Сицилийский специалист
Шрифт:
По сигналу священника затрещала барабанная дробь, катафалк попятился, потом рванулся вперед, и три плакальщицы начали корчиться и выть. Марк шел один, за ним трусцой по пыли следовали Фоска и достопочтенные обитатели Кампамаро по шесть человек в ряд. Длинный хвост рабочих с цементного завода, которым местный лидер Общества чести велел присутствовать, да горстка издольщиков и пастухов замыкали шествие.
Глаза Марка были устремлены на гроб под пурпурным бархатным покровом, с которого свешивался черный шнур с кистью. Того, который раньше назывался его братом, в гробу не было, на кладбище несли куклу в новом шелковом белье и в парадном костюме Паоло. Это знали все, но считали несущественным, потому что, согласно народным верованиям, кисть на черном шнуре олицетворяла душу умершего,
Они шли, не попадая в такт ударам барабана, по направлению к приземистой, будто высеченной из кремня церкви в конце деревни. На крышах сидели женщины и дети; звонил церковный колокол; на невидимом цементном заводе в знак печали в уважения выла сирена; профессиональные плакальщицы громко рыдали и рвали на себе одежды. Священный момент приближался. В прошлом году в Бомпенсьере, по другую сторону гор, роковую кисть пришлось взять четырнадцатилетнему мальчишке, а через полгода его убили из засады.
У кладбищенских ворот катафалк со скрипом остановился, носильщики вынули гроб, процессия перестроилась и снова двинулась вперед, втискиваясь в узкую извилистую тропинку. Около могилы Марк почувствовал, что его зажали со всех сторон. Не снимая пурпурного покрова, гроб опустили на землю, и черный шнур с кистью теперь лежал на нем как змея. Все выжидающе смотрели на Марка в молчании, нарушаемом лишь доносившимися издалека голосами женщин и детей, которые покинули крыши и теперь торопливо шли к кладбищу. Все ждали. Все единодушно считали, что раз он приехал, то должен сыграть предназначенную ему традициями роль. Так считал священник с молитвенником в руках, с глубоко запавшими глазами, которые вдруг словно провалились, отчего лицо его стало похоже на череп. Так считал Фоска, человек из Общества чести, и все мелкие деревенские чиновники, и все владельцы лавок, а молодой учитель с умным лицом отложил до лучшего случая свои прогрессивные идеи и как бы требовал, чтобы Марк оставался верен прошлому. Ла Скадута и ее две помощницы, выполнив свои обязанности, теперь ждали того же самого с его стороны. Рабочие с цементного завода, пастухи и поденщики твердо знали, что он должен уважать традиции, в которых они все были рождены. Он чувствовал силу их воли, молчаливую тяжесть их решения. От стремления противостоять этому массовому напору и атавистической жажды схватить кисть и сжать ее так, чтобы все видели, у него задрожали руки. Он закрыл глаза и подумал о жене и детях.
Среди растерянного молчания священник открыл молитвенник и начал читать.
Теперь все лица, ранее с надеждой обращенные к Марку, были повернуты в сторону. Он знал, что навсегда отрезал себя от Кампамаро.
Глава 8
Туман, закрывавший Айдлуайлд [32] в течение тридцати шести часов, нарушил расписание самолетов в половине аэропортов мира. Единственный шанс Марка вернуться в Майами к четырем часам дня в среду зависел от точности стыковок пересадок, но самолет «Алиталии», на котором Марк должен был лететь из Рима в Нью-Йорк, прибыл с пятичасовым опозданием и на обратном пути, изменив курс, совершил посадку в Бостоне. В результате и Марк на двадцать минут опоздал к назначенному времени; когда он вышел из самолета и отыскал в зале для транзитных пассажиров телефонную будку, Виктор, расплатившись за номер в гостинице, уже ехал в такси к автовокзалу компании «Грейхаунд».
32
В настоящее время аэропорт Кеннеди в Нью-Йорке (прим, перев.).
