Шутник (Сборник о роботах)
Шрифт:
— Ваши предположения к делу не относятся! — остановил его защитник. — Ваш коллега доктор Бейкер по крайней мере однажды видел гранки последней части. Помните, вы сами рассказали об этом эпизоде?
— Да, сэр. Он сказал мне, что видел всего один лист и что в этом листе робот заменил одно слово другим.
— Не кажется ли вам странным, сэр, — вновь прервал его защитник, — что после года непримиримой вражды к роботу, после того как вы голосовали против аренды робота, после того как вы категорически отказывались иметь с ним какое-либо дело, — не кажется ли вам несколько странным, сэр, что после
— Не вижу в этом ничего странного. Просто я решил, что могу, как и все прочие, воспользоваться услугами машины.
— И вы ни с того ни с сего вдруг прониклись таким доверием к роботу И-Зэт-27, что даже не удосужились просмотреть после него собственные гранки?
— Я уже сказал вам, что… э-э… поверил пропаганде «Ю.С.Роботс».
— Настолько уверовали, что даже устроили разнос своему коллеге доктору Бейкеру за попытку проверить робота?
— Я не устраивал ему разноса. Просто я не хотел, чтобы он… э-э… попусту терял время. Тогда это казалось мне пустой тратой времени и я не придал особого значения замене слова… э-э…
— Я совершенно уверен, — с подчеркнутой иронией произнес защитник, — что вам посоветовали упомянуть об эпизоде с заменой слова, дабы это обстоятельство попало в протокол… — Предупреждая неминуемый протест обвинения, защитник оборвал фразу и изменил направление атаки. — Суть дела в том, что вы крайне рассердились на доктора Бейкера.
— Нет, сэр. Ничуть.
— Но вы не подарили ему свою книгу после ее выхода в свет.
— Простая забывчивость. Я и библиотеке не подарил ни одного экземпляра. Профессора славятся своей рассеянностью. — Нинхеймер позволил себе осторожно улыбнуться.
— А не кажется ли вам странным, что после более чем года безупречной работы робот И-Зэт-27 допустил ошибки именно в вашей книге? В книге, написанной вами, непримиримым врагом роботов?
— Моя книга была первым сколько-нибудь значительным трудом о людях, с которым он столкнулся. Тут-то и вступили в действие Три закона роботехники.
— Вот уже несколько раз, доктор Нинхеймер, — сказал защитник, — вы пытались создать впечатление, будто являетесь специалистом в области роботехники. Бесспорно, что вы вдруг весьма заинтересовались роботехникой и даже брали в библиотеке книги по этому предмету. Вы сами упомянули об этом, не так ли?
— Всего одну книгу, сэр. Поступок, который мне кажется следствием… э-э… вполне естественного любопытства.
— И эта книга позволила вам объяснить, почему робот исказил — как вы утверждаете — вашу монографию?
— Да, сэр.
— Чрезвычайно удобное объяснение. А вы уверены, что ваш интерес к роботехнике не был вызван стремлением использовать робота в своих тайных целях?
— Разумеется нет, сэр! — Нинхеймер побагровел.
Защитник повысил голос:
— Иными словами, уверены ли вы, что этих, будто бы искаженных абзацев не было в вашей первоначальной рукописи?
Социолог приподнялся в кресле.
— Это… э-э-э… э-э-э… просто нелепо! У меня есть гранки…
От негодования он был не в силах продолжать, и представитель обвинения, поднявшись с места, вкрадчиво обратился к судье:
— Ваша честь, с вашего позволения я намереваюсь представить в качестве вещественного
— В этом нет нужды, — нетерпеливо отмахнулся защитник. — Мой уважаемый оппонент может представить эти гранки в любое удобное для него время. Я нисколько не сомневаюсь, что в них будут обнаружены противоречия, о которых говорил истец. Мне бы, однако, хотелось узнать у свидетеля, нет ли у него заодно экземпляра гранок, принадлежавшего доктору Бейкеру?
— Гранки доктора Бейкера? — нахмурившись, переспросил Нинхеймер. Он все еще плохо владел собой.
— Именно так, профессор! Меня интересуют гранки доктора Бейкера. Вы сказали, что доктор Бейкер получил от издательства отдельный экземпляр гранок. Я могу попросить секретаря зачитать ваши показания, коль скоро вы стали страдать избирательной потерей памяти. Или это просто характерная профессорская рассеянность, как вы изволили выразиться?
— Я помню о гранках доктора Бейкера, — ответил Нинхеймер. — После того как работу передали корректурной машине, необходимость в них отпала…
— И вы их сожгли?
— Нет. Я выбросил их в корзинку для бумаг.
— Выбросили, сожгли — не все ли равно? Суть в том, что вы от них избавились.
— Это не имеет отношения к делу, — вяло возразил Нинхеймер.
— Не имеет отношения? — загремел защитник. — Абсолютно никакого, если не считать того обстоятельства, что теперь уже невозможно проверить, не воспользовались ли вы неправлеными листами из экземпляра доктора Бейкера, чтобы заменить выправленные листы в вашем собственном экземпляре, те самые листы, которые вы намеренно исказили, чтобы свалить вину на робота…
Обвинение яростно запротестовало. Судья Шейн перегнулся через стол, изо всех сил пытаясь выразить на своем добродушном лице овладевшее им негодование.
— Можете ли вы, господин адвокат, привести доказательства, подтверждающие ваше поистине странное заявление? — спросил он.
— У меня нет прямых доказательств, ваша честь, — спокойно ответил защитник. — Но я хочу указать на неожиданное превращение истца из противника роботов в их сторонника, на его внезапный интерес к роботехнике, на то обстоятельство, что он отказался от проверки гранок и не разрешил кому-либо их проверять, на тот, наконец, факт, что он намеренно утаил свою книгу после выхода ее из печати, — все это вместе взятое со всей очевидностью свидетельствует о том, что…
— Послушайте, сэр, — нетерпеливо прервал его судья, — здесь не место для изощренных логических построений. Истец не находится под судом. А вы не являетесь прокурором. Я категорически запрещаю подобные нападки на свидетеля и хочу заметить, что, решившись в отчаянии на подобный шаг, вы очень сильно ослабили свою позицию. Если у вас, господин адвокат, еще остались разрешенные законом вопросы, то вы можете задать их свидетелю. Но я запрещаю вам устраивать подобные спектакли в зале суда.
— У меня больше нет вопросов, ваша честь.