Сицилиец
Шрифт:
Она крепко сжала его руки, и слезы покатились по ее щекам.
Майкл всмотрелся в ночную темноту: городок Монтелепре приютился в сердцевине высоких гор, лишь точкой светилась центральная площадь. Небо было прошито звездами. Внизу на улицах время от времени раздавался лязг винтовок да хриплые голоса патрулирующих карабинеров. Казалось, городок был полон призраков. Они парили в мягком летнем ночном воздухе, наполненном запахом лимонных деревьев, легким жужжаньем бесчисленных насекомых, внезапными криками ходивших по улицам полицейских патрулей.
— Буду ждать, сколько смогу, — тихо сказал Майкл. — Но я нужен отцу дома. Вы должны заставить сына приехать ко мне.
Она кивнула и отвела его назад к другим. Пишотта мерил шагами комнату. Казалось, он нервничал.
— Мы решили, что нам всем следует переждать здесь до рассвета, пока окончится комендантский час, — сказал он. — Слишком много солдат, готовых спустить курок там, в темноте, так что может произойти несчастный случай. Не возражаешь? — спросил он Майкла.
— Нет, — ответил Майкл. — Если только это не обременит наших хозяев.
Мать Гильяно сварила свежий кофе.
Майкл попросил рассказать как можно больше о Тури Гильяно. Ему хотелось понять этого человека…
Пишотта рассказывал о трагедии у Портелла-делла-Джинестра.
— Он тогда проплакал весь день, — вспоминал Пишотта. — На глазах у всего отряда.
— Не мог он убить тех людей у Джинестры, — сказала Мария Ломбарде.
Гектор Адонис успокоил ее:
— Все мы это знаем. Родился ведь он добрым. — И, повернувшись к Майклу, добавил: — Любил книги, я думал, станет поэтом или ученым. Вспыльчивый был, но только не жестокий…
— Сейчас он уже не такой добрый, — рассмеялся Пишотта. Гектор Адонис угрюмо взглянул на него.
— Аспану — сказал он, — сейчас не время для твоего остроумия.
Майкл отметил про себя, что между этими двумя существует укоренившая неприязнь… По сути дела, между всеми ними царило недоверие; все, казалось, держали Стефана Андолини на расстоянии, мать Гильяно, похоже, вообще никому не доверяла. И тем не менее, чем дольше длилась ночь, тем яснее становилось, что все они любили Тури.
— Гильяно написал Завещание, — осторожно сказал Майкл. — Где оно сейчас?
Наступило долгое молчание, все они внимательно рассматривали Майкла. И неожиданно их подозрительность обратилась на него самого.
Наконец заговорил Гектор Адонис:
— Он начал писать его по моему совету, я помогал ему. Каждая страница подписана Тури. Там все тайные соглашения с доном Кроче, с римским правительством и полная правда о Портелла-делла-Джинестра. Если его опубликовать, правительство наверняка падет. Это — последняя карта Гильяно, если дело станет совсем плохо.
— Надеюсь, оно в надежном месте, — сказал Майкл.
— Да, дону Кроче очень хотелось бы наложить лапу на Завещание, — произнес Пишотта.
— В свое время мы сделаем так, что Завещание доставят тебе, — сказала мать Гильяно. — Может, ты сумеешь отправить его в Америку с девушкой.
Майкл взглянул на них с удивлением.
— С какой девушкой?
Все отвели взгляд, словно в замешательстве или в испуге. Они понимали, что это для него неприятная новость, и опасались его реакции.
— Невестой сына. Она беременна, — пояснила мать Гильяно. Хотя она и старалась сохранять спокойствие, ясно было, что реакция Майкла ее беспокоила. — Она приедет к тебе в Трапани. Тури хочет, чтобы ты отправил ее в Америку до него. Когда она пришлет весточку, что находится в безопасности, тогда Тури приедет к тебе.
— На этот счет у меня нет инструкций, — сказал Майкл, тщательно подбирая слова. — Я должен проконсультироваться с моими людьми в Трапани, смогут ли они по времени это сделать. Я знаю, что вы с мужем тоже поедете в Америку после того, как ваш сын доберется туда. А девица не может подождать и приехать с вами?
— Девица — это чтобы проверить тебя, — сказал резко Пишотта. — Она даст нам знать, и тогда Гильяно поймет, что имеет дело не только с честным, но и толковым человеком. Лишь тогда он поверит, что ты благополучно вывезешь его с Сицилии.
— Аспану, — раздраженно произнес отец Гильяно, — я уже говорил тебе и сыну. Дон Корлеоне дал слово помочь нам.
— Так велел Тури, — примирительно сказал Пишотта.
Майкл быстро прикинул в уме. И сказал:
— Думаю, это очень мудро. Мы можем проверить маршрут и увидим, надежен ли он.
Он вовсе не собирался пользоваться тем же маршрутом для Гильяно. Матери. Гильяно он сказал:
— Я могу послать вместе с девушкой вас и мужа, — и посмотрел на них.
Но родители замотали головами.
— Это неплохая идея, — мягко заметил Гектор Адонис.
— Мы не уедем с Сицилии, пока наш сын здесь, — заявила мать Гильяно.
Отец сложил на груди руки и кивнул в знак согласия. И Майкл понял, о чем они думают. Если Тури Гильяно умрет на Сицилии, они не желают быть в Америке. Они должны быть тут, чтобы оплакать его, похоронить, принести цветы на могилу. Финал трагедии принадлежал им. Невеста может ехать, ее связывают лишь узы любви, а не крови.
Где— то в середине ночи Мария Ломбарде Гильяно показала Майклу альбом, заполненный вырезками из газет, объявлениями с различными суммами, назначенными римским правительством за голову Гильяно. Она показала иллюстрированный очерк, опубликованный в журнале «Лайф» в 1948 году. Там говорилось, что Гильяно — крупнейший разбойник нашего времени, итальянский Робин Гуд, который грабит богатых, чтобы помочь бедным. Там же приводилось одно из нашумевших писем, которые Гильяно посылал в газеты.
Оно гласило: «Пять лет я сражаюсь за свободу Сицилии. Я отдаю бедным то, что отнимаю у богатых. Пусть же сицилийцы выскажутся, бандит я или борец за свободу. Если народ против меня, я передам себя в ваши руки для суда. Пока же народ поддерживает меня, я буду продолжать тотальную войну».
Наконец наступил рассвет. Майкл поднялся и распростился. К его удивлению, мать Гильяно крепко обняла его.
— Ты напоминаешь мне сына, — сказала она. — Я тебе верю. Она подошла к каменной полке и сняла с нее деревянную статуэтку девы Марии. Статуэтка была черной. Черты лица — негроидные.