Сицилийский специалист
Шрифт:
— Примерно неделю назад.
— Желательно делать это регулярно. Никому не покажется странным видеть тебя в компании твоей жены. Наоборот. У нас в Америке иное отношение К женщинам. Тебе совершенно нечего опасаться, никто не ущипнет ее за зад в общественном месте. Хотелось бы, чтобы ты приспособился к здешней жизни. Ты будешь жить в превосходном районе. Демонстрируй соседям свое усердие. По воскресеньям стриги траву на газоне перед домом. Вступи в теннисный клуб. И чтобы завтра же ты был одет по-другому. Закажи себе пару костюмов, а в выходные дни носи твид. Постригись. Извини за все эти разговоры, Ричардс, но в компании «Винсент Стивенс» нет усатых и лохматых сотрудников.
— Разумеется, мистер Кобболд. Я понимаю.
— Отлично. А сейчас мы отправимся в загородный клуб, посидим
— Виски, — ответил Марк.
— Не обязательно виски. Можно джин с тоником или мартини с водкой. А на закуску торт?
— Нет, не торт.
— Превосходно. Торт нам уже не нужен. Мы делаем успехи.
У официанта были седые волосы и лицо озабоченного патриция. Он был живой декорацией в этой комнате с бревенчатыми стенами, украшенными гравюрами из жизни английских охотников.
— Мой друг будет пить солодовое виски со льдом, — сказал Кобболд. — «Глен Ливет» или «Глен Грант», если есть. И мне то же самое. Здесь очень приятно, — продолжал он. — Тихо. Особенно летом. Всегда дует ветерок. Дон Винченте предложил твою кандидатуру в члены клуба. Его сюда не пускали, когда он приехал, поэтому он купил это заведение.
Бесшумно, как убийца, скользя по толстому ковру, официант подал виски и удалился.
— Есть вещи, о которых тебе следует знать, — сказал Кобболд. — Через несколько дней или недель ты встретишься с самим Доном Винченте, а пока я расскажу тебе о нашей компании. Сначала она была задумана как семейное предприятие, но из этого ничего не получилось. Два старших сына Дона Винченте потеряли интерес к нашему бизнесу и уехали отсюда навсегда. Что же касается младшего… Впрочем, увидишь сам. Ты, наверное, уже кое-что слышал о его выходках, а?
— Мне рассказывали, что он интересуется женщинами и спортивными машинами, — ответил Марк.
— Нам принадлежат несколько фабрик, банк, оба городских отеля, три ресторана и вот этот клуб. Дело в том, что Дон Винченте не вечен, а я не представляю себе, как Виктор со всем этим справится, когда наступит время. Ты наверняка согласишься со мной, когда увидишь его. — Он понизил голос, хотя в комнате кроме них никого не было, а лицо его приняло еще более презрительное выражение. — У нас также есть интерес в нескольких увеселительных заведениях, но в последнее время наши вложения туда сокращаются. Некоторые из этих заведений существуют на основе не вполне законной, хотя полиция и закрывает на это глаза. Мы намерены изъять деньги из этой… так сказать, находящейся на границе дозволенного деятельности и поместить их куда-нибудь еще. Как раз сейчас Дон Винченте покупает отели в Гаване, которая должна стать в будущем столицей развлечений. А поскольку ты работаешь в конторе по покупке и продаже недвижимости, тебе полезно все это знать.
— Гаваной занимается внешнеторговая контора, — заметил Марк. — А моя ведет дела в основном в городе и его пригородах.
Кобболд уселся поудобнее в кресле, скрестил ноги и откинул голову.
— Я слышал, что ты перед отъездом из Италии встретился со знаменитым Спиной.
— Я пробыл с ним всего около часа.
— Есть в нем что-то необычное? Марк задумался.
— Есть. Он совсем не такой, каким его себе представляешь. Я думал, это здоровенный мужчина крутого нрава, а оказалось, что он небольшого роста и довольно приятный в обхождении. Чувствуется, что с ним легко ладить. А лицом он похож на обезьяну.
— В свое время он убил немало людей, — заметил Кобболд. — Много лет назад он и Дон Винченте были компаньонами. У них был тотализатор для итальянцев в нижней части Манхэттена. Еще до того, как они пошли разными путями. Как тебе известно, Спину посадили за принуждение девиц к проституции. Они с Доном Винченте, по-моему, родились в одной деревне, в Алькамо Марина, если мне не изменяет память, и вместе приехали сюда. Последние из могикан, а? И как только он вышел на свободу, его выслали обратно в Италию. Говорят, он живет в Неаполе.
