Сибирь. Монголия. Китай. Тибет. Путешествия длиною в жизнь

Потанина Александра Викторовна

Наиболее полное и правильное представление о заслугах Потанина, как исследователя Азии, мы получим при сравнении его с другими путешественниками, работавшими одновременно с ним.

Когда будет написана история географических открытий и исследований во Внутренней Азии во второй половине XIX века, на ее страницах займут почетное место и будут поставлены рядом имена трех русских путешественников – Г. Н. Потанина, H. М. Пржевальского и М. В. Певцова.

Ранее этих трех путешественников в глубь материка Азии, конечно, уже проникали многие европейцы, начиная с христианских миссионеров VII века. После тех же трех лиц там побывали за короткое время еще более многочисленные исследователи, и научных данных о внутренних странах величайшего материка мы имеем уже гораздо больше, чем имели 15–20 лет тому назад, когда Потанин, Пржевальский и Певцов закончили свои путешествия и обнародовали их результаты.

Но эти три имени стоят как раз на рубеже исследований – старых, случайных, не систематичных и новейших. Эти три путешественника являются пионерами современной научной работы во Внутренней Азии. До них мы знали о громадных пространствах Монголии, Джунгарии, Восточного Туркестана и Тибета очень мало, а из того, что мы знали, многое было неверно или прямо фантастично, как например, сведения о действующих вулканах Восточного Тянь-Шаня, рассказы о таинственной пещере Уйбэ в Джунгарии, из которой вылетают ветры невероятной силы, сметающие проезжающие караваны в соседнее озеро, или, наконец, сказания об огненных горах возле Турфана, из которых торчат огромные кости святых, и т. п.

Сколько кропотливого труда должны были употребить Ремюза, Клапрот, Риттер, Гумбольдт и другие ученые первой половины прошлого века, чтобы извлечь скудные географические данные из писаний старинных китайских путешественников на запад, вроде Чан-чуня, Шифа-хян, Чан-де и др., чтобы истолковать и приурочить к географической карте сказания Марко Поло, Плано Карпини, Рубрука и других средневековых странников, проникавших в глубь Азии.

Но, несмотря на многолетние труды этих ученых, карты Внутренней Азии, которые они составили, содержали не только много белых пространств, но и много ошибок, часто очень грубых, что легко обнаружить, если сравнить даже лучшие из них, например, карту Гумбольдта, приложенную к его классическому труду «L’Asie Centrale», с современными картами.

Действительное научное исследование Внутренней Азии началось именно с путешествий Потанина, Пржевальского и Певцова. Все трое посетили и Джунгарию, и Монголию, и Китай, и Тибет. Маршруты их то сближаются и даже скрещиваются, то далеко расходятся; есть местности, где побывали все трое, но гораздо больше местностей, где прошли только двое или один из них.

Если нанести маршруты всех троих на одну и ту же карту, мы увидим, что Внутренняя Азия будет искрещена ими в разных частях и в разных направлениях и не останется ни одной страны, кроме южной половины Тибета, где бы не пролегал маршрут хотя бы одного из них. Их путевые отчеты то являются единственными для данной местности, то дополняют друг друга.

Все трое в совокупности создали ту основную канву географического лика Внутренней Азии, на которой позднейшие путешественники разных специальностей начали уже вышивать узоры, т. е. наносить детали общей картины. До путешествий Потанина, Пржевальского и Певцова этой основной канвы, необходимой для более детальной современной работы, еще не было, а были только обрывки ее, клочки, часто не вязавшиеся друг с другом, вопреки усилиям таких мастеров, как Риттер, Гумбольдт, Рихтгофен.

Из этой троицы пионеров географической работы невозможно вырвать ни одного – в канве сейчас же образуются большие дыры. Трудно даже решить вопрос, кто из них сделал больше другого, кому отвести первое место, кому второе, кому третье, как исследователям Внутренней Азии. Правильный ответ будет такой: для одних стран сделал больше Потанин (например, для Северной Монголии, Ордоса, восточной окраины Тибета), для других – Пржевальский (для Ала-Шаня, Цайдама, Северного Тибета), для третьих – Певцов (для Джунгарии, Западного Куэн-луня). Но и Потанин и Пржевальский собрали много данных о Джунгарии, Пржевальский – об Ордосе, Певцов – о Северном Тибете и т. п.

