Схватка с черным драконом
Шрифт:
Очередное спецсообщение ГРУ Генштаба Красной Армии за № 138013 от 12 мая 1942 года. Первый раздел документа озаглавлен: «Подготовка Японии к войне против СССР». В разделе отмечалось, что, по агентурным данным, полученным ГРУ Генштаба, военные приготовления Японии против СССР не ослабевают. Информация поступала из разных источников. Советский военный атташе в Токио сообщал о дополнительной мобилизации в Японии. В феврале и марте было призвано 700 тысяч военнообязанных. Из них в Маньчжурию было направлено 63 тысячи человек, в Китай 40 тысяч и в район Южных морей 150 тысяч. Как видно из этих цифр, предпочтение было отдано южному направлению японской агрессии. Это косвенно подтверждалось и в самом спецсообщении. В нем отмечалось, что «по агентурным донесениям из различных источников и данным радиоперехвата, во второй половине марта и начале апреля группировка японских войск в районах Южных морей была усилена на пять пехотных дивизий, из них одна дивизия переброшена на Филиппины, две в Бирму и две
В первом пункте отмечалось, что японское командование продолжает качественное и количественное усиление Квантунской армии. По данным военной разведки, группировка японских войск в Маньчжурии в марте и апреле увеличилась на две моторизованные и одну пехотную дивизию. А во втором пункте говорилось о подготовке наступления совсем в другом месте: «В связи с неудачами англичан в Индийском океане и недостаточной готовностью Индии к обороне, создалась реальная возможность, что японцы предпримут решительные действия по захвату Индии». Вот такие выводы. И к войне с Советским Союзом готовятся, открывая новый фронт на Севере, и Индию не прочь захватить, открывая новый фронт в Индийском океане. В штабе военной разведки явно ошибались, приписывая империи несбыточные цели, не соответствовавшие ее скромным экономическим и военным возможностям.
И последний документ, имеющийся в распоряжении автора. Это спецсообщение ГРУ Генштаба за № 138561 от 20 июня 1942 года. Первый раздел документа с тем же названием: «Подготовка Японии к войне с Советским Союзом». Руководство военной разведки сообщало членам ГКО, что в течение мая и июня в ГРУ Генштаба поступило большое количество донесений от различных источников о намерении Японии напасть на СССР в течение лета 1942 года. При этом подчеркивалось, что значительная часть сообщений по этому вопросу исходит из американских, английских и китайских источников. Вполне понятно, что в этих странах очень хотели, чтобы Япония открыла новый фронт, так как это значительно ослабило бы накал борьбы в Бирме, Китае и на островах Южных морей. Но одновременно с этим сообщением в документе отмечалась встреча принца Такамацу, брата японского императора, с командующим Квантунской армией генералом Умедзу. По агентурным данным из Токио и Харбина, принц посетил Маньчжурию в период с 25 мая по 3 июня. Во время бесед с Умедзу он указал генералу на необходимость отложить нападение на Советский Союз до более благоприятного момента. Конечно, принц действовал не по собственной инициативе, и его указание было равносильно приказу, отданному самим императором. Естественно, что такая информация перечеркивала все сообщения о намерении Японии напасть на Советский Союз летом 1942-го. Поэтому в выводах спецсообщения, подписанного начальником ГРУ генерал-майором Панфиловым и военным комиссаром ГРУ бригкомиссаром Ильичевым, ничего не говорилось об угрозе нападения, а только отмечалось небольшое усиление Квантунской армии.
К каким выводам можно прийти, анализируя такие документы, как спецсообщения по Востоку? Какими источниками располагала на Дальнем Востоке военная разведка, кроме разгромленной группы «Рамзай»? В спецсообщении от 3 ноября говорится об агентурной информации, полученной из Шанхая, в спецсообщении от 5 ноября упоминается агентура Разведупра, связанная с английскими и японскими источниками, отмечается сообщение английского консула из Дайрена. В спецсообщении от 9 ноября говорится о донесении советского военного атташе в Токио и об информации, исходящей из немецкого источника, который довольно точно указал дату начала военных действий на Юге — середина декабря и отметил, что Япония начнет операции против Филиппин, к которым готовится флот и десантные войска. В спецсообщении от 16 декабря говорилось о документальном материале о подготовке военного нападения на СССР, полученном от японского источника. Эта трафаретная фраза «по агентурным данным, исходящим из японского источника» присутствует почти во всех спецсообщениях Разведупра за первую половину 1942 года. В документе от 31 января 1942 года отмечалось, что, по агентурным данным, исходящим из японских источников, на заседании японского кабинета в докладе начальника генштаба был изложен план войны против СССР. Очевидно, японский источник был весьма солидным, если сумел получить такую ценную информацию. В спецсообщении от 12 мая отмечались донесение военного атташе в Токио, донесения наших советников из Китая и агентурная информация из Токио, Харбина, Сеула и Дайрена.
