Шутки в сторону
Шрифт:
На кухню вошла Светлана Сергеевна. Ее длинный махровый халат бежевого цвета был небрежно запахнут, прическа скособочилась.
– Ты все еще тут крутишься?! Каждое утор ты пасешься на кухне, как отбившийся от стада носорог. Ты же мне тут мешаешь. Мне надо Васеньке завтрак приготовить.
Василий Петрович злобно зыркнул очами. Его кот Василий – серый гневно зашипел и вздыбил шерсть. Какой – то нехороший ком подкатывал к горлу Василия Петровича. Он завелся с полуоборота:
– Да пропади он пропадом, это твой паршивый кошан! Я себе с утра кофе сварить не могу! Тебе этот безмозглый зверюган дороже мужа!
– Да, дороже, – холодно парировала Светлана Сергеевна. – А твой сволочной кот вообще кретин из кретинов! Я его отравлю крысиным ядом!
– Дура, – застонал Василий Петрович. – Если ты посмеешь… Если у тебя поднимется рука… Я за себя не отвечаю!
– Уйди! Сгинь с моих глаз! – заголосила Светлана Сергеевна, взяв в руку суповую тарелку. – Не действуй мне на нервы!
– Дай мне хотя бы кофе сварить! – орал Василий Петрович, вскочив с табуретки. Его кот воинственно соскочил с рук.
На пол полетела тарелка, за ней вторая. И тут, словно откликаясь на зов о помощи, в кухонное пространство ворвался Василий – черный. Его шерсть торчала дыбом, хвост трубой. Увидев Василия – серого, он ощерился и рванул в бой. Василий – серый, изогнув спину дугой, дико шипя, вцепился когтями в Василия – черного.
Что тут началось! Коты сражались как Пересвет с Челубеем на Куликовом поле! Шерсть клоками летала по кухне! Крики, визги, шипение и отборная нецензурная брань! Светлана Сергеевна, озверев, таскала Василия Петровича по кухне за жалкие остатки шевелюры. Обороняясь. Он кулаками молотил ее по спине.
Куликовское побоище! Война миров! Армагеддон!
– Дура! Истеричка! Плебейка! – орал Василий Петрович, насилу вырвавшись из рук супруги. Он подхватил на руки Василия – серого и успел дать увесистого пинка его противнику. – За какие – то полгода сумасшедшей семейной жизни с тобой я превратился в неврастеника! Ты меня со своим дебильным котом преждевременно в могилу сведешь! – и он стремглав выскочил из кухни, хватаясь за сердце.
– Туда тебе и дорога! – донеслось вослед.
«Ну, надо же быть такой стервою! – недоумевал Василий Петрович: «Я задушу ее гадкого кота! Хотя бы ради мести. За порушенные надежды! За несбывшиеся мечты! Дурак! Самый настоящий дурак! Зачем я женился на этой фурии, на этой неврастеничке! Я то наивный думал: идиллия, эдем, лепота… Тьфу ты, да пропади оно все пропадом!
Василий Петрович наспех оделся, схватил Василия – серого под мышку и на прощанье так грохнул входной дверью, что гул страшный пронесся по подъезду.
Неистовых рыданий Светланы Сергеевны он, конечно, не слышал.
Василий Петрович горевал. И вряд ли в этом стоит усматривать что – то удивительное. Мало ли о чем может горевать вполне сформировавшийся и относительно обеспеченный мужчина, когда ему уже за пятьдесят, когда уже и одышка замучила, и тахикардия по вечерам, и печень то и дело пошаливает.
– Понимаете, я человек, в общем, то счастливый, – сурово хмурясь, говорил Василий Петрович, разливая по стаканам дешевое вино.
В душной забегаловке рядом с ним за столиком сидел мужичонка с внешностью явно опустившегося индивидуума, и, казалось, внимательно слушал Василия Петровича, подперев небритую щеку немытым кулаком.
– В сущности ведь у меня все есть: двухкомнатная квартира, дача, зарплата, замечательная жена. А у вас есть жена?
– Угу, – промычал небритый мужичонка, медленно протянув свободную руку к стакану.
– Тогда мне вам вряд ли стоит объяснять все прелести супружеской жизни. Все же это замечательно, когда вы просыпаетесь рано утром, сладко потягиваетесь в постели, а жена уже воркует на кухне, готовит крепкий кофе, бутерброды. Вы, верно, тоже любите крепкий кофе с бутербродами по утрам?
– Угу, согласился мужичонка и медленно, давясь, с мученическим лицом опорожнил стакан вина.
– Ведь после бодрого завтрака хочется бежать на службу и работать, работать, работать. Вы ведь, очевидно, тоже где – то служите?
– В натуре.
– Где, где?
Но мужичонка только безразлично махнул рукой и по его жесту Василий Петрович понял, что его новый знакомый работает где – то рядом, возможно, за углом этой забегаловки.
– А как приятно возвращаться после работы домой в уютное семейное гнездышко. Как приятно осознавать, что дома тебя с нетерпением ждет твоя дражайшая половина. Что ужин уже готов, а ванная уже наполнена теплой водой. И в воду заботливо добавлена ароматная хвойная пенка. Вы любите хвойную пенку?
– Угу. Да – ай, земеля, еще па – а чуть – чуть.
Василий Петрович наполнил вином замусоленные стаканы и по – братски поделил кусочек ржаного хлеба.
– А как замечательно проводить семейные вечера у телевизора! Особенно в выходные и праздничные дни. У вас имеется дома телевизор?
Но мужичонка уже не мог совладать с накатившей на него хмельной дремой. Он ухватил стакан нетвердой рукой, мучительно донес его до обветренных, покрытых коростой губ и медленно, жутко морщась, выпил вино до дна неровными нервными глотками. Затем глаза его закатились, руки провисли, стакан выпал, а сам он неуклюже сполз по стулу, уткнувшись лицом в грязный стол.
Василий Петрович еще долго описывал своему случайному собутыльнику все безусловные прелести и преимущества семейного образа жизни, допивая скверное вино, часто восклицая при этом: «Идиллия! Эдем! Лепота!»
В полночь, когда питейное заведение объявили закрытым, какой – то молодой и дерзкий ухарь подхватил Василия Петровича под микитки и потащил его к выходу. По пути он ловко обчистил его карманы.
На улице было прохладно и сыро. Фонари и звезды блекло мерцали где – то вдалеке. Но ничего этого Василий Петрович, изрядно захмелевший, не замечал. Даже трамвайных путей, находящихся в опасной близости к забегаловке.