Пржевальский сделал больше крупных географических открытий, потому что проник первым в Ордос, Ала-Шань, Нань-Шань, на Лоб-нор и в Тибет. Но и оба другие сделали немало открытий, а в отношении этнографии Потанин сделал больше, чем Пржевальский и Певцов, взятые вместе.

Путевые отчеты всех трех пионеров являются настольными книгами современного натуралиста, занимающегося изучением природы и жителей Внутренней Азии, не только географа и этнографа, но и геолога, зоолога, ботаника, даже климатолога и археолога.

Но эти путевые отчеты, при всем своем богатом содержании не одинаковы: у Пржевальского мы найдем более красочные описания природы, более интересное изложение хода путешествия, путевых встреч, охотничьих приключений; у Потанина и Певцова зато имеются более точные характеристики местности, более детальные данные о виденном и слышанном. Пржевальский и Певцов были офицеры, путешествовавшие с более или менее многочисленным военным конвоем, который делал их более смелыми, более независимыми от местного населения и туземных властей, но зато мешал их тесному общению с туземцами, часто внушая последним недоверие или страх.

Пржевальский наказывал дурных проводников нагайкой и имел целые сражения с тангутами и тибетцами. Потанин военного конвоя не имел, путешествовал в гражданском платье и с своей женой, провел много дней в селениях туземцев, в китайских городах, в буддийских монастырях и потому изучил быт и нравы народов гораздо лучше, чем Пржевальский и Певцов. Он доказал своим примером, что по Внутренней Азии (кроме Тибета) можно спокойно путешествовать без конвоя, с наемными рабочими, и все-таки проникать туда, куда нужно.

Характеризуя отношение этих трех путешественников к туземцам, мы не очень уклонимся от истины, если скажем, что Пржевальский относился к народностям Внутренней Азии презрительно, Певцов – снисходительно, а Потанин – любовно. Естественно, что в отчетах последнего мы найдем гораздо более полные наблюдения об этих народах, чем в отчетах первых двух путешественников.

Пржевальский жаждал географических открытий и особенно стремился в ту страну, где можно было сделать наиболее крупные открытия, именно в таинственный Тибет с его столицей Лхасой и северной оградой – хребтом Куэн-лунь, которые и были конечной целью всех его путешествий. Тем странам Азии, через которые он шел к Тибету, внимание уделялось только попутно и, к сожалению, часто недостаточное. Пржевальского манили огромные нагорья, поднятые на высоту Монблана, исполинские горные цепи, вытянувшиеся на сотни верст и увенчанные вечными снегами. Мелкосопочники и пустынные равнины, занимающие такие огромные пространства Внутренней Азии, были для него малоинтересны – и это сильно отражается на их описании. Певцов и особенно Потанин этого упрека не заслуживают. Из-за конечной цели путешествия они не забывали остального, и в их отчетах с той же обстоятельностью описаны и эти мелкосопочники и пустынные равнины, через которые они шли на юг к альпам Куэн-луня и Тибета.

Итак, Г. Н. Потанин наряду с Пржевальским и Певцовым положил основу современного землеведения Внутренней Азии. Благодаря его путешествиям наука получила первые достаточно подробные сведения о многих частях Монголии – Северной, Восточной и Центральной, с громадными хребтами Монгольского Алтая, Хангая, Танну-ола и Хингана и с многочисленными озерами и пустынями, далее, о частях Сев. Китая с Ордосом и У-тай-шанем, о восточной окраине Тибета и прилежащей части Южного Китая и Восточного Нань-Шаня. Потанин познакомил нас также с различными народностями, населяющими эти страны, с их бытом, нравами, верованиями и словесностью.