Конечно, это не полная и отрывочная информация об источниках военной разведки на Дальнем Востоке. Но ясно одно. Агентурные источники были в Японии, Корее, Маньчжурии. Советники в Китае и сотрудники военного атташата в Токио работали с полной нагрузкой. И обширная территория маньчжурского плацдарма была под пристальным агентурным наблюдением. О том, что там происходило, т. е. о перемещении частей и их усилении, своевременно докладывалось Москве.
Автор ограничил рамки своего повествования периодом 1920 — 1930-х годов, доведя его до 7 декабря 1941 года, когда после нападения японского флота на Перл-Харбор Вторая мировая война началась в Азии и на просторах Тихого и Индийского океанов. Как разворачивались сражения тайного фронта после этой даты, как закончилась война для одной из воюющих сторон — японской разведки — тема уже другого исследования. В заключение хочу отметить, что все многочисленные выдержки из документов, без которых, к сожалению, нельзя было обойтись, взяты только из открытых документов, хранящихся в российских государственных архивах. Ведомственными архивами автор не пользовался.
Заключение
2 сентября 1945 года Вторая мировая война закончилась и на Тихом океане. На борту американского линкора «Миссури» был подписан акт о безоговорочной капитуляции последнего агрессора. На земле наступил мир, и надо было подводить итоги прошедшей войны. Одним из таких итогов было наказание японских военных преступников. Так же, как и в Германии, в Японии был создан Международный трибунал, и на скамье подсудимых очутились японские политики, дипломаты и, конечно, военные. Генералы, командовавшие фронтами и армиями и виновные в чудовищных военных преступлениях, предстали перед судьями одиннадцати стран, воевавших с Японией. И начался долгий двухгодичный судебный процесс. В начале 1948-го семь подсудимых были повешены, а остальные получили различные сроки тюремного заключения. Оправданных не было.
Но в Токио судили не только политиков, дипломатов и руководителей военного ведомства, готовивших войну на Тихом океане. Судили и могущественную японскую разведку, представители которой заняли место на скамье подсудимых. Такие ее представители, как генералы Доихара, Мацуи, Минами, Осима, Итагаки сидели на скамье подсудимых прочно и рассчитывать на снисхождение судей не могли, несмотря на все старания защиты. Генералы второго уровня: генерал-лейтенанты Канда Масатанэ и Янагито Гендзо сидели в советских лагерях для военнопленных и проходили на процессе как свидетели обвинения, подробно рассказывая о своей разведывательной деятельности. Во время скоротечной советско-японской войны в августе 1945-го были разгромлены опорные пункты японской разведки на континенте — японские военные миссии в различных городах Маньчжурии. Советской контрразведке достались богатые трофеи в виде сотрудников миссий и многочисленных документов. Можно не сомневаться, что на допросах из них вытряхнули всю информацию о японской агентуре и о разведывательной и диверсионной деятельности против Советского Союза. На какой-то период японская разведка прекратила свое существование на азиатском континенте.
Советское обвинение в Токио делало все возможное, чтобы деятельность обеих наших разведок на Дальнем Востоке не всплыла наружу и информация о них не попала в протоколы заседаний Трибунала. Если бы в те годы об этой деятельности стало бы известно то, что известно сейчас, то вполне возможно, что некоторые судьи по-другому отнеслись бы к различным обвинениям подсудимых. Но в первые послевоенные годы, когда разгорались первые сражения «холодной» войны, малейшие попытки защиты упомянуть фамилию советского разведчика Зорге, успешная работа которого в Японии уже не была тайной, встречали упорное сопротивление советского обвинения. Документ конгресса США о группе «Рамзай» был уже опубликован, и защитники некоторых подсудимых решили воспользоваться случаем и упомянуть о деятельности советской разведки в Японии.
Два дня, 28 и 29 января 1948 года, за свидетельским пультом Международного трибунала в Токио стоял свидетель обвинения подполковник Фриц фон Петерсдорф. Его разыскали в одном из лагерей немецких военнопленных в Советском Союзе и привезли в Токио для того, чтобы он дал показания о сотрудничестве военных ведомств Германии и Японии. В 1938 году он сменил майора Шолля на посту помощника военного атташе посольства Германии в Токио и оставался на этой должности до января 1943 года. Его основная задача — контакты с японским генштабом и получение от японских коллег политической, военной и экономической информации, в первую очередь о Советском Союзе. В начале 1943-го подполковника отозвали в Германию и отправили на Восточный фронт. Там он попал в плен и за него взялись сотрудники военной контрразведки. Война была окончена, Германия разгромлена, скрывать было нечего, и бывший офицер вермахта был предельно откровенен в своих показаниях, рассказывая советским офицерам и о сотрудничестве с японским генштабом по вопросам обмена разведывательной информацией, и о контактах с немецким журналистом Рихардом Зорге, которого он хорошо знал несколько лет. Из показаний вычеркнули все те места, где упоминалась фамилия советского разведчика, и они были оформлены в форме аффидевита, то есть показаний, данных под присягой. И после войны в Москве продолжали ту же линию поведения, что и в военные годы — «Этот человек нам неизвестен». Советское обвинение получило четкие указания: всеми силами препятствовать упоминанию на процессе фамилии Зорге. И это указание неукоснительно выполнялось советским обвинителем генералом Васильевым.