Сила притяжения
Шрифт:
К слову о нём. Папа настолько загорелся моей работой, что все вечера проводил в моей комнате — за исключением тех часов, что тренировал ребят или когда ко мне заглядывал Юлик. Отец рассказывал мне всё, что могло пригодиться в работе, отвечал на все вопросы, и был вдохновлён, кажется, не меньше моего. Я же, записывая за ним, только диву давалась. Нет, я знала, что история знакомства моих родителей, мягко говоря, интересная, и я была не то, чтобы не плодом любви, но уж точно не в браке рождённой — всё же считать умела и понимала, что годовщина их свадьбы самую малость наступила чуть позже, чем я издала свой первый крик. Но чтобы настолько…
Словесные баталии, конфликты, конфронтации,
Ещё я поняла, что какие-то детали истории оказались малость приукрашены. Как я это поняла? О, всё просто — к нам на один из таких огоньков заглянула мама. И по её усмешке я поняла — врёт папенька, как дышит. Особенно в моменты, когда он, откинувшись на кровати дочери, расписывал, как с первой секунды моя мама прониклась к нему светлыми чувствами, но стеснялась это признать, та громко фыркнула и заявила, что они, судя по всему, знают две разные истории. И вообще, судя по всему, совершенно не знакомы. Но, что поделать — папина версия мне нравилась, так что её мы и взяли за основу.
Юлик очень сильно помогал мне. Мы работали в тесном тандеме — таком, что он нередко оставался на ночь, и родители уже привыкли накрывать завтрак на троих детей. А я — приезжать на учёбу не на Настиной машинке, а в «танке» Кораблёва.
Друг не только молча поддерживал меня и изредка помогал, придумывая особенно колкие реплики. Нет, ещё он занимался своими прямыми обязанностями — писал музыку. Вычитывал уже написанное мной, узнавал, какой настрой должен быть — и тут же начинал набрасывать мелодию. Которую я слушала, вносила свои коррективы, или — чаще всего — одобрительно кивала, и мы продолжали работать.
Мне было комфортно с ним работать. Каким бы шалопаем Кораблёв не был — он менялся, когда дело касалось дела всей его жизни, музыки. Вот чему он отдавался полностью. И это было тем, к чему его всегда ревновали его подружки. Верность этот оболтус хранил только своей музе — даже гитаре он мог изменить с другими инструментами. Но эти дамы его сердца обижаться не умели.
В один из таких вечеров, когда добрая четверть пьесы уже была написана и роздана, а мы трудились над очередной, я подняла глаза на сосредоточенного друга и негромко произнесла:
— Прости, что напрягаю тебя.
— Ты о чём? — непонимающе хмурится Юлик.
— Ну, прошу помочь со сценарием, дёргаю, в общем… — я стушевалась и просто обвела рукой свою комнату, — За вот это вот всё.
Кораблёв кивнул с самым серьёзным выражением лица:
— Действительно, тебе стоит извиниться. Ведь из-за этого мы проводим больше времени вместе, — нацепив на моську маску скорби, друг простонал, — Какая пытка!
Я хмыкнула, но продолжила гнуть свою линию:
— И всё равно. Ты мог провести это время со своей девушкой.
— Это вряд ли, — покачал головой брюнет, — У Нат спектакль на носу, она репетирует, как бешеная и не подпускает меня к себе. Боится, что буду отвлекать. А вот твой благоверный может и занервничать, что ты проводишь время с таким красавчиком, как я!
— С таким балбесом, ты хотел сказать, — с усмешкой поправила я друга, — И нет — с этим у нас нет проблем. Давид ведь понимает, что всё завязано на нас. Вся работа.
— Поправочка — на тебе. Моё дело маленькое — музыку написать. Считай, что она уже у тебя есть, — улыбнулся Юлиан, кивая на исписанные нотами листки бумаги, — Главное — что меня не заставили ещё и играть. С этих наших режиссёров станется заявить, что все таланты на потоке перевелись и без меня не обойтись. Нет, их, конечно, можно понять, но так бессовестно ездить на себе я позволяю только тебе и Владке.
— Боже, какая честь, — хмыкнула я, улыбнувшись и понимая, что в этот момент мной завладело какое-то странное, но весьма приятное чувство.
Нежность. К этому оболтусу, который, как и всегда, при упоминании имени своей сестры, мягко и невероятно любяще улыбнулся. Таких чувств у него не вызвал никто, кроме его сестры. Ни одна из девушек, в которую он якобы влюблялся — никто из них не видел ТАКОЙ улыбки. Её могла получить только его егоза, которую он, несмотря на ворчания, очень сильно любил и всячески оберегал. Мазал коленки зелёнкой, при этом морщась и ахая так, словно больно было ему, а не Влади. Только она…и получается, я. Ведь вот она — искренняя, почти сводящее сердце с ума улыбка. Но я — это я. Мне вроде как за выслугу лет и не такое положено. А всё доставалось его подружкам…
Поймав мой взгляд, Юлик приподнял одну бровь:
— Что? Почему ты так смотришь на меня?
Покачав головой, я ответила:
— Просто. Задумалась. Не обращай внимания.
А сама поспешно уткнулась в свои записи, пытаясь понять, почему меня вообще потянуло на такие размышления. Наверняка, во всём этот сценарий виноват. Отвлекает меня от таких правильных и хороших вещей. От Давида, например. Погодите, я назвала своего парня вещью? М-да. Кажется, мне пора сделать перерыв. Иначе я рискую или натворить чего не того, или вообще угодить в места не столь отдалённые. Как анти-героиня моего же сценария.
А ещё я вдруг поймала себя на мысли, что Юлиан прекрасно справился бы с ролью моего отца. Нет, не так — он был будто рождён для неё…
*****
Юлиан
Мы с Аней работали в приятной для обоих тишине. В её комнате в принципе всегда царила атмосфера уюта и покоя — не знаю, было всё дело в пушистых пледах, подушках и игрушках, или же такую ауру распространяла сама девушка, но факт оставался фактом. Оказываясь у неё, я всегда будто попадал в невидимый, но очень приятный кокон. Плотный такой, мягкий, почти плюшевый. Нигде и никогда я не ощущал себя так — разве что у себя дома, но это то было понятно. Свой дом, своя крепость, все дела. По крайней мере, так было раньше. В детстве, когда мы были маленькими и все проблемы, казалось, можно было решить при помощи подорожника. На который, разумеется, сперва нужно было поплевать — иначе магия этого растения не работала.
Но с возрастом всё менялось. Неуловимо, почти необъяснимо, но вместе с тем неизбежно. Это пугало. Как ни странно, меня страшили перемены. Особенно, когда дело касалось Ани. ТОЛЬКО когда дело касалось неё.
В последние дни я ловил себя на мысли, что мне не нравилось то, что происходит. Нет, мне нравился Давид — он был прикольным малым, с которым было о чём поговорить, и Ане он нравился. Но тот факт, что он вообще появился — именно он и давал мне понять, что моя подруга выросла. И это произошло так незаметно, что я даже испугался. Она была моей ещё одной сестрёнкой — той, которую хотелось оберегать от всего. Ото всех. И парни не были исключением. Ну, то есть, до тех пор я не задумывался, что он у неё в принципе появится. Что мы когда-то будем обсуждать такие вещи. Я с самого детства твёрдо верил, что всегда будем лишь мы вдвоём — она да я. Иногда — ещё и остальные члены нашей компашки. Потом мы подросли, и я скорректировал этот план — я, Аня и мои подружки. Но о том, что моя подруга когда-нибудь влюбится и будет уделять внимание не мне, а кому-то другому — нет, такого в моей голове не было.