Сидус. Вида своего первый
Шрифт:
– Вот так-то, Тигра. Такой вот я чертов неудачник.
Хомяк был во всех отношениях приятным собеседником. Не перебивал, охотно слушал, сочувствовал, лишь изредка прерываясь на то, чтобы накрутить пару сотен кругов в своем колесе. Я же, разговаривая с ним, представлял, что исповедуюсь перед дочерью. Давно заметил, что, когда проговариваешь проблему, создается более полная картина.
– Хотите добавки? – поинтересовался подкативший дроид-официант.
Долив газировки был бесплатный, а я столько нарассказывал хомяку, что в горле пересохло.
– Не откажусь.
Дроид наполнил
– Прошу прощения за беспокойство, – сказал он, тяжело дыша. – Вы не в Пояс?
Я кивнул, не настроенный общаться, уже выговорившись перед хомяком. Мне сейчас хотелось покоя, да и человек не понравился.
– Случайно не по контракту с Первой Марсианской? – задал еще один вопрос неприятный мужчина.
– Именно, – лаконично ответил я и не удержался, съязвил: – А что, в Поясе кто-то еще работает?
– О, много кто! – всплеснул руками мужчина. – Простите, я не представился. Ирвин. Ирвин Горовиц.
Руки он не протянул, напротив, спрятал за спину. Я назвал свое имя и критически изучил Горовица. Одет тот был в недешевый, но видавший виды костюм, а из расстегнутого пиджака выглядывала мятая рубашка. Ирвин никак не походил на будущего шахтера. Что он забыл в Поясе? Да и на сотрудника Первой Марсианской совсем не тянул…
Тем временем человек, представившийся Ирвином Горовицем, не замечая моей неприязни, показал взглядом на стул:
– Не против?
Только сейчас я обратил внимание, что гул ожидающих усилился, причем с каждой минутой выкрики становились все более нетрезвыми, и огляделся. Пока я ел и общался с хомяком, сектор посадки заполнился публикой разной степени потрепанности. Даже в кафе не осталось ни одного свободного столика.
Я пожал плечами:
– Садитесь.
Ирвин тяжело опустился на стул напротив, покосился на хомяка и вздохнул:
– Вы, наверное, думаете, что мне здесь не место? Какой из меня космический шахтер, ведь так?
– Ничего я не думаю.
– Я все же объясню, – сказал Горовиц, и по его тону стало понятно, что это скорее нужно ему, чем мне. – Понимаете, я всю жизнь работал на фондовом рынке…
– Рад за вас. Только не понимаю…
– Дослушайте! – горячечно перебил навязчивый собеседник. – Я сделал состояние, но потерял его во время панического обвала – помните, когда открыли Сидус? Народ тогда решил, что грядет конец света или по меньшей мере все земные корпорации обанкротятся… Потом… – Он почмокал губами, взгляд его наполнился вселенской печалью. – Потом…
– Вложились в оборонные технологии, решив, что грядет война с чужими, и разорились?
– Нет, хуже. Запаниковал, вышел в деньги и вложился в «Дрисколл Инкорпорейтед».
– Без понятия, что это.
– Производство бункеров! – объявил Ирвин, словно это все объясняло. Впрочем, я и в самом деле понял – и чуть не рассмеялся ему в лицо.
– Это вы зря.
– Тогда так не казалось! Но вы правы. Зря, потому что апокалипсиса не случилось и паника быстро спала. В общем, я прогорел. А потом… – Ирвин запнулся, махнул рукой. – А, чего уж там, это и так не секрет. Я, значит, начал играть на бирже деньгами клиентов. От тюрьмы удалось откупиться, но остался ни с чем. Слетел в самый низ гражданской иерархии… Даже дети от меня отказались и запретили общаться с внуками…
– Сочувствую, – сказал я и на этот раз не соврал. Ведь сам страдал из-за того, что суд запретил частые встречи с Микки, а потому впервые почувствовал к Горовицу симпатию. – И тогда вы решили податься в Пояс?
– Ха, решил! – крякнул тот. – Если бы! У меня не оставалось другого выхода, потому что работы на Земле не нашел, как ни старался… В общем, решил начать новую жизнь.
– Шахтером? – удивился я.
– В этом я ничего не смыслю! – Горовиц издал нервный смешок. – Но меня взяли учетчиком. На Цереру. Так что будем работать вместе.
Жестом подозвав дроида, он заказал себе двойной виски и, глянув на меня как на собрата по несчастью, поинтересовался, не составлю ли я компанию. Выпить хотелось, но после драки с ухажером Джослин восемь лет назад я не только зарекся употреблять спиртное, но и запретил себе все, из-за чего мог бы потерять над собой контроль.
– Не пью.
Ирвин посмотрел удивленно, но во взгляде промелькнуло уважение.
– А я не могу себе отказать, – будто оправдываясь, пробормотал он. – Никаких других радостей в жизни не осталось.
Ожидая посадки, мы обсудили будущую работу в Поясе, я скупо рассказал о себе, о Микки и подаренном ею хомяке, после чего Ирвин, приняв озабоченный вид, прошептал:
– Мистер Райли, позвольте мне держаться вас? Лететь к Поясу недели две, не меньше, а коллеги у нас с вами… – Он заозирался. – Сами видите.
Я огляделся: контингент и правда собрался тот еще, но увиденное не особо впечатлило – за последние годы я не только насмотрелся на таких, но и общаться с ними научился.
Будущие работяги выпивали как в последний раз, и воздух пропитался въедливым спиртовым духом. Как у многих во хмелю, у собравшихся развязались языки, и гул голосов все нарастал. Особенно шумно вела себя четверка, занявшая огромный стол по соседству. Судя по тому, что мест за столами не осталось, а к ним никто не подсаживался, этих ребят побаивались. И было за что.
Больше всех шумел крупный мужчина с кривым, неоднократно сломанным носом. Телосложением здоровяк не уступал мне, голова у него была огромной, как котел. Он громко хохотал, зычно говорил и вообще занимал очень много пространства. Лысый качок, черноволосый бородач и неприметный верткий мужчина заглядывали ему в рот.
В глаза бросались выпуклые бугорки шрамов на руках кривоносого здоровяка. Мой боевой товарищ Арон Квон, погибший в той марсианской пещере, кое-что знал о делах Триады: такие шрамы на руке создавались специально и значили трупы. У мужика их насчитывалось не меньше сотни, они холмиками покрывали оба предплечья, и при одном их виде у меня пошли мурашки по коже. Впрочем, это были лишь домыслы, так как кривоносый сидел лицом ко мне, а потому я не видел, есть ли на шее татуировка дракона – символ принадлежности к Триаде.