Около семи часов вечера, после двух пересадок, Виктор попал, наконец, в Седж-Бей. К этому времени он чувствовал себя отнюдь не наилучшим образом. Последние часы пребывания в Майами он мучился нетерпением, ожидая возвращения Марка, и сейчас нервная слабость, о которой он предусмотрительно никогда не говорил ни Спине, ни Марку, превратилась в неотвязную головную боль. Он зашел в мужскую уборную, умылся холодной водой, потом заглянул в бар, чтобы на ходу чего-нибудь выпить, и, собравшись с силами, отправился в город. Стоял чудесный весенний вечер, свет уходящего дня медленно струился, словно впитываемый сияющим зеленым горизонтом, вдоль далекой линии берега то тут, то там мигали огни города, последний катер на большой скорости чертил короткий белый узор на темнеющем входе в бухту.
Виктор взял такси и направился в похоронную контору, принадлежавшую гробовщику по имени Эдвин Экс. Экс был единственным гробовщиком в Седж-Бее, и Виктор надеялся, что Марк, вернувшись из Рима, сможет сразу же найти его по телефонному справочнику и даст знать, когда он приезжает.
— Наверное, вашему другу не удалось дозвониться, — сказал Экс. — У нас вчера был шторм, и некоторые местные линии повреждены.
— Когда их починят? — спросил Виктор. — Сегодня вечером?
— Сомневаюсь. Может, завтра. У нас здесь очень примитивная связь. А вот за городом телефон почему-то работает отлично.
Экс был крупным, веселым, разговорчивым человеком с удивительно подвижными глазами на туповатом лице, хотя сам он двигался — возможно, под влиянием постоянной близости моря — солидно и размеренно, как рыбак в высоких сапогах.
Он с удовольствием говорил о своем бизнесе.
— Раньше это был рыбный холодильник, — объяснял он. — Как только объявили, что он продается, я тут же его купил. Рыбой сейчас здесь никто не занимается. Город обеспечивает нам достаточную клиентуру — не говоря уже о проезжих…
Виктор мучился, не зная, на что решиться. Подождать еще или приступать к делу? Экс, возможно, ничего не знал о содержимом гробов, и тем не менее он вызывал у Виктора какое-то чувство настороженности. Было что-то отталкивающее в этом человеке, который зарабатывал себе на жизнь с помощью мертвецов.
— У нас установились отличные деловые отношения с Багамскими островами, — бодро продолжал Экс. — Там умирает гораздо больше приезжих, чем в других местах, где люди ведут не такой бурный образ жизни. Наша фирма пользуется успехом, потому что она гораздо дешевле, чем любая похоронная контора в большом городе. Что же касается Кубы, то раньше мы транспортировали мертвецов туда, теперь же, по-видимому, направление меняется. Уже второй раз в этом году мы получаем оттуда груз. Знамение времени, должно быть. Столько кубинцев приезжает сюда. Хорошо еще, не приходится заниматься перезахоронением. То есть я хочу сказать, нам не надо заниматься гробами, которые долгое время пролежали в земле и уже подгнили.
Они вышли из конторы и направились к стоявшему неподалеку побеленному дому со следами недавнего ремонта.
— Кстати, — продолжал Экс, — при всем моем уважении к мистеру Баезу должен сказать, что кубинцы не умеют заботиться о своих покойниках. Обычно они арендуют склеп на определенное время, по истечении которого, если плата перестает поступать, труп извлекают и без всяких церемоний бросают в так называемую fosa comun — общую могилу. Большинство американцев сочло бы это оскорбительным. Это как-то трудно совместить с религиозными убеждениями. Разве я не прав?
— Правы, — согласился Виктор.
— Гробы обычно делают из самых дешевых материалов, и они часто оказываются слишком малы для покойника. — На лице Экса вдруг появилась гримаса непритворного ужаса. — Приходится прибегать к средствам, о которых лучше не говорить… Ну, вот мы и пришли.
Он отпер большую полированную дверь, отодвинул большое стекло, образовывавшее вторую стенку, и включил яркий свет. Виктор оказался в помещении, которое можно было принять за только что построенный супермаркет, куда должны завезти товары. Посередине в широких белых эмалированных холодильниках, какие используются для хранения замороженных продуктов, стояли гробы. Чуть слышно пахло душистым аэрозолем.