Сила возраста. Уроки старости для семей и молодежи
Шрифт:
Жан Амери в своем труде «Бунт и смирение» писал: «Старение […] – безнадежная область жизни, лишенная любого разумного утешения; не стоит строить иллюзии» [2] . Старость – это закатная земля, редко посещаемая политиками, экономистами и духовными лицами. Да, и духовными лицами, как ни печально это признавать. Эта земля формально является частью мира, но в ней нет мечты. Мечта о молодости – действительно мечта. Мечта о старости – кошмар. Быть стариком плохо.
Община святого Эгидия с 1973 года начала общаться со стариками, делить с ними жизнь, помогать им. Сорок лет продолжается «исследование» мира стариков, а вместе с ним развиваются дружба и солидарность с ними. Эта работа ведется на протяжении многих лет, в духе верности людям с их проблемами. В семидесятые годы, посещая римские окраины, Община увидела
2
Перевод цитаты выполнен по итальянскому изданию: Jean AmEry Rivolta е rassegnazione. Sul`invecchiare, Bollati Boringhieri, Torino 1988, pp. 148–149.
Конечно, вложение в стариков не окупается: отдача минимальна или незначительна. Старость – это состояние бедности, поражающее и богатых людей. Как болезнь. Тогда образ пожилого человека все еще был для нас образом наших стариков, наших дедов. Постепенно – благодаря этим новым отношениям – вышла на поверхность проблема бедности стариков, общая для всего «народа» стариков. Постепенно пришло осознание этой бедности. Старики, одинокие и заброшенные, рассказывали наполненные страданиями истории другого Рима. Рим этот совсем не похож на знакомый город, он беднее, чем тот, по которому мы привыкли ходить. Этот город вырастал из их рассказов: главным было выселение жителей из исторического центра в результате «расчисток» и реконструкций, осуществлявшихся в период фашизма. Это Рим, вытесненный на окраину, в новые кварталы, выросшие на стыке города и сельской местности. Рим лачуг и времянок с картонными стенами, которые простоят десятилетия, трудная жизнь военного и послевоенного времени, заблуждения молодости, истории любви, одиночества, вдовства…
В этих историях – и кризис семьи. Знакомство со стариками позволило понять хрупкость семьи. Сквозь горькие слова и слезы многих людей проступали разочарование и пережитые драмы: измены, насилие, распад семьи, расплата неблагодарностью за доброту. Их противоречивые истории говорили о вытеснении и изгнании из семьи, и одновременно об упорной и почти необоснованной привязанности к своим детям. Равнодушие, неверность, повседневная бесчувственность и мелкие дрязги.
И, конечно (еще один великий дар этого поколения стариков), – живое, трепещущее свидетельство о войне: мировой конфликт как главный стержень всех воспоминаний, трагедия всей жизни, со всем ее ужасом, болью и страданиями. Благодаря тем старикам молодежь Общины святого Эгидия смогла глубоко проникнуть в драму войны, в тот момент, когда память о ней начала угасать в обществе, вновь обретавшем благополучие и настроенном стереть воспоминания о невзгодах.
Это были истории жизни, проведенной в борьбе за выживание. Эти люди не знали потребительства, они были бедны, нуждались в дружбе, их тела, измотанные лишениями войны или плена, страдали от недугов. Вместе со стремлением жить возникал и вопрос: для кого жить? Вопрос, повторяющийся многократно, по-разному формулируемый, но одинаковый по сути.
И с религиозной точки зрения намечался серьезный разрыв. В семидесятые годы, после Второго Ватиканского собора, Церковь изменилась, в первую очередь в том аспекте, который касался всех людей: молитве и литургии. На волне соборного обновления богослужения Церковь рисковала отбросить вековое наследие народной набожности и благочестия, достояние многих поколений; в первую очередь религиозность стариков. Церковь менялась в самых своих народных формах бытия, оставляя позади обряды прошлого. Иными словами, шел процесс религиозного отчуждения стариков. Обновляющаяся Церковь обращалась в сторону молодых поколений.
