Шведские остановки
Шрифт:
Другое дело лес, эксплуатируемый, как говорится, на древесину. Со стволами вывозятся преобразованные в клетчатку питательные соли, элементы и микроэлементы, нужные для роста следующего лесного поколения. И не только со стволами. При современном интенсивном хозяйствовании из леса вывозится все - рубятся в щепу сучья, чтобы стать материалом для картона и отделочных плит из древесной крошки, собирается хвоя для приготовления витаминного корма, выдираются корневища на пневый осмол, а из коры шведы, например, делают удобрения, имеющие хороший сбыт. Лесная почва истощается, теряет плодородие, под многократным и длительным воздействием измельчается, ухудшает структуру. Друвими словами, лесные почвы, как и пахотные, начинают нуждаться в удобрении, в щадящем механическом воздействии на них. Шведы отказываются от колесных тракторов на железном ходу и тяжелых траков, финны считают выгодным использовать на вывозке леса лошадей, и нередко на лес ных опушках
Общеизвестно далее, что избыточное увлажнение почв сдерживает их родящую силу, и дренирование, осушение земли издавна проводится в разных странах. Леса, из-под которых спущены болота, растут быстрее, дают лучшую древесину, и финны давно осушают низинные лесные площади в широких масштабах.
И наконец, третье приспособление к растущим потребностям в лесном сырье,- снижение возраста рубки. На севере страны оборотный период леса составляет сто двадцать-сто пятьдесят лет, на юге шестьдесят-восемьдесят. Но есть в проблеме лесохозяйственного снижения возраста рубки некая деликатность, о которой надо бы упомянуть. Конечно, рубка молодого леса увеличивает отдачу лесного хозяйства, как бы вовлекая в производственный оборот резервы природы. Однако возводить в принцип, применять шаблонно повсюду эту систему опасно. Дело в том, что этот шведский опыт для большинства наших случаев неприменим, экономически бесперспективен и даже вреден. Шведы снимают лесной урожай в возрасте так называемой количественной спелости, то есть в тот момент, когда дерево быстро, в течение первых десятков лет жизни, накопило наибольшую стволовую массу. Для целлюлозы и бумаги, основных шведских продуктов, - нужна древесная клетчатка. Мы же должны брать лес главным образом в возрасте так называемой качественной, технической спелости, когда бревно, брус, доска обладают наибольшей крепостью, плотностью, стойкостью.
Молодая, редкослойная, рыхлая лесина, да к тому же еще предварительно обессоченная, отдавшая живицу, обладая плохими механическими свойствами, быстро вбирает влагу, сгнивает, истачивается жучком, окончательно теряет свои механические свойства. Учет этих потерь, отдаленных временем, расстоянием и разноведомственным потреблением, наладить очень трудно, однако в общем государственном хозяйстве они становятся огромными. Так что опыт опыту-рознь...
Добавлю, что в наших лесах есть ценнейшие древесные породы, рубить которые в молодом возрасте, да еще способами, ставшими традиционными, могут только те, для кого, как говорится, закон не писан. Кедр сибирский, например, по праву занимающий таежный экологический центр, к ста шестидесяти годам лишь набирает плодоносящую силу, сохраняя ее еще несколько столетий, но именно в этом возрасте порубщики^ считая его спелым, сводят приемами, запрещенными законом и не обеспечивающими коренного поселенца родных моих лесов условиями для естественного возобновления. К сожалению, стало возможным бездумно и безнаказанно расширять расчетную лесосеку за счет молодняков, кедра, водоохранных и почвозащитных лесов, хотя генеральное направление развития лесного дела любой страны - в углублении переработки древесного сырья, уменьшении потерь и улучшении восстановления древостоев.
Среди других природных ресурсов леса занимают особое место и в силу того, что они при бережном, правильном хозяйствовании становятся вечным источником ценнейшего технологического, химического и . пищевого сырья, в то время как рудные и нерудные ископаемые, а также горючие энергетические ресурсы всех видов иетощимы и невосполнимы.
И леса, отдавая людям все, что могут, а часто даже и сверх своих возможностей, молчаливо ждут, когда на смену теперешнему положению придет твердая и последовательная научная, организационная и техническая политика.
Да, нет мира под оливами, но нет его также под соснами и елями. В лесах Швеции немало мучительных проблем и противоречий, временами разгораются свои словесные баталии - о способах рубок, например, в наиболее разумном использовании той или иной функции леса, о действенности лесного законодательства. Подчиненность всего лесного дела страны задаче извлечения максимального дохода все резче вступает в противоречие с общественным движением за сохранение природы. По стародавнему закону шведские граждане могут свободно проходить через любой частновладельческий лес, но вокруг множества городов и населенных пунктов страны нет никаких зеленых зон и лесопарков. Несмотря на прекрасный опыт лесовосстановления и закон, принятый еще в 1903 году, согласно которому срубленный лес должен немедленно восстанавливаться.
