Сильбо Гомера и другие
Шрифт:
Как следовало, по мысли церковников, поступать с античными находками, рассказывает автор бессмертного «Тиля Уленшпигеля», Шарль де Костер, в своих «Фламандских легендах», навеянных средневековыми преданиями. В легенде «Братство толстой морды» весь сюжет построен на истории одной античной находки — мраморной скульптурки римского времени, изображавшей сидящего на бочке с вином бога Бахуса. Здесь хозяину небольшого трактирчика «Охотничий рог» явилось ночью «бегущее по траве яркое пламя, как-то чудно вытянутое кверху», исчезнувшее лишь вместе с первым криком петухов. Оно являлось еще много раз, и чей-то голос просил трактирщика «промочить горло», пока измученный Питер Ганс, владелец кабачка, не нашел и не принес в дом античную скульптуру веселого бога. При этом он больше всего на свете боялся не столько «козней дьявола», сколько «церковной кары», ибо его поступок, по мнению католических попов, всеми силами искоренявшими и вынюхивавшими ересь и язычество, сильно попахивал «идолопоклонством».
Однако, несмотря на гонения церковников, увлечение стариной и собирательством древностей уже становилось модой среди европейской знати. Выйдя за пределы Италии, оно, как известно, охватило всю Европу, особенно Францию. Коллекции римских вещей можно было встретить в домах знати в Риме, Венеции, Генуе, Париже, Мадриде, Мюнхене и других городах. Не минула «кладоискательская лихорадка» и Русь…
Известно, что в средневековой Руси кладоискательству предавались многие самодержцы и царские воеводы. Сам царь Иван Грозный отдавал должное этой страсти, и его вера в клады порой давала ощутимые результаты. Летописец XVI века, писал русский историк Н. Аристов, отметил весьма интересное предание, как Иван Грозный заполучил клад в Новгороде, в Софийской церкви. Вот слова летописца: «Как приехал великий князь Иван Васильевич с Москвы в Новгород, и неведомо как уведа казну древнюю, сокровенну в стене создателем св. Софеи, князем Владимиром великим (внуком св. Владимира), и неведомо бысть о сем никем, ниже слухом, ниже писанием. И тогда приехав нощию и начат пытати про казну ключаря Софейского и пономаря, и много мучив я, не допытався, понеже не ведаху. И прииде сам в. князь на восход, где восхождаху на церковныя полати, и на самом всходе, на правой стороне, повелел стену ломати, — и просыпася велие сокровище, древние слитки в гривну и в полтину и в рубль, и насыпав возы, посла к Москве». Аристов пишет об этом случае, что в середине XVI века еще было свежо предание о найденном в 1524 году кладе при «поновлении Пятницкой церкви в Новгороде», а потому не мудрено, что составилось сказание о поисках Грозным клада и в церкви святой Софии. Летописец, в частности, говорит, что когда стали поновлять церковь св. Пятницы, «и начаша голбцы разрушати и помост возрывати, — и ту обретоша сокровища сребра древних рублев Новгородских литых 170, а полтин 44 и наместники повелеша вложити их в сосуд и запечаташа».
Видимо, в какой-то степени с новгородскими сокровищами связано и известное «сыскное дело» о новгородском архиепископе Леониде (1575 г.), обвиненном грозным царем в том, что он изменил ему и посылал польскому и шведскому королю деньги и другие сокровища. В опричных архивах сообщается, что государь объявил «отца церкви» еретиком — тот будто бы занимался с помощью ведьм, живущих в Новгороде, даже каким-то колдовством («в Новегороде 15 жен, а сказывают ведуньи, волховы»). Эту же деталь сообщает и англичанин Д. Горсей, бывший в то время в Московии. По его словам, во время суда над архиепископом были сожжены все его ведьмы. По словам псковского летописца, записавшего слухи, ходившие в народе, будто царь опалился на Леонида «и взя к Москве и сан на нем оборвал и медведно ошив (то есть зашив в шкуру медведя, один из способов казни на Руси того времени. — Г. Б.), собаками затравил…»
В «Чтениях в историческом Обществе Нестора Летописца» в конце прошлого века историком Н. Оглоблиным были опубликованы несколько «Сыскных дел» о кладах в XVII веке на Руси: дела от 1626, 1645, 1673 годов. Судя по характеру следствия, о личном интересе к древним кладам самого царя, в русском обществе того времени, как писал Оглоблин, «мы наблюдаем первые зародыши» сознательного отношения к памятникам старины, уже проглядывает смутное стремление понять смысл найденных древностей, «зарождается археологическое любопытство», которое особенно усилилось в эпоху Петра I.
