Шрифт:
Дети спасут мир…
От автора
Начало мрачных девяностых – самый расцвет бандитской экономики в стране. Шла бурная приватизация и прихватизация предприятий, рейдерский захват частной собственности и государственной. Оборотистые коммерсы баснословно богатели. Окрестности Тверского бульвара в центре столицы обживали бомжи всех мастей, попрошайки и малолетние беспризорники с ближних и дальних провинций.
Бывший Союз Советских развалился. Обломки империи расплылись, взяли курс на Европу с оглядкой и поклонами в сторону американского дяди Сэма. Полезных ископаемых
Технический прогресс лавиной хлынул из-за бугра, унося отечественные достижения в небытие. Модемы стрекотали стаями сверчков. Железные ящики четыреста восемьдесят шестых «писюков» трещали от перегрузок. Флэшки в несколько сотен мегабайт продавались на радиорынке в Митино в яркой коробочке, с крышкой с магнитными замками и считались вполне приличным подарком к Новому году. Мобильные телефоны были редкостью, стремительно преображались от чемодана с клавиатурой и телефонной трубкой стационарного аппарата, до «Сони-эриксона» размером с ладонь и «раскладушки Сони» со спичечную коробку.
Английский сленг с лёгкостью приживался у «продвинутой» молодёжи, повёрнутой на всём западном, от оригинальных джинсов «Леви Страус» до наручных часов «Ролекс», которые являли собой несомненное финансовое благополучие владельца.
Ещё не было засасывающего, общедоступного интернета, соцсетей, чатов, ботов, мессенджеров, «планшетников», мобильных с сенсорным экраном, яркого мусора из смайликов с «лайками», примитивных рожиц, заменяющих живое общение и эпистолярный жанр письма.
Понятие «мэтч» прижилось не сразу даже среди молодняка от «новых русских», учившегося в престижных колледжах Запада и Заокеана, наезжавшего на Родину только на каникулы, и отражало собой нечто романтическое, но чужеродное. Хотя необыкновенных совпадений на девяностые хватало с лихвой, когда чувства людей оказывались искренними и взаимными в чуткой атмосфере всеобщего грабежа и нищеты.
Прилизанный юноша из «начинающих мажоров» мог похвастать знанием английского и прошептать на ушко возлюбленной на просмотре американского боевика в домашнем кинотеатре папаши-бизнесмена:
– It’s a match!
Девочка скромно опускала глазки, рдела от волнения, хотя могла и не знать, что означает сие выражение, молчаливым согласием поощряя избранника на самые откровенные действия.
Свобода заполоняла страну во всех её высоких и низменных понятиях. Коррупция и бандитский беспредел процветали.
Но было всё-таки место искренним чувства, переживаниям и волнениям.
Особенно на традиционный праздник всех времён и народов – Новый год,
когда ждали подарков и чудес, все – от мала до велика.
Бедная Сэра и другие
Ранним вечером город расцвел праздничной иллюминацией. Гирлянды на елках, цепочки разноцветных светящихся огней на домах, ресторанах.
На бульваре, вдали от пересечения с улицей между машинами, что замерли перед светофором перекрёстка, бродили замерзшие дети: девочка с прозвищем Сэра в старушечьем одеянии, повязанная под горло тёплым, драным платком, и длинноволосый мальчуган по прозвищу Киса в треухе, в грязном строительном ватнике поверх серого пальто. У мальчугана на носу красовались круглые очочки без стекол. Дети бродили среди пара и выхлопных газов, что выдыхали на морозе автомобили, застрявшие в пробке. Беспризорники стучали в оконца водителей, предлагали новогодние календарики и красные колпачки Санта Клауса.
Среди недовольного рычания двигателей автомобилей, послышались дикие вопли, свист, крики подростков, накатывающих чёрной лавиной среди вереницы машин.
– Девку!.. девку хватай!
Мальчугана за шиворот схватил высокий подросток в спортивной куртке. Но пацанчик в очках ловко вывернулся, выскользнул из ватника, сноровисто и нагло успел боднуть головой в подбородок «спортсмена» и убежать в подворотню.
– Пацана держи! – завопил злющий «спортсмен», сплюнул окровавленную слюну в грязное месиво снега на бульваре, отшвырнул ватник, что остался в его руке.
Девочка Сэра догнала во проходных дворах мальчугана, удержала его за рукав пальто, утащила в ближайший переулок. Вдвоем они стремглав унеслись в сторону Арбата.
Ватага подростков, выдыхая сизый морозный пар, как лошади на скачках, пробежала между машинами, бросилась за беглецами в погоню.
Синим вечером сквозь лобовое стекло машины из салона было видно, как по освещенной, местами очищенной от снега, аллее вдоль жилого дома «сталинской» постройки брёл на лыжах роскошный белобородый Дед Мороз в красном кафтане с мешком за спиной, раскланивался с прохожими.
В салоне грузопассажирской «газели» маячили тёмные силуэты трёх парней, бандитской наружности, наблюдающих за Дедом. Водитель Микола из Украины и его напарник Сашок из Сибири, разговаривали на повышенных тонах, перекрикивая грохочущую в салоне музыку:
– Он?! – громко спросил Микола, кивнул в сторону Деда Мороза.
– Он, собака, – подтвердил Сашок.
– Где собака?! – перекрикивая музыку, из-за их спин вылез ближе к лобовому стеклу третий напарник. – Мика, сделай тише это бухалово! Орать невозможно!
– Какая Мика?! – возмутился Микола. – Микола и – точка!
– Ладно, не бухти! – прохрипел третий.
– Че на лыжах-то по асфальту прётся? – удивился Сашок. – Не скользко! Снега-то мало!
– Прикалывается, – ухмыльнулся Микола, уменьшил громкость магнитолы.
– Почему собака-то? – переспросил третий мрачных пассажир «Газели».
– Собака? А!.. Да просто…
– Что – просто? – тупил третий.
– Просто и просто! – занервничал Сашок. – Бабка моя гусей называет свиньями, если нагадят или щипаются! Телушку – барыней. Любит всех своих домашних, потому что… Любит! А каждый третий сосед у неё – собака. Усёк?!
– Нет! – вредничал третий.
– Замотаешься ждать, этого Клауса! Шастает туда-сюда! Праздник на дворе чи шо? Новий год! – возмутился Микола. – Задубеешь тут з вами! Собака он и есть собака, этот Клаус поганий. Засели б на чердаке, да грохнули банкирца з оптики! И – всего делов! Сиди тут, жди… Чё за дурнии придумки, Сашок?!
– Микола, ты – западенец, чи шо? – мрачно спросил третий.
– А чиво те?
– Та злой, как западенец!
– Ни злой. Змерзнул слегка.
– А где родився? – передразнивал, утрировал украинский язык третий, мрачный тип, который специально прятался в тени салона, чтоб не светиться перед прохожими.