— Он уезжает из Италии, — сказал Марк. — Может, уже уехал.
— Правда?
— Если только он не шутил. Он приехал в Палермо попрощаться с нами и сказал, чтобы я обязательно разыскал его, если мне придется быть на Кубе.
— Он так сказал? Значит, он все-таки едет в Гавану. И тебе он понравился? Ты тоже не устоял перед его знаменитым обаянием?
— Он не может не нравиться.
— Ты слышал когда-нибудь о Кастелламарской войне, что шла здесь в тридцатые годы?
— Слышал.
— За одну ночь он уложил сорок человек. Он убийца, Ричардс. Настоящий убийца. Но сейчас в наш век его методы устарели.
Марк промолчал. Эти кровавые легенды не вызывали в нем никаких чувств. В Сицилии Спина оказал ему содействие, помог ему и его семье живыми выбраться из Италии и попросил Дона Винченте взять его под свою защиту. Что бы этот человек ни сделал со своими врагами, его, Марка, это не касается. Он навсегда у Спины в долгу.
Но Марку было известно и то, что отец Кобболда погиб во время Кастелламарской войны.
Глава 2
Первые полгода пребывания в Солсбери Тереза никак не могла прийти в себя. Во время двухнедельного путешествия к берегам Америки она часто думала про города Соединенных Штатов, и они представлялись ей такими же, как Палермо, только с более широкими улицами, более высокими виллами, более просторными площадями и с более опасным — из-за количества машин — уличным движением; там люди живут еще более скученно, чем у нее на родине, и деревенской тишины, одиночества и скуки, столь презираемых людьми крестьянского происхождения, там нет. Каким же непохожим на воображаемый оказался настоящий Солсбери! Большинство домов было из дерева, чего не любит крестьянин, жаждущий укрыться под защитой камня; более того, на всех так называемых «респектабельных» улицах, вроде Чемплейн авеню, дома стояли далеко друг от друга, посреди широких лужаек. Сицилийцы боятся открытой местности. В Шакке, Агридженто или Палермо — везде они предпочитают селиться как можно теснее, в многоквартирных домах, чтобы кругом — на лестницах, площадках, в коридорах, наверху и внизу — были соседи. Постоянное человеческое присутствие избавляет их от воспоминаний о мародерах и одновременно не дает забыть о том, что другие люди живут теми же заботами.
Полгода Тереза сидела дома, борясь с одиночеством, утешаясь воспитанием детей, и с растущим любопытством рассматривала и оценивала окружавший ее новый мир. Затем начались перемены. Оказалось, что у нее от природы отличные, еще лучше, чем у Марка, лингвистические способности, прекрасная память, удивительное умение подражать другим и врожденное чувство слова. Она старалась говорить по-английски где только можно: с продавцами в магазинах, с разносчиками, с женщиной, которая приходила к ним убирать, с Марком, когда он бывал дома, и, наконец, когда пришла уверенность, — с соседями. Через год она превосходно владела языком и говорила с настоящим солсберийским акцентом, лишенным тех тягучих гласных на конце слова, которые так часто выдают эмигранта из Италии. Типичная молодая сицилийка, выходившая из дома только к мессе, теперь старалась проводить как можно больше времени в городе, бродя по магазинам и рассматривая витрины, или у соседей — за кофе по утрам и за бриджем после обеда. Когда ей надо было уйти из дому, Тереза вызывала приходящую няню и оставляла детей на ее попечение (к этому времени они решили, что Амедео будет теперь Мартином, а Лючия — Люси); она даже успела вступить в два благотворительных общества. Марк купил ей «фольксваген», который она освоила меньше чем за месяц.
Новые знакомства пробудили ее ум и расширили круг интересов. В Сицилии молодые женщины беседуют друг с другом только о детях или об интимных отношениях с мужьями, не скупясь на подробности, порожденные самой необузданной фантазией. Здесь о себе не рассказывали. О сексе говорили между прочим, точно о телевизионных сериях, уделяя этой проблеме не больше внимания, чем керамике, плетению корзин или политике республиканцев.
Марк начал замечать в Терезе какое-то беспокойство, прилив энергии и почти неженское любопытство, а вместе с этим изменилась и ее внешность; она похудела, бедра и грудь перестали быть пышными, она сделалась более привлекательной и, казалось ему, даже выросла.