Шутка мертвого капитана
Шрифт:
— Не хочешь же ты сказать, что отец Франциск поджег форт? — недоверчиво спросил Дамиан. — А гарнизон? А чертовы голландцы, прости меня, Господи?!
— С отцом Франциском двое наших было, — деловито сообщил Портеро. — Ну а кроме того… Есть у меня одна мысль насчет этого… Давайте вперед пройдем, святой отец! Только теперь нам с вами осторожнее быть нужно. Вы уж посередке ступайте, а мы с Хуаном вас защитим в случае чего…
— Господь — защита моя и прибежище мое, — подобающим образом высказался на это Дамиан. — Однако пойдемте. Это очень важно, что вы сказали. Если отец Франциск там, мы должны быть рядом с ним. А если там действительно идет бой, тем паче мы должны поспешить ему на помощь! Вперед!
Песчаная коса сворачивала вправо, но, чтобы попасть к пожару, путникам пришлось
— Людишек у них пока немного, — объяснял он на ходу, все более входя во вкус. — Дюжин пять всякого сброда и рота солдат. Заправляет всем Ван Золленгер, жирная свинья!.. Говорят, в Роттердаме у него с полдюжены доходных домов да несколько мельниц и маслобоен на окраине. Но ему все мало! Хочет здесь обосноваться — торговлю невольниками наладить. Дело выгодное… Только нашла у него тут коса на камень, — в голосе проводника послышалось нескрываемое злорадство. — Ну это мы сейчас проверим, правильно я думаю или нет… Только вы, падре, держите ухо востро, а если я скажу — сразу кидайтесь на землю да прикрывайте голову руками. Хоть в грязь, хоть в муравейник — все равно!
«Мнится мне, что они все здесь чего-то недоговаривают! — с неудовольствием подумал Дамиан. — Отец Жан меня об этом не предупредил. Может быть, так ему казалось разумнее, но ведь мне доверена важная информация… Неприятно, когда ты представления не имеешь о том, что вокруг известно всем. Ладно, потерпи, отец Дамиан, сейчас многое разъяснится…»
Сквозь пелену запахов преющей зелени и цветочных ароматов донесся удушающий смрад гари. Он вползал под кроны деревьев, саднил горло, от него слезились глаза. Горели не только стены форта — отец Дамиан явственно различил запашок паленого мяса и пороха и на всякий случай осенил себя крестным знамением. Спутники его жадно втягивали ноздрями знакомые ароматы войны, как будто даже повеселев и прибавив шагу. Коадьютор уже едва за ними поспевал.
Лес внезапно закончился. В неверном свете надвигающегося вечера перед отцом Дамианом открылась поразительная картина. Перед ним раскинула лазурные воды небольшая бухта, охваченная в бархатное кольцо изумрудной зеленью и золотисто-белой лентой песка, на который заходящее солнце уже отбрасывало голубоватые тени. Там, где воды великой реки смешивались с океанской, клубился желтый песок. На границе гилеи и песчаной косы возвышался срубленный из твердого гваякумова дерева форт — несколько приземистых строений с покатыми крышами, напоминающих склады, которые были окружены частоколом из заостренных стволов высохшего бамбука, вбитых макушками в песок. Форт горел.
Легкий пассат нес в глубь побережья черный смоляной дым. В двух кабельтовых на волнах лениво покачивался флейт, на клотике которого трепыхался флаг Голландских штатов, а матросы, стоя на реях, спешно разворачивали паруса. Большая шлюпка, набитая людьми, изо всех сил летела к судну, едва не черпая воду бортами и поднимая веслами брызги. Ворота форта были распахнуты настежь, а одна из окованных железом створок со скрипом качалась туда-сюда, сорванная с петель то ли мощным ударом, то ли взрывом. Вокруг на песке до самой полосы прибоя валялись в разных позах десятки раненых и мертвецов. Еще дюжина человек сошлись в ближнем бою: они разбились на несколько групп и сражались с упорством людей, которым уже нечего терять. Дамиан с удивлением обнаружил, что, кроме европейцев, в схватке с большим энтузиазмом принимают участие темнокожие и почти нагие дикари — на выпады солдат, вооруженных саблями и пиками, они отвечали ударами каких-то суковатых дубинок и копий. Возможно, это примитивное оружие и не могло соперничать с закаленной сталью, но прямо на глазах отца Дамиана одна такая дубинка размозжила череп зазевавшемуся голландцу, который не позаботился защитить свою бедную голову стальным шлемом.