Пастырская работа с молодежью, несомненно – одна из важных проблем Церкви, стремящейся принять и воспитать новые поколения верующих. В те годы по стечению различных обстоятельств, связанных не только с жизнью Церкви, но и с социально-культурным преобразованием всего итальянского общества, отношения с молодыми поколениями стали более затрудненными. Церковь решительно и увлеченно погрузилась в процесс обновления, чтобы не утратить контакта с мирами, которые, казалось, удалялись от католической веры – миром молодежи, миром культуры и науки, миром рабочих, миром городских окраин. Но, возможно, недостаточно задавались вопросом, что означает для стариков невозможность найти в храме свои формы благочестия, ощущение, что для их набожности уже нет места. К старикам не обращали по-новому слово Евангелия (как должно было случиться), они рисковали оказаться просто забытыми.
Одновременно с этим в отношении их развивалась социальная работа. Это было, несомненно, позитивным моментом: положение стариков действительно было омрачено нуждой. И все же, при этом старики пережили своего рода понижение статуса: в распространившихся церковных представлениях старики стали предметом социальной, а не пастырской заботы.
Работа Общины святого Эгидия на протяжении всех этих лет не сводилась лишь к помощи старикам, то есть лишь к социальному обслуживанию (пусть необходимому и уместному). Она была попыткой взять на себя их человеческие и духовные проблемы, задаваясь вопросом, что означает для старика быть объектом братского милосердия и – вместе с другими – верить, разделять общую надежду и участвовать в молитве Церкви. Отказ от постановки проблемы спасения стариков мог повлечь за собой значительные последствия для жизни Церкви: это означало бы отказ принимать всерьез любого человека таким, какой он есть, с его особенностями и запросами, в погоне за тем, что могло восприниматься как неотложные пастырские нужды, новые проблемы или просто новизна.
Община святого Эгидия родилась в годы, последующие за Вторым Ватиканским собором, на этапе первого принятия его послания: и ее отличало решение принять всерьез стариков в их многогранности. Ведь для Церкви старик не уходит на пенсию. Человек живет не только ради утоления голода или чтобы прикрывать тело одеждой, он – не только его рана, не его ампутация, не его инвалидность. Для христиан старик не может быть только социальной проблемой.
Сорок лет жизни вместе со стариками, отраженной в этой книге через разносторонний анализ этого опыта, показывают и определенный способ заниматься богословием. На протяжении столетий, до Второго Ватиканского собора, богословие развивалось в академической среде: миру богословов грозил отрыв от жизни. После Собора богословие возобновило плодотворные отношения с церковным опытом, с народом Божиим и его жизнью. Конечно, эта книга не по богословию, но этот союз между поколениями, проверенный временем, порождает размышление о человеке и о Боге, на фоне проблем повседневной жизни, одновременно являющихся и проблемами истории, мира и Церкви. Так становится явным, что жизнь, прожитая в служении бедным, в частности, старикам, обретает достоинство размышления о самом важном. Годы, проведенные со стариками, потрачены в поисках ответов на множество вопросов: «Для кого я существую, чего я стою, для чего живу, для кого встаю по утрам и одеваюсь…?». Помощь старикам в сложные минуты их жизни, в часы недуга, одиночества, проводы в последний путь стала обретением смысла жизни для многих людей. Возможно, это началось с инстинктивного чувства, с эмоциональной и религиозной интуиции, подсказывающей сердцу, что жизнь не утрачивает ценности, даже когда она сводится к одному вздоху. Эпизоды, собранные на этих страницах, – не только моменты повседневных забот, радостей и горестей: в своей совокупности они составляют размышление о человеке и о Боге, прожитое коллективно, выработанное в общении со стариками – нашими друзьями.
Великий парадокс современности заключается в том, что старики сегодня могут прожить дольше, но их жизнь бесполезна и является лишь помехой. «Зажившимся» старикам словно говорят: посторонись. Учреждения для стариков говорят об этом. Это парадоксальное противоречие затронуло уже миллионы людей: долголетие – дар прогресса, общество делает все возможное для продления жизни людей, при этом, когда наступает старость, теряется смысл этого периода жизни и часто люди испытывают чувство холода и заброшенности. Как будто ничто не противостоит этой логике: старик должен уйти с дороги.
Проблема остается актуальной и для стариков, глядящих в свое будущее. Ситуация противоречива: вся жизнь призывает к тому, чтобы оставаться молодым, вести активный образ жизни. Эта жизнь имеет и подлинные ценности: улучшать, производить, строить, осуществлять, в том числе для других. И все же наступает возраст, когда работоспособность снижается, знания и умения, мысли и слова устаревают, на поверхность выходит хрупкость и беспомощность – и это в контексте социальной жизни, одержимой духом конкуренции.