Шутка
Шрифт:
Борис Романовский
ШУТКА
– По-моему, они относятся к нам, как к детям!
– сказал Ричард Квембе, талантливый молодой астрофизик из Конго.
Он полулежал в кресле, лениво перекатывая во рту орех колы. В баре собрался организационный комитет по торжественному открытию крупнейшей в Африке обсерватории.
Теперь, когда гости разъехались, шел естественный обмен впечатлениями. Встречи с коллегами всего мира взволновали молодых астрономов.
– Почему вы так считаете?
– спросил огромный нигериец, доктор Джезеф Нголо, выпуская
– повторил он вопрос.
– Не знаю,- ответил астрофизик.- На других международных конгрессах они вели себя как-то не так. Не могу сказать, чем их поведение отличалось от обычного, но отличалось сильно.
– А по-мстему, они были чертовски милы,- проворчал великан. Его лицо, освещенное лампой, блестело.
– Они вели себя, как братья! Вот мое мнение!
– Верно, как братья. Старшие братья! Старшие!
– вступил в беседу сенегалец, доктор Мухаммед ибн Рафик. Сухощавый, всегда изысканно одетый и всегда такой спокойный, он сегодня необычайно возбужден.
– Ну почему? Они считаются с нами. Они неплохо знают основные работы ученых нашего континента в области астрономии,- не сдавался Нголо.Вспомните немца! Он полчаса перечислял труды африканских ученых. А речь англичанина? Он же искренне был рад за нас. А французы, американцы... Нет, я не понимаю ваших претензий.
– Я могу сказать, чем отличалось их поведение от обычного,раздалось у стойки. Там, обвив длинными ногами высокий табурет, возвышался над всеми египтянин, доктор Абдаллах Риаф.
Все обернулись к нему.
– Они не острили! Понимаете? На всех конгрессах, конференциях, встречах они острят. Нет такого ученого, который в самом серьезном докладе не пошутил хотя бы раз. А к нам они отнеслись с повышенной серьезностью.
– Мы сами виноваты в этом,- сказал ибн Рафик.
– Мы сами никогда не острим. Мы слишком серьезны! Подобие подростков в компании взрослых. И они чувствуют это.
– Так давайте острить!
– воскликнул нигериец и захохотал вулканическим смехом.
– Предлагаю шутку,- сказал ибн Рафик,- точнее, хороший розыгрыш. Вполне в их традиции.
Все сгрудились вокруг стола.
– Диктор Риаф открыл в районе Альфы Центавра планетку, которая идеально отражает радиоволны. Об этом открытии никто, кроме нас, пока не знает. Ведь так?
– обратился он к египтянину.
Доктор Риаф кивнул.
– Если доктор Риаф не возражает,- продолжал ибн Рафик,- я использую его открытие через два года.
Доктор Риаф опять кивнул.
– Когда он должен состояться, Лондонский конгресс, на который мы получили приглашение?
– Примерно через два года,- прогрохотал нигериец.
– Через два года и восемь дней,- поправил его Квембе.
– Вот-вот. Сигнал до альфы Центавра и обратно тоже идет два года. Правильно?
– обернулся ибн Рафик к доктору Риафу.
– Два года с часами.
– Великолепно! Примем поправку на часы. Теперь понятна суть?
–
– Да бросьте вы, Нголо! Через семь дней и несколько часов мы посылаем на альфу Центавра радиограмму, зашифрованную простеньким цифровым кодом. А через два года англичане получают ее на конгрессе в присутствии всех мировых светил! Представьте себе, из глубины космоса приходит радиограмма..
– "Срочно присылайте бочку эля",- продиктовал нигериец и захохотал.
– Нет,- остановил его холодный голос доктора Риафа,никаких подробностей. Никаких шуток. Текст должен отличаться особым шиком и универсальностью.
– Верно,- согласился Квембе.
– Текст должен быть следующим,- продолжил доктор Риаф."Просим выслать вашего представителя на всепланетный - понимаете, всепланетный!
– на всепланетный конгресс астрономов". И подпись: Гум-Гум.
– Не Гум-Гум, а Бум-Бум!
– под смех присутствующих поправил Нголо.
– И пусть они получат эту радиограмму к концу конгресса. На сладкое.
– Ни в коем случае!
– от возбуждения доктор Риаф даже встал с места.На второй день конгресса! Сразу на второй день. Самое интересное начнется именно в этот день, когда они станут выдвигать представителя на всепланетный конгресс. Это будет мировая склока!
Бурный хохот завершил последнее заседание оргкомитета.
Доклад всемирно известного английского ученого, доктора Джона К.Смита подошел к середине. Докладчик уже собрался произнести заранее отшлифованную с женой и старшим сыном чисто научную остроту, когда в конференц-зал ворвались два человека: директор обсерватории, доктор Мортимер Хавдей и, как выяснилось, молодой астроном Генри Шугахед.
– Простите, сэр, - взволнованно обратился доктор Хавдейк доктору Смиту, - чрезвычайное происшествие, сэр. Иначе я не осмелился бы прервать ваш доклад. Джентльмены!
– обратился он к залу.
– Из системы альфа Центавра поступали упорядоченные сигналы довольно большой мощности. Очень чистые. Это похоже на радиограмму, джентльмены! Радиограмма, осмелюсь ее так назвать, повторилась трижды. Мы записали ее.
В зале поднялся невообразимый шум. Это, скорее, напоминало конец урока в американском колледже, чем международный конгресс маститых ученых.
Представители африканского континента переглянулись между собой. Нголо не выдержал и страшно захохотал.
Ричард Квембе наступил ему на ногу, гигант сразу умолк. К счастью, в суматохе никто не заметил этого инцидента.
Взволнованные участники конгресса собрались возле пульта электронно-вычислительной машины.
Растерявшиеся математики-лингвисты, путая клавиши управления, наконец заложили перфоленту в машину.
Десять минут ожидания, и печатающее устройство машины выпустило узкую полоску бумаги с расшифрованным текстом радиограммы "Тронуты вашим вниманием. Представитель альфа Центавра прибывает через три дня после получения вами радиограммы Просим обеспечить сигнализацию для посадки в районе полюса.