И все-таки натиск дикарей вряд ли увенчался бы победой, если бы ими не руководил белый человек в сверкающем в последних лучах солнца шлеме и стальной кирасе.
Над ухом Дамиана раздался торжествующий вопль Портеро:
— Слава падре Франциску! Слава Господу нашему Иисусу! Вперед, ребята! Поможем праведному делу! Навались!
В этом крике было столько лихого азарта, что даже отец Дамиан не выдержал — выхватил из-за пазухи свой кинжал и, путаясь в рясе, вприпрыжку помчался вслед за Мигелем и Хуаном, которые, обнажив кривые сабли, неслись на помощь человеку в шлеме.
Голландцы, брошенные своими товарищами, разом обернулись в их сторону. Хотя из зарослей на помощь врагам бежало всего три человека, для них это было новым ударом. Отступать было некуда: за спиной было море, впереди — пылающий форт и дикари, подбадриваемые испанцами. Полные отчаянной решимости, голландцы сплотились и удвоили сопротивление. Им удалось оттеснить к лесу с десяток озверелых дикарей, которые, потеряв нескольких соплеменников, завыли и заорали как черти и принялись потрясать копьями с бунчуками из пальмовых волокон и яростно размахивать своими утыканными острыми раковинами дубинками.
Отец Дамиан решил помочь дикарям и, размахивая кинжалом, резво побежал наперерез голландским солдатам, которые теснили дикарей к лесу. Ему даже в голову не пришло, что он практически безоружен, не умеет драться и ко всему прочему остался один, потому что Мигель Портеро и Хуан направились совсем в другую сторону, а именно туда, где сражался как паладин воин в кирасе и сверкающем шлеме.
Но Дамиана, сына воина и потомственного дворянина, подхватила и понесла стихия боя. Годы упражнений и умерщвления страстей пошли прахом.
Опьяненный безумным порывом, он был уверен, что обратит противника в бегство одним своим видом, и бесстрашно мчался прямо на начавших уставать голландцев. Клубы едкого дыма неслись ему в лицо, рассыпаясь искрами и пеплом, подол подрясника путался в ногах, они утопали в песке, но, открыв рот, он, захлебываясь, кричал: «Ура!» Голландцы краем глаза заметили бегущего к ним падре, и в их взглядах мелькнуло удивление: зрелище было не из рядовых.
Но тут произошло что-то совершенно непредсказуемое. Полет берсерка был грубо прерван. Внезапно на него красным смерчем налетели размалеванные глиной дикари, сбили с ног, повалили на песок и с воплями и криками вырвали из рук кинжал — Бог милостив, хоть не огрели дубиной по темечку. «Но мне рассказывали, — думал Дамиан, валяясь на песке и ощущая тычки и уколы копий под ребра, — что краснокожие не убивали своих пленнников, потому что… их обычно съедали!» Эта мысль не на шутку встревожила низвергнутого коадьютора, потому что индейцы, повалив его, обезоружив и едва не затоптав в песок, принялись буквально сдирать с него одежду. Ужас от такой нелепой смерти сменился горькими сожалениями, что не сумел он выполнить доверенную ему важную миссию. Сопротивляться у него не было сил. Оставалось только молиться, но и помолиться не успел отец Дамиан. «Смерть без покаяния есть акт… — безнадежно мелькнуло в его голове напоследок. — Акт…»
В себя отец Дамиан пришел с трудом и не сразу осознал, на каком свете он находится. Вокруг все так же царили дым и смрад, сыпались искры и летел жирный пепел, а горячий воздух с трудом проникал в легкие, вызывая кашель. Примерно так Дамиан и представлял себе преисподнюю. Поблизости даже виднелись демоны — красные и отвратительные. Но над отцом Дамианом склонялся отнюдь не сатана, не дух лукавый, а светлолицый воин в сверкающих доспехах. «Архангел Михаил… — подумал Дамиан и тихо улыбнулся. — Отбили меня, значит, у бесов Небесные Ангелы. А я, глупец, еще в них не верил…»