Сигнал
Шрифт:
– Во что это он играет, этот пес? – удивился Оуэн. – Он хочет подкрасться к нам незаметно или что?
Слышался хруст веток, и странное движение становилось все ближе. Вдруг лабрадор Спенсеров появился из ниоткуда и промчался на полной скорости, как борзая в пылу охоты, по пути сбив Чада с ног. Он бежал, поджав хвост между лап, и уж насколько мало Чад ни разбирался в собачьих повадках, но даже он понял, что пес паникует. К тому же, пока Чад лежал, уткнувшись носом землю, ему показалось, что от Смауга пахнуло мочой.
– Ты как? – спросил его Оуэн. – Он совсем не в
Чад поднялся на колени.
Позади мальчиков, метров в десяти, продолжали пригибаться к земле папоротники, и что-то медленно на них надвигалось. Но они уже отвернулись и смотрели в сторону дома.
Смауг вбежал в дом, охваченный ужасом, по дороге задев одного из грузчиков, и тот не смог удержать коробку, которую нес. Раздался звон разбитого стекла, и Оливия стала кричать на собаку, которая, похоже, совершенно спятила.
Оуэн не сдержал короткого смешка. Ситуация становилась интересной, и он сделал знак Чаду подняться и пойти посмотреть, что происходит на Ферме.
Они покинули опушку леса в ту секунду, когда кусты поблизости дрогнули в последний раз.
Гора мятых и рваных коробок в углу была на кухне единственным напоминанием о том, что в доме шел переезд. Бытовая техника была расставлена по местам и включена в розетки, посуда разложена по шкафчикам, и даже доска с распределением домашних обязанностей уже висела на стене, свидетельствуя об усилиях, которые приложила Оливия, чтобы к вечеру была готова по крайней мере одна комната. Вся семья ужинала за поставленным посередине комнаты столом, на котором лежали принесенные Томом коробочки с китайской едой.
Том еще не успел собрать детский стульчик, и малышка Зоуи сидела на руках у мамы, беспокойно поглядывая на пса, распростертого в углу.
– Собачке стлашно? – спросила она тоненьким голосом.
– Да, – подтвердила Оливия, – Смауг сегодня немного испугался. Он не привык к жизни в деревне. Он еще тот балбес.
Оливия говорила с дочерью, специально не выбирая слова, считая, что можно говорить обо всем и объяснять все как есть, не делая скидок на то, что двухлетний ребенок не всегда понимает, о чем идет речь. «Разговаривать – это не вредно», – говорила она всякому, кто был готов ее послушать.
– А как же он будет ходить в туалет? – озабоченно спросил Чад. – Если он вообще отказывается выходить из дома.
Том сказал успокоительно:
– Смауг, похоже, наткнулся на хорька или енота и здорово перетрусил, но скоро он придет в себя. Я поставлю миску с его крекерами на улицу, и ты увидишь, как он мигом снова выбежит наружу!
– Мальчики, – сказала Оливия, – я хочу, чтобы завтра вы убрались в своих комнатах. Вы меня услышали? Откроете все коробки, на которых написаны ваши имена, и разложите все на место. Это будет нетрудно, учитывая, что места у нас теперь втрое больше. Мы с Томом поедем за покупками, и вы познакомитесь с Джеммой, девушкой, которая будет за вами присматривать.
– Ты в ней уверена? – спросил Оливию муж.
– Мне ее посоветовала женщина из агентства недвижимости, миссис Кащинская, думаю, что это ее племянница. Она утверждает, что доверила бы Джемме собственную жизнь. В любом случае, если завтра она не слишком нам понравится, обойдемся без нее и распределим дела иначе. Но предупреждаю вас, что мне понадобится помощь, чтобы все успеть.
Том кивнул и ласково погладил руку Оливии в знак того, что она может на него рассчитывать.
Позже, когда мальчики и малышка Зоуи спали в своих комнатах, Оливия долго стояла под душем, потом надела рубашку для сна, которая была скорее похожа на рубаху мясника в слишком крупную клетку.
– Из-за того, что мы распрощались с прошлой городской жизнью, ты сменила твой атлас и шелк на фланель?
– Привыкаю к новой жизни. Но не переживай, я не собираюсь каждый вечер изображать ковбойку…
Она буквально упала на кровать рядом с Томом, листавшим литературный журнал, и прибавила голосом, прозвучавшим глухо из-за подушки:
– Знаю, что тебе до смерти охота отметить наш переезд, но сегодня это выше моих сил. Имей в виду, что для меня это огромное разочарование: оказывается, я не суперженщина…
Том провел рукой по ее волосам.
– Ты не останавливалась ни на минуту, я думал, что в один момент ты свалишься…
– Обещаю, мы займемся любовью в каждой комнате этого дома, только дай мне пару-тройку лет отдохнуть после этого дня.
Том наклонился к жене:
– Ты забываешь, что у нас дети. Кончилось то время, когда мы могли переспать когда пожелаем и где угодно!
– Зоуи – в детсад, мальчиков – в школу, – коротко ответила Оливия.
– Сейчас июль, у детей каникулы. Придется немного подождать…
Усилием воли Оливия высвободила руку и притянула к себе мужа, схватив его за ворот пижамы.
– Наплевать. Ради того, чтобы потрахаться, я вышвырну их на улицу. Я отвратительная мать – сначала секс, потом дети. Но сейчас – спокойной ночи!
Она подставила мужу губы для поцелуя, повернулась на бок и через две минуты уже спала.
Том хотел вернуться к чтению. Его глаза пробегали по строчкам, но смысл слов до него не доходил. Он положил журнал и оглядел комнату, едва освещенную ночником. Это было просторное помещение. Толстый ковер на полу, чистые выкрашенные стены – все свидетельствовало о том, что все было недавно отремонтировано, не больше двух лет назад. Потом взгляд Тома остановился на трех больших окнах, которые он только завесил шторами, но не опускал жалюзи. Утром, возможно, они пожалеют, когда солнце будет бить прямо в глаза, но Том надеялся, что деревья смогут рассеять лучи утреннего солнца.
Это был большой дом. Очень большой. И очень тихий. Им нужно будет время, чтобы еще привыкнуть. На самом деле дом был не таким уж и тихим, но они-то привыкли к постоянному гулу нью-йоркской улицы. Здесь же тишину нарушал только скрип дерева и распахнутых на сквозняке дверей. Иногда пробегала по крыше белочка или ветка царапала черепицу. У каждого дома есть свои обычные звуки, и нужно было привыкнуть к звукам Фермы.
В коридоре заскрипела половица, и Том подумал, что проснулся кто-то из мальчиков.