Сила слабости
Шрифт:
Я замолчал. Я старался быть честным и негрубым. Старался не марать очарование любви. Окружить её романтикой. Это ведь божественный дар - давать новую жизнь... Просто я никогда раньше не говорил о таком. Только в романах читал. А ещё я сам жутко боялся самого действа. Одно дело видеть, а другое выполнять самому, да ещё и не просто подчиняясь процессу, а доминируя в нём.
Адет некоторое время молчала, а потом погладила меня по волосам.
– Только я боюсь маленьких детей. Они кричат, и непонятно, что с ними делать...
– О! Не бойся, я умею обращаться с детьми.
– А ещё рожать боюсь. Это больно.
– Если получится дочь, то нет. Ты будешь одурманена её амосой. Это будет как по волшебству. Если получится мальчик, то я тоже знаю, как роды облегчить. Я на медпрактике у троих роды принимал.
Она широко улыбнулась, а потом наклонилась и поцеловала меня в губы. Ёё прикосновения были солёные на вкус, как сухарики.
– Ты такой огромный, а такой робкий. Ты всех женщин боишься, или это я такая опасная на вид?
Она смеялась. Я, жмурясь, отвечал на её лёгкие поцелуи:
– Я ещё не подходил так близко... с женщинами.
Адет подняла удивлённый взгляд. Я пожал плечами:
– Мне всего 19, а даккарцы поздно взрослеют.
И снова потянулся к её губам.
Это было совсем другое. С Лией я отдавал, а здесь наоборот. В моих руках была хрупкая, маленькая женщина. Я одними ладонями мог обхватить её талию. Такая крохотная. Острые маленькие коленки, хрупкие плечики, миниатюрная грудь. При всём этом от неё как будто веяло этим чудом жизни. Маленькое непознаваемое существо, способное дарить жизнь, способное освещать мир любовью.
Я целовал её всю. Это было как посвящение в храме, прикосновение к чему-то запредельному. Она смеялась. Этот смех звучал небесной музыкой.
– Дэни, иди уже сюда. Сколько можно только целоваться?!
Она раздвинула маленькие коленки, и я со страхом смотрел на маленькую щелочку, там... Я не слишком большой? Адет хмыкнула и сама расстегнула на мне штаны. Я ещё раз посмотрел на бесстыдно торчавший орган:
– По-моему, не влезет.
Она рассмеялась, потянула меня к себе, маленькой ручкой направляя мой орган внутрь себя. От одного её прикосновения меня как током прошибло. Как откровением. Я со страхом смотрел ей в глаза, проникая внутрь. Боялся, что сейчас её лицо исказится в гримасе боли. Что я что-нибудь сделаю не так, обижу её или испугаю чем-нибудь. Но она закрыла глаза в блаженной улыбке, откидывая голову:
– Только не торопись. И поцелуи никто не отменял.
Она улыбалась. Маленькая женщина в моих руках принимала меня внутрь и улыбалась настоящим светом истинной жизни.
Венки:
Весть о гибели Доминанты, наконец, добралась до центральных каналов. Всё! Суани больше не существовало. Я мог вылезать из своего заточения. Я набрал телефон матери:
– Привет!
– Венки, слава богам! Мальчик мой, ты живой! Где ты?
– мамин голос был взволнованный.
– Со мной всё хорошо. Я хотел бы приехать к вам. Только...
– Что такое?
– На мне стоит пара блоков. На меня нельзя воздействовать Ар.
Мама тяжело вздохнула.
– Конечно, солнце моё. К тебе и близко никто не подойдёт. Я позабочусь, чтобы ты был в безопасности.
Уже через шесть часов я был в доме отца в Клинках. Роджер крепко, по-мужски обнял меня:
– Почему ты так долго прятался?
– Не хотел, чтобы меня начали пытать по поводу остальных Суани. Я знал Доминанту в лицо, и никто бы не поверил, что я не знаю, где она находится.
Мама, улыбаясь, трепала меня по волосам:
– Мальчик мой, как ты похудел. Но живой, и это главное. Из всего остального мы найдём выход. Как ты себя чувствуешь?
Я усмехнулся:
– Паршиво. Чертовски паршиво.
Мама обняла меня. Она никогда не соблюдала правил, что не стоит так обнимать взрослых сыновей. Она всегда крепко прижимала меня к груди, желая успокоить.
– Бедный мой. Я ещё на том заседании совета поняла, что ты влюблён в неё. С такой яростью набросился на Великих. Бабке потом даже стыдно стало, и она отстранилась от обсуждения. В результате одна Перлиада никого убедить не смогла. Но фотографии мастера всё равно слил кто-то из своих. Энастения говорит, что это фотографии из её дома на Ажюрдае. С одного из первых советов, когда Морок ещё посещала официальный САП. Чужие к ним доступа не имели.
Да. Неолетанки, в этом смысле - раса, лишённая всякой чести и логики. Предательство часть их сущности. Обман - синоним мудрости. Единственные, кого они неспособны предать - это свою семью. Неолетанская философия считает семью частью ами, мужей продолжением её тела и души. А за себя-любимую неолетанки готовы драться. И жертвовать многим готовы. Даже быть жестокими и убивать. Великие потому и назывались Великими ами, что частью себя признавали ещё одного мужчину - весь Арнелет. Самого лживого и эгоистичного парня во вселенной. Огромный неолетанский род целиком. Морок была особенной в том, что, не объявляя себя Великой, сражалась за весь Арнелет сразу.
– Отец, я хотел бы увидеть Дэни. Он должен быть у дяди Архо. По крайней мере, я просил гиганта присмотреть за мальчишкой.
Отец усмехнулся:
– Да, он у Архо. И брат к нему даже меня со скрипом подпускает. А пауков наших вообще лесом послал.
– Правильно делает. На мальчишке тоже неизвестно сколько блоков наставлено. И вряд ли он сообразит, что говорить можно, а чего не стоит. Начнёт болтать и свернётся в конвульсиях. Что делать будете?
Мы уже собирались выходить, когда пришёл вызов по связи от Анжея. Я вышел в сад:
– Да, друг, я слушаю тебя.
– Что, совсем говорить не можешь?
– Я в Клинках, в доме отца.
– Ясно, тогда слушай. Приехал, наконец, Карл. Тот ещё тип, я тебе скажу, сразу видно: имперец. Привёз, наконец, докторов. У нас их, оказывается, два. Жутко увешанные регалиями бабы. Так вот, они осмотрели мастера.
Я замер.
– Короче, раны её решаемы. Карл заказал в Империи ещё какую-то технику. Под временными полями с копированием тканей и ещё какими-то наворотами, но зашьют.