Значительная часть вырубок бросается безо всякой подготовки почвы и лесопосадок - владелец леса не может или не хочет тратить капитал, отсрочив получение дохода от него на долгие десятилетия. Более
Шведское лесное дело осложняется исключительной раздробленностью лесов, межевой чересполосицей. Примерно половина лесов Швеции принадлежит помещикам и фермерам, причем эти мелкие лесовладельцы занимаются одновременно земледелием, лесной промышленностью и лесным хозяйством. Участки леса у них не велики - редко более двадцати пяти гектаров, на которых очень трудно наладить правильное и экономичное лесное хозяйствование. Изза этой причины десятки тысяч фермеров состоят в кооперативных объединениях по совместной эксплуатации и восстановлению леса.
Четвертью лесов страны распоряжаются акционарные лесопромышленные компании, завладевшие этой собственностью еще в прошлом веке - в период массового разорения шведского крестьянства. В последние годы компании значительно расширили свои владения.
Почти двадцатью процентами лесов владеет государство, а остальные относятся к категории так называемых общественных, и я подивился царящей в них пестроте и раздробленности. В эту группу входят леса оленьих пастбищ, национальных парков, леса, находящиеся во владений церковных епархий и приходов, уездных и сельскохозяйственных общин, институтов, больниц, ленных советов, органов судоходства, управлений водопадов, военного ведомства. Выделяются также леса защитные и трудновосстановимые приполярные, леса наследственные, срочной аренды и так далее и тому подобное. При такой юридической и хозяйственной мозаике осложнено решение многих вопросов лесной политики - в частности, очень трудно рассмотреть перспективы в общегосударственном масштабе. Недаром в Швеции, в отличие от ряда других "лесных" стран, отсутствуют научные или государственные наметки развития лесного дела на двухтысячный год,
Леса планеты переживают ныне кризисный, переломный период. Положение в этой главной экологической системе земли таково, что расчеты на ближайшие десятилетия и даже более отдаленные государственные планы в отношении лесов становятся необходимыми. Появляется нужда в значительном углублении таких планов, в учете обстоятельств, которым совсем недавно не придавалось никакого значения. Вот. скажем, некоторые из этих обстоятельств. Мы можем заниматься осушением лесных болот и повышать за счет него продуктивность древостоев, но как это осушение повлияет на гидрологический режим и, следовательно, на экономику и экологию обширных районов? Мы с помощью искусственных удобрений будем быстрее выращивать леса и травить химикатами вредителей деревьев, но как это повлияет на экологическую лесную систему? Что станет с лесной почвой, этой ничем не заменимой природной основой лесоводства и лесоэксплуатации? Ведь на примере сельского хозяйства мы убеждаемся, что химические удобрения вовсе не улучшают и тем более не создают почвы, они лишь питают растения. Шведские лесоводы хорошо понимают значение почвы для жизни леса, и недаром в первых двух параграфах основного лесного закона дается определение "лесной площади", то есть земли, почвы, на которой растет лес. недаром включают ее в общее понятие "лесной капитал".
Так что же станет с этим лесным капиталом, ежели будут односторонне применены достижения научно-технического прогресса?
Есть в шведских лесах и другие сложности, имеющие социальные корни. Несмотря на строгие природоохранные законы, на череду штрафов и уголовных наказаний за лесоистребление. несмотря на солидные научные основы шведского лесоустройства и лесопользования, на стройную систему управления лесами, высокую квалификацию лесных кадров, на то, что в случае трудного лесного конфликта можно апеллировать даже к королю, немало фактов, свидетельствующих о том, как неправильно, хищнически, в ущерб обществу ведется лесное дело. Особенно много нарушений допускают лесопромышленные компании.
Меж северным побережьем озера Венерн и норвежской границей лежит большой шведский лен Вермланд, когда-то сплошь покрытый лесами. Сейчас здесь огромные площади захламленных лесосек. В погоне за сверхприбылью мощная частная компания "Уддехольм", например, начала в последние годы вести сплошные концентрированные рубки, оголяя даже водоразделы. В одной из шведских газет я увидел снимок - с покатых холмов Вермланда подчистую скошен лесной урожай, гниют порубочные остатки, размываются дождевыми потоками низины и- ни деревца, ни кустика, почти лунный пейзаж. Первый результат такой хищнической рубки - обеднение края. В низинах вырубки заболачиваются, на крутых склонах возникает эрозия почв, а реки, текущие в Венерн, иссякают, мутнеют, теряют стабильный сток и энергетические запасы. Население, лишаясь извечной своей трудовой среды - леса, беднеет, бросает все и переезжает на юг /страны. Компания, сплошь скосив лесной урожай, может подсчитывать прибыли, но как подсчитать убытки, нанесенные природной среде, народу, общественной морали? "Кто остановит эту лесную компанию?" риторически спрашивает газета.