Схватка
Шрифт:
— Не мучь себя! Отдохни от войны! — умоляла его Алеся, но Кмитич качал головой:
— О, нет, любая моя, Алесенька! Если хочешь, чтобы я живым вернулся, то расслабляться здесь мне никак нельзя. Меня там ждет серьезный соперник, отчаянный дуэлянт.
— Кто? — большие глаза пани Биллевич-Кмитич стали еще больше от страха и удивления.
— Князь Хованский, — улыбнувшись отвечал ее муж, — противник суровый и злой! Вызвал меня на дуэль со всей своей армией. Ну, что ж, будет теперь ему поединок!..
Глава 4. Война и любовь
Зима какой бы снежной ни была, но при первых лучах мартовского солнца дрогнула, скукожилась и быстро сгорела, словно чучело ведьмы на Масляницу, уступила
Малочисленная хоругвь Кмитича бодро двигалась на восток для соединения с войском Паца, проходя вдоль просыпающихся после зимы лесов и лугов, вдоль ржаных полей, уже озарившихся лазоревыми пятнышками васильков. Весна на севере Литвы всегда приходит не спешно и поздно. Но сейчас даже здесь, на севере, стояли необычно теплые дни. В траве замелькали искристые черные скворцы, зазеленели свежими листьями деревья, зацвела вишня. Еще в Россиенах Кмитич не без удивления наблюдал, как еще буквально вчерашние глубокие снега быстро уступили место подснежникам и желтеющим первым цветам мать-и-мачехи. Ну, а месяц май подарил по-настоящему теплые, порой даже жаркие дни, когда Кмитич голым по пояс ехал в седле, с удовольствием обливаясь первыми лучами солнца. Как и обычно, с наступлением весны настроение у всех было приподнятое, боевое. Ратники Кмитича, хлебнув на привале пива, в пути громко хором горланили веселую песню «Келiх кола»:
Гой-гой, сядзем у кола ды вясёла, Выпiвайма размауляйма, Пра усе забудзем, Хай нам добра будзе! Гой-гой, чаго бaвiш, келiх ставiш, Хочаш пiцi папрасiцi, Хмель — пiвa нап'емся. Гой-гой, вайна рыхла Покуль сцiхла, Распачацi святкавацi, Келiх пена niвa, Пiва яно жыва!Кмитич решил навестить отряд Елены. Решил это еще в Россиенах — дислокацию отряда он знал. Не то, чтобы искал возможности уговорить отряд Багрова примкнуть к армии Михала Паца, планировавшего поход по южным городам Литвы, а просто хотел лишний раз увидеть Белову, которую не встречал уже больше года. Конечно, князь понимал, что все кончено между ними, толком и не начавшись, что претендовать на что-либо или ревновать ее, обижаться, как было ранее, глупо и бессмысленно. Елена стала таковой, каковой и должен быть командир отряда повстанцев — не совсем женщиной, волчицей-партизанкой, лютом, человеком войны. Кмитич смирился с таким положением. Тем не менее, его сердце по дороге в отряд учащенно билось, и он как никогда придавал значение своему убранству: одел новый красный камзол с золотистой вышивкой, новые темно-желтые кожаные сапоги и им в тон новые перчатки. Сбрил усы, отчего стал на пару-тройку лет моложе смотреться. Сам не зная зачем нарвал букет из первых васильков и ромашек… Правда, сам же и признавал, что зря все это. Однако ничего уже поделать с самим собой не мог.
Но в отряде Багрова Кмитича ожидал приятный шок. Елена при виде оршанского князя, спрыгивающего с коня и держащего охапку полевых, пахнувших медом цветов, вздрогнула и бросилась ему на шею. Ошарашенный Кмитич стоял, робко обнимая ее тонкую талию, чувствуя, как на плече расплывается теплое пятно ее слез. Букет упал на землю. «Нет, некаменная она, некаменная», — стучала мысль в висках князя. Кмитич смущенно оглянулся. Все происходило в присутствие партизан, но люди деликатно отворачивались и отходили в сторону Вот Кмитич и Елена уже стоят совсем одни среди сосен и стрекотания сорок. В голове Кмитича все плыло. «Наяву ли это? Сплю ли я, брежу ли?…»
Заплаканное лицо Елены, но, кажется, еще более прекрасное и женственное, а главное, счастливое, устремилось к нему.
— Не могу я так больше, Самуль. Не могу, — она улыбалась, не стесняясь своих неожиданных слез, своих крепких объятий. Кмитич ощущал почти все ее тело, плотно прижавшееся к нему…
«Боже, что же это? Как мне себя вести?» — лихорадочно думал Кмитич, ласково поглаживая ее голову, узкие плечи, целуя ее мокрые соленые глаза… Точно сон… Но и сны порой сбываются…
Они лежали обнаженными прямо в траве, в поле, среди васильков и ромашек, счастливые, как два влюбленных подростка.
— Что это? — ошарашено спрашивал Кмитич Елену, проводя рукой по ее светлым длинным волосам, куда Елена воткнула пару лазоревых васильков.
— О чем ты? — она улыбнувшись повернула к нему счастливое лицо.
— Я спрашиваю, как называть наши с тобой отношения? Ведь ты этого так не хотела!
— Не хотела. Но… не из дерева же вырезано мое сердце! А как назвать? Называй наши отношения «цветы»! Ведь в лесу не только деревья растут, королевой которых я являюсь, но и цветы! — засмеялась Елена. Такой веселой и счастливой Кмитич еще ни разу ее не видел. Смотрел и сам себе не верил. Разве что в первый день случайного знакомства там, в Смоленске, восемь лет назад она была такой же. Но та семнадцатилетняя Елена Белова была словно бы совершенно другим человеком. Да и все тогда было другим. И не было войны.
— Цветы? — усмехнулся Кмитич. — Здорово ты, пожалуй, все это объяснила! Просто и понятно! Цветы… Точно цветы. То как мы нюхаем их медовый запах и не спрашиваем, а как это все называется.
— Светловолосые редко седеют. А у тебя уже седые волосы появились на висках, — Елена ласково провела пальцами по его длинным волосам.
— Не удивительно, — улыбнулся в ответ Кмитич, — тут вся башка побелеть должна была. Особенно когда москали меня к кресту прибивали.
— И не напоминай даже, — нахмурилась Елена. Она не любила вспоминать тот трагичный момент, когда из-за ее упрямства и холода Кмитич чуть было не погиб, загубив почти сорок человек отряда, — это я во всем виновата была. Нельзя мне было так тебя отталкивать. Ты ведь тоже не железный.
— Чего вспоминать былое! — вздохнул Кмитич. Оно и правда. Намучался он от недоступности и черствости Елены в свое время.
— Крест… — Елена провела ладонью по широкой груди Кмитича, коснувшись пальцами его крестика на золотой цепочке. — Почему люди поклоняются и носят на теле это орудие пыток? Почему молятся образу истязаемого на кресте Иисуса? Почему, Самуль? Христиане, что, любят пытки и казни?