Голенищев (1856–1947) и Б.А. Тураев (1868–1920). B.C. Голенищев собрал большую коллекцию египетских и переднеазиатских древностей (свыше 6000 предметов), которая хранится сейчас в Музее изобразительных искусств им. А.С. Пушкина в Москве. Он составил также подробный словарь по клинописи – «Опыт графически расположенного ассирийского словаря», 1888 г. В 1891 г. ученый издал «Каппадокийские таблички» – клинописные документы, найденные на территории Малой Азии, на месте ассирийской торговой колонии Каниш, и раскрывающие характер международной торговли во II–I тыс. до н. э.
Б.А. Тураев – человек широчайшей эрудиции и колоссальной работоспособности: прожив всего 52 года, он сумел опубликовать свыше 500 трудов. И среди них его широко известная двухтомная монография «История древнего Востока».
Первым к преподаванию аккадского языка в России приступил в Санкт-Петербурге академик П.К. Коковцев (1861–1942). Его учеником был В.К. Шилейко (1891–1930) – знаток аккадского языка и литературы, шумеролог и великолепный поэт-переводчик. О том, как глубоко проник в круги русской интеллигенции интерес к истории древней Месопотамии, говорит лишь один факт. Известный поэт Николай Гумилев, трагически погибший в застенках ЧК, перевел на русский язык вавилонский (шумеро-аккадский) эпос о Гильгамеше (Гильгамеш. Вавилонский эпос / Изд. З.И. Гржебина. – СПб., 1919), а введение к этому изданию написал В.К. Шилейко. Вот как выглядит начало эпоса в поэтическом переводе Николая Гумилева: