Сильнее только страсть
Шрифт:
И она решила подготовиться заранее. Извинившись, она вышла из-за пиршественного стола, поднялась в отведенную комнату и принялась там поспешно собирать кое-какие предметы своей верхней одежды: куртку, рейтузы, башмаки. Взяв все в охапку, вынесла вещи д. коридор, немного пройдя по которому наткнулась на стоявший у стены резной сундук, за которым их и спрятала. Она вспомнила слова отца:
«Если воин очутился один, безоружный, в стане врага, он должен быть готов ко всему ради того, чтобы добыть оружие, – убить, украсть, солгать. Хитрость и сметка – первейшие союзники воина, если тот в одиночестве...»
Прокравшись
Карлейль хотел спросить, где она пропадала так долго, но Роберт Брюс обратился к нему с каким-то важным делом, и Джиллиане не пришлось прибегнуть ко лжи – еще одному из трех предписаний отца, одно из которых она уже выполнила, – украла два режущих и колющих предмета.
Ночью Джиллиане и Карлейлю опять предстояло неуютное пребывание в общей спальне. Впрочем, Джон был расположен сегодня сменить гнев на милость и в который раз попытаться поговорить с ней более или менее откровенно, воспользовавшись странной переменой в ее облике и настроении.
Однако у него ничего не получилось: он надолго задержался в зале, а потом в кабинете Брюса за важными разговорами о дальнейших военных и прочих планах шотландского государства, и, когда добрался наконец до спальни, Джиллиана уже крепко спала. И он не стал ее будить, хотя Джиллиана только делала вид, что спала. Она никак не могла уснуть, напряженно ожидая часа, когда сможет приступить к выполнению того, к чему шла столько месяцев, и вот наконец роковой день и час настал!
Войдя в комнату, Карлейль первым делом разделся догола и окунулся в ванну с еще теплой водой, надеясь, что Джиллиана все-таки проснется, но она продолжала спать. Бормоча под нос проклятия по поводу ее неизменного упрямства, он вытерся и лег. Его сразу потянуло в сон – день оказался суматошным, съедено и выпито немало, и так не хотелось снова вступать в изнурительную словесную борьбу со странным, невозможным, но ставшим таким дорогим для него существом.
Он уснул быстрее, чем предполагал, однако через какое-то время пробудился, потому что Джиллиана поднималась с кровати.
– В чем дело? – спросил он.
– Иду в туалетную комнату, – ответила она неестественно бодрым голосом, хотя ночь была в самом разгаре.
– Нам надо поговорить, – вспомнил он о своем намерении.
– Как только вернусь, – ответила она и ушла, кутаясь в короткое одеяло.
Он лежал, бодрствуя еще какое-то время, потом решил пойти за ней, не понимая и злясь, отчего она так долго не возвращается, но вновь его сморил сон.
Вытащив одежду из-за сундука, Джиллиана нашла укромное место на задней лестнице, где быстро оделась, натянула башмаки, взяла в руки ножницы и, не колеблясь, – она решила сделать так еще за столом – отрезала себе обе косы на уровне плеч, после чего распушила их остатки. Теперь у нее была прическа обыкновенного воина. С женским обличьем покончено. Она – простой воин, выполняющий свой долг, даже если его ожидает смерть.
Убедившись,
Упрятав нож в рукав куртки, она снова направилась в глубь коридора, медленно, осторожно озираясь, словно в ( поисках чего-то, и остановилась наконец у одной из комнат, куда вела дверь с величественной резьбой и монументальной ручкой, за которой располагались покои хозяина замка.
Роберт Брюс не пользовался бы славой опытного воина, не обладай он рядом характерных для звания такового признаков, среди которых одним из главных было превосходное чутье. Именно оно помогло ему в разгар ночи мгновенно проснуться и понять, что в комнату кто-то проник. Он напрягся, однако не пошевелился, глаза понемногу привыкали к бледному лунному свету из окна, благодаря которому стали различаться кое-какие предметы.
После того как дверь бесшумно прикрылась, в комнате по-прежнему не раздавалось ни звука, из чего Брюс сделал вывод, что убийца – а кто еще мог тайком проникнуть к нему посреди ночи? – человек опытный и осмотрительный. Сам же он лежал в постели в одной ночной рубашке, безоружный, и дотянуться до меча одним движением оказалось совершенно невозможно. Разве мог он предположить, что кому-то из его преданных вассалов придет в голову мысль лишить его жизни? Впрочем, на этом свете бывает все... Осторожно он выпростал руки из-под одеяла.
Когда до постели, на которой лежал Брюс, оставалось меньше трех футов, Джиллиана прыгнула вперед. В лунных лучах блеснул клинок, Роберт вытянул левую руку, по которой пришелся удар, и вскочил с кровати. На предплечье у него появился длинный, не слишком глубокий порез, однако ему удалось оттолкнуть нападавшего и следующим ударом сбить его с ног. В короткой схватке он понял, что на него напала женщина, ибо его рука коснулась ее груди.
Лежа на полу, Джиллиана ожидала, что он крикнет стражу или схватится за меч, но Брюс не сделал ни того ни другого.
Он уже понимал, что только одна женщина из известных ему могла решиться на подобный поступок. Но почему? Сошла с ума?..
Он вывернул кисть ее правой руки так, что клинок повернулся острием к полу, но Джиллиана продолжала яростно сопротивляться, норовя нанести еще удар, пока Брюс не вырвал у нее нож и не отбросил его в дальний конец комнаты.
– Джиллиана! – прошипел он сквозь зубы. – Что с тобой? Почему?..
– За моего отца, – твердым звонким голосом ответила она, пытаясь освободиться от его хватки.
– Какое отношение имеет Уоллес к твоему безумию?
– Вы предали его англичанам!.. – крикнула она, напрасно вглядываясь в темноте в его лицо, чтобы увидеть на нем отпечатки вины и стыда.
– Я?
В его голосе смешались удивление, возмущение, ярость, которые она не могла не посчитать искренними. И тем не менее повторила:
– Да, вы! Кто же еще?
– Почему?.. Во имя Господа, , . Что ты мелешь, несчастная? – Голос у него прерывался от негодования. – Совсем спятила?..
Ему уже многое стало понятным, он почти успокоился и впервые обратил внимание паевою руку, которая сильно кровоточила.