Швея из Парижа
Шрифт:
Посвящается Руби.
Я обещала, что ты начнешь читать мои книги, когда тебе исполнится двенадцать. Тогда казалось, это произойдет еще не скоро. И вот тебе двенадцать, и мы с тобой родственные души. Надеюсь, ты всегда будешь любить книги и историю.
Приятного чтения, моя замечательная девочка.
Часть первая
Эстелла
Глава 1
2 июня 1940 года
Эстелла
– What’s your story morning glory [1] , – негромко произнесла она по-английски.
– Эстелла, твой английский лучше, чем у американцев! – засмеялась мама.
1
Буквально: «Расскажи свою историю, утренний цветок!» – устойчивое выражение, которое часто можно услышать в песнях. (Здесь и далее прим. перев.)
Эстелла улыбнулась. Ее учитель английского сказал то же самое год назад на последнем уроке, перед тем как влиться в ряды тех, кто покидал Европу: «У тебя акцент более американский, чем у меня!» Она зажала рулон под мышкой, набросила шелк на плечи и начала скользить по комнате в ритме танго, не обращая внимания на возгласы Attention! [2] . Окрики женщин только раззадорили ее, и к танцевальным па добавилось пение: бодрая и незатейливая мелодия Жозефины Бейкер I Love Dancing [3] слетала с губ, перемежаясь приступами смеха.
2
Осторожно! (фр.)
3
I Love Dancing («Я люблю танцевать») – песня, которую исполняла Жозефина Бейкер (1906–1975), американская и французская танцовщица, певица и актриса.
Эстелла в легком реверансе отступила назад и тут же резко выпрямилась, застыв свечкой. Конец рулона взвился над рабочим столом, где сидели швеи, и, едва не задев голову Наннетт, хлестнул по плечу Мари.
– Эстелла! Mon Dieu [4] , – скривилась Мари и притворно схватилась за плечо.
Эстелла чмокнула Мари в щеку.
– Такой шелк заслуживает по меньшей мере танго. – Девушка жестом показала на ткань, сияющую на фоне будничной обстановки швейной мастерской подобно яркой луне. Материал явно предназначался для платья, которое не просто вскружит головы, но и буквально заставит их вращаться быстрее, чем порхают по клавишам рояля пальцы Коула Портера [5] в пользующемся дурной славой джаз-клубе Бриктоп [6] на Монмартре.
4
Боже мой (фр.).
5
Коул Портер (1891–1964) – американский композитор, автор музыки к музыкальным комедиям.
6
Ада Бриктоп (1894–1964) – американская танцовщица и певица, владелица ночного клуба Chez Bricktop («У Бриктоп») в Париже.
– Он заслуживает того, чтобы ты села и начала работать, – буркнула Мари.
В дверях появился месье Омон, привлеченный шумом. Бросив взгляд на завернувшуюся в шелк Эстеллу, он с улыбкой спросил:
– Что натворила на сей раз ma petite 'etoile? [7]
– Она шлепнула меня отрезом, – пожаловалась Мари.
– К счастью, ты у нас девушка в теле. Такой все должно быть нипочем, даже шалости Эстеллы, – поддразнил он Мари. Та в ответ что-то процедила сквозь зубы.
7
Моя маленькая звездочка (фр.).
– Что будем из этого шить? – спросила Эстелла, любовно разглаживая складки золотой ткани.
– Смотри. – Месье Омон протянул ей цветной эскиз.
Платье, сделанное на основе модели «Ла каваллини» от Ланвен [8] , двадцатых годов; однако вместо огромного банта, украшенного тысячами жемчужин и хрустальных бусин, такой же бант предлагалось декорировать сотнями крошечных золотых бутонов роз.
– О! – ахнула девушка и подалась вперед, чтобы коснуться эскиза. Она знала, что ряды изящных бутонов будут смотреться издалека как сверкающие золотые капли и что в полной мере оценить идею модельера – волнообразную ленту из роз – можно будет, только подойдя ближе к женщине в этом платье. Как будто нет рядом никаких эполет, болтающихся за плечами противогазов, одежды всех оттенков синего – синева линии Мажино, темно-синий цвет формы Королевских военно-воздушных сил Великобритании, холодный блеск закаленной стали, – которые Эстелла все больше ненавидела.
8
Жанна Ланвен (1867–1946) – французская художница-модельер. В 1889 году основала модный дом.
– Если я когда-нибудь смогу создавать подобные эскизы, – сказала она, любуясь изысканным рисунком Ланвен, – то буду так счастлива, что никогда не захочу иметь любовника.
– Эстелла! – воскликнула Мари с упреком, будто двадцатидвухлетней девушке не полагалось даже понимать значение этого слова и уж тем более произносить его вслух.
Эстелла взглянула через всю комнату на Жанну, свою маму, и прыснула от смеха.
Как и следовало ожидать, мама глаз не подняла и не вмешалась – сидела и продолжала мастерить из розового шелка маленькие вишневые цветки. Однако от Эстеллы не укрылось, как она сжала губы в струнку, чтобы сдержать улыбку. Мама знала: дочку хлебом не корми, только дай подколоть несчастную Мари.
– Платье нельзя сравнивать с любовником, – нравоучительно произнес месье Омон и указал на шелк. – У тебя есть две недели, чтобы превратить ткань в золотой букет.
– А обрезки останутся? – спросила Эстелла, по-прежнему прижимая к груди рулон.
– Нам прислали сорок метров, но, по моим расчетам, тебе понадобится всего тридцать шесть. Если будешь работать экономно.
– Я буду экономна, как сказочная фея, плетущая французское кружево, – с благоговением произнесла Эстелла.
Она оторвала от груди рулон, натянула шелк на деревянную раму и закрепила булавками. Чтобы придать ткани жесткость, использовался раствор сахара в воде. Теперь Мари могла вырезать из нее кружки при помощи тяжелого стального штампа.
Когда Мари закончила, Эстелла накрыла поролоновую подушечку чистой белой тканью, раскалила бульку – стальной шарик с ручкой – на небольшом огне, проверила температуру в кастрюле с воском, затем положила первый золотой диск из шелка на белую ткань и вдавила в него бульку. Диск мгновенно обернулся вокруг раскаленного инструмента и принял форму изящного лепестка розы. Эстелла отложила его в сторону и повторила процесс. До обеда она сделала две сотни бутонов.
За работой она, как обычно, болтала и пересмеивалась с Наннетт, Мари и матерью, пока Наннетт не произнесла тихо:
– Я слышала, солдат с севера бежит больше, чем гражданских из Бельгии и Голландии.
– Если солдаты бегут, кто встанет между нами и немцами? – спросила Эстелла. – Нам что, удерживать Париж швейными иголками?
– Наш народ не пропустит бошей. Франция выстоит, – твердо сказала мама.
Эстелла вздохнула. Спорить бессмысленно. Как бы Эстелла ни желала уберечь мать, она понимала – никуда они не уйдут. Так и будут сидеть в швейной мастерской и делать цветки из ткани, будто нет ничего важнее модной одежды, – потому что уходить некуда. Они не присоединятся к потокам беженцев из Бельгии, Голландии и с севера Франции, потому что не знают никого на юге страны, кто мог бы их укрыть.