Схватка с Оборотнем
Шрифт:
— Я-то думаю, какая-то случайность тебя провалила…
— И в самый последний момент!
— Видимо, так, Андрей Иванович.
Они помолчали. Луганову понятно было, что Миронов непрерывно думает о своей неудаче с резидентом, казнит себя за промах, но какой?… Однако он ничем не мог утешить товарища.
— Значит, сегодня к Мехошину, — напомнил он и вышел из кабинета.
Теперь ему предстояло ехать в школу на окраине города, где работала Дорохова. Через сорок минут он уже разговаривал с директором и парторгом школы.
— Софья Васильевна — женщина своеобразная, — говорил директор, — она
— Она в партии? — спросил Луганов.
— Нет, — сказала женщина-парторг, — но все наши поручения всегда выполняет. И вообще, — она помедлила, потом подняла на майора глаза, — она суховатая такая, ни с кем не сходится, а в коллективе к ней хорошо относятся. И ребята ее все же любят. Она справедливая, понимаете? Ребята сразу видят, кто каков.
— А ее мужа вы знаете?
— Нет. Как-то она заболела, он звонил. Речь интеллигентная.
— Я раз их встретила около дома… Он такой поджарый, быстрый… Вообще-то она все-таки вещь в себе, наша Софья Васильевна, — засмеялась парторг, — ничего о ней не знаем…
— И даже того, что муж ее уже неделю назад пропал?
— Как? — изумился директор.
— Не может быть! — ахнула парторг. — Она нам ни слова…
— Ну и ну… — покачал головою директор. — Я не знаю, Роза Владиславовна, может, мы ей чем-нибудь по профсоюзной линии поможем?
— Нет, товарищи, — сказал Луганов, — раз Софья Васильевна никого из вас не посвятила, значит, были на то причины. Прошу вас держать наш разговор в тайне.
Что же это за человек, который может настолько замыкаться в себе? Теперь Софья Васильевна Дорохова интересовала Луганова как личность. Он знал, что в Крайске у нее живет сестра. Муж сестры работает на оборонном заводе конструктором, дочь учится в седьмом классе. Во Дворце пионеров в шахматном кружке девочка подружилась с Валеркой Бутенко. И Валерка, встреченный раз майором после кружка, восторженно рассказывал, какая замечательная Таня, и до чего много знает всяких дебютов, даже ребята в кружке пасуют перед ней, когда Таня садится за шахматный столик.
Луганов решил поговорить с сестрой Софьи Васильевны. Сначала он собрал о ней сведения. Это была пожилая женщина, спокойная по характеру, честная, занятая всецело семьей. Он решил не волновать ее вызовом в управление, а поехать к ней. В этом был риск. Если Дорохова связана с резидентом, а сестра сообщит ей о их разговоре, то резидент узнает, что охота за ним продолжается, но, с другой стороны, он и не мог думать иначе.
Луганов приехал к Семичевым — это была фамилия мужа Марии Васильевны — в одиннадцать утра. Муж был на работе, а дочь — в школе, и можно было поговорить наедине.
Ему открыла дверь высокая, начинающая седеть женщина в фартуке, с утомленным милым лицом, которое сразу внушило ему доверие.
Он представился и попросил разрешения поговорить с ней по важному делу.
Мария Васильевна сняла фартук, пригласила его в столовую, и тут, усевшись в низкие кресла, они разговорились.
— Соня с детства такая, — рассказывала Мария Васильевна, — у нее тяжело сложились отношения с матерью. Мать наша — актриса, вышла замуж после революции за инженера; отец был человек, занятый своим делом, мать скучала, у нее в скитаниях в Гражданскую войну совершенно испортились нервы. Соня — старшая, она и приняла на себя всю силу первоначальной материнской любви, а потом и раздражения, даже истерики. Мать перед войной попала в сумасшедший дом, там и умерла. Соня в войну тоже натерпелась. Она училась в Крайске, когда пришли немцы…
— Она не эвакуировалась? — не удержался от вопроса Луганов.
— Нет, не эвакуировалась. — Мария Васильевна посмотрела на него с каким-то новым выражением. — В анкетах это написано.
Он опустил голову. «Вот идиот! — выругал он себя. — Не надо было задавать этого вопроса».
— Я тоже была здесь при немцах, — сказала Мария Васильевна, — мы с сестрой жили вместе. Трудно приходилось. Собирали на брошенных огородах картошку, торговали мамиными вещами. Отец умер на наших глазах. В сорок третьем году удалось связаться с подпольщиками. У нас иногда прятались люди из леса. Соня делала для них все, что могла. Раза два относила в лес какие-то важные донесения. Люди, которые об этом знают, еще живы. Можете спросить у Валюшенко — он работает в облисполкоме в плановой комиссии…
— Там, где работал муж Софьи Васильевны?
— Да. Это через Валюшенко он туда и устроился. А что?
— Да нет, ничего. А вам Софья Васильевна сказала об исчезновении мужа?
— Да.
— Была очень расстроена?
— Да. Очень. Я чувствую, ваши вопросы имеют какую-то цель, но не понимаю какую. Может, лучше спросить прямо?
Луганов смутился. Бывают же такие характеры: с ними можно говорить только без обиняков, от остального их коробит.
— Мария Васильевна, — сказал он, — ни при каких обстоятельствах не говорите Софье Васильевне о нашем разговоре.
— Я и не скажу, Соню это расстроит. А ей сейчас нельзя нервничать.
— Тогда вот что. Расскажите о ее муже.
Мария Васильевна снова оценивающе посмотрела на Луганова.
— Видите ли, — сказала она задумчиво, — я о нем ничего не знаю. Не знаю даже, как она с ним познакомилась. Соня ни с кем не делится. Со мной она тоже за последнее время редко была откровенна. Что я могу о нем сказать?… — Она умолкла и внимательно посмотрела на Луганова. — Человек неплохой, к Соне относился неплохо. Жили они, насколько я понимаю, дружно… Вот и все. У нас они бывали раз в два года, не чаще. Характер у него трудноватый… А в общем, обыкновенный человек, каких тысячи.
В том, что Мария Васильевна говорила правду, Луганов не сомневался. Однако после разговора с ней он все-таки связался с председателем плановой комиссии при облисполкоме, старым партизаном Валюшенко, и выяснил, что Софья Васильевна действительно укрывала вместе с сестрой партизан и выполняла несколько раз опасные поручения.
Софью Васильевну вызвали в милицию. Капитан милиции попросил ее сесть.
— Софья Васильевна, — начал он, дождавшись, пока она сядет, — я вас вызвал вот зачем. Почти неделя прошла, как вашего мужа нет на работе. Никаких тревожных мыслей вам на этот счет не приходило?