Однако еще и при Петре I, «несмотря на весь кажущийся приплыв новых идей и взглядов», по мнению Аристова, вера в клады держалась даже у людей высокопоставленных. Так, например, сестра самого царя, царевна Катерина Алексеевна, пишет историк, и та страстно предавалась исканию кладов. Она будто бы вела переговоры с каким-то костромским попом, который похвалялся, что узнает места кладов по «планетным тетрадям», то есть с помощью астрологии. Более того, она посылала своих приближенных женщин в полночь рыть могилы на кладбище и нанимала подводы съездить за 230 верст от Москвы, чтобы достать клад на дворе у крестьянина. Все ее попытки тем не менее остались безуспешными. Лица, указывавшие царевне на места зарытых кладов, как сообщал историк Соловьев в «Истории России с древнейших времен», по розыску Петра I оказывались обманщиками и шарлатанами. Сам же царь относился с величайшим вниманием к различным сообщениям о кладах и находках старинных вещей. Он даже издал специальный указ о сборе и покупке
…В Новом Свете, завоеванном оружием конкистадоров, первые «археологические раскопки» ничего общего с ними не имели, вылившись в чистое кладоискательство, а попросту в открытый грабеж памятников древних цивилизаций Америки. Свою первую школу конкистадоры-грабители проходили на Канарских островах, окончательно замиренных накануне открытия Нового Света. Испанцам было мало того, что они с помощью огнестрельного оружия уничтожили коренных жителей Канарских островов, белокурых и голубоглазых гуанчей. Они уничтожали их даже мертвых, разрушив и осквернив их горные могилы с сотнями и тысячами загадочных мумий, которые могли бы сегодня столько сказать исследователям, помочь в решении волнующей тайны происхождения гуанчей… (этому посвящена вторая часть книги.)
Неграмотные испанские монахи, увидев впервые мумии на Канарских островах (здесь набальзамированные в соке «драконова дерева» и других снадобьях тела умерших зашивались в шкуры и относились в горные пещеры), объявили их «монстрами», грешными плодами преступного брака между дьяволом и женщинами гуанчей. Кто-то из монахов обнаружил, что мумии прекрасно горят, и тысячи их были использованы как топливо. Правда, нашлись предприимчивые шарлатаны, которые начали экспортировать мумии в Европу, чтобы продать их таким же шарлатанам-алхимикам, полагавшим, что мумии — один из самых важных ингридиентов всевозможных магических «элексиров бессмертия» и прочих снадобий. Мертвым гуанчам действительно не повезло: они нашли свой конец в тиглях и ретортах средневековых алхимиков…
Гуанчи были бедны. Живя в каменном веке, они не знали металлов, да и золота не было на Канарских островах. Другое дело — Америка, золотообильный Новый Свет, первый «Клондайк» Европы. Завоевав империю Монтесумы, головорезы капитана Кортеса низвергли с пирамид Теотиуакана две огромные статуи — Солнца и Луны, сделанные из камня и облицованные пластинами золота. Желтый металл сразу же был содран, а статуи приказал разбить францисканский монах, епископ Сумарага, «неистовый ревнитель» христианской веры, старательно занимавшийся уничтожением всего, что было связано с религией, историей и древностями завоеванного края. Лет за семь-восемь до путешествия Александра Гумбольдта по Мексике, в конце XVIII века, как рассказывает он в своих записках, все еще продолжалось разграбление памятников мексиканской старины. В то же самое время, когда погибла цивилизация ацтеков, руками испанских конкистадоров были напрочь опустошены богатые могильники Перу, Эквадора, Колумбии. Так, сразу же после занятия столицы государства инков, города Куско в Перу, начались поиски спрятанных сокровищ Великих Инков.
«Ни в Иерусалиме, ни в Риме, ни в Персии, ни в какой другой стране, — писал испанский хронист Сьеса де Леон, — не было собрано в одном месте такого количества золота, серебра и драгоценных камней, как на этой площади в Куско». Ему вторят другие хронисты: «Богатейший король Атауальпа и те люди и провинции, у которых берут или уже взяли множество миллионов золота, сделали ничтожным все, что раньше считалось роскошью». Вот сообщение одного из свидетелей ограбления Перу о сокровищах инков:
«Теперь я поведаю о том, что мы увидели, войдя в Куско… В изумлении мы созерцали сосуды из дерева, золота и серебра, хотя лучшие из них были унесены индейцами. Среди прочих вещей мы обнаружили золотое изображение, а индейцы сказали нам не без горечи, что это изображение основателя династии инков. Мы нашли также золотых крабов, сосуды, разрисованные орнаментами из птиц, змей, пауков, ящериц и разных насекомых. Эти последние драгоценные вещи были обнаружены спрятанными в пещере в окрестностях Куско. Один индеец нам сказал, что в пещере, неподалеку от Виллакончи, спрятано множество золотых пластин, которые Уаскар (один из правителей инков, брат известного Инки Атауальпы. — Г. Б.) велел начеканить для украшения своего дворца. Но через несколько дней после этого сообщения наш осведомитель исчез». Действительно, если инки считали золото «слезами, которыми плачет Солнце», то теперь золото стало слезами инков…
Нам не известно, каким способом в 1535 году добился «добровольного подарка» от вождя племени чиму, Гуамана, испанский конкистадор Трухильо. Вполне возможно, что ослепительные по красоте и изяществу золотые изделия — «митра», расшитая жемчугом, великолепное ожерелье, сиденье, спинку которого украшали головы птиц с подвешенными кистями жемчуга, и многое другое, хранившееся ранее в храме с сокровищами народа чиму, — он получил не по доброй воле вождя, а в виде возможного выкупа или же получив согласие на «подарок» под пытками. «Добровольность», видимо, нужна была конкистадору лишь для того, чтобы создать иллюзию законности, дабы сокровище не попало в руки испанского короля и его наместников в Перу. Кто знает, но слишком уж не похожи на дружеские отношения испанцев с завоеванными индейцами…