Сильнее времени. Планета бурь
Шрифт:
— Разве на Земле не пользуются таким методом передачи информации?
Он-то слишком хорошо помнил, как они с Виленой, разделенные полмиллиардом километров, все же говорили друг с другом взглядами на видеоэкране.
Окружив пришельцев, эмы заглядывали своими щелевидными глазами в очки шлемов.
Эмы были ростом ниже людей, передвигались прямо, переваливаясь из стороны в сторону, как пингвины, сходство с которыми еще в первый миг заметил Каспарян.
У них было четыре конечности. Пятой конечностью мог
Сейчас, когда эмы заглядывали в глаза пришельцев, их хоботы были призывно подняты.
Арсению показалось странным, что все эмы поняли «музыку небесных сфер». Если ее и передавали четверть века назад отсюда, то, вероятно, немногие специалисты и с помощью уникальных устройств. Едва ли рядовые обитатели планеты могли теперь знать об этом.
Но все же именно эта понятая эмами «радиомузыка небесных сфер» сблизила аборигенов с пришельцами.
Эксперимент Ратова имел еще и то последствие, что эмы непостижимо как вызвали из джунглей Эоэмма, очевидно занимавшего у них особое положение.
С Эоэммом, имя которому придумал все тот же Толя Кузнецов («это особый эм»!), и состоялся первый разговор землян. Глаза эма действительно излучали радиосигналы, подобные принятым глобальной радиоантенной.
Теперь-то сказался сизифов труд, проделанный на Земле, пригодился ключ, найденный Каспаряном, для расшифровки инопланетного послания. Киберлингвист, заключенный в ранце Каспаряна, мог переводить «речь эма» на земной язык. Как это было «просто»! Но сколько труда и находок стояло за этой «простотой»!..
Оказывается, Эоэмм понял, что земляне прилетели с другой звезды, приняв радиосигнал с Релы. Но он не выразил никакого своего отношения к их прилету, проявил полное равнодушие.
— Да они лишены всяких чувств! — возмутился биолог.
— Надо думать, наш Эоэмм у них нечто вроде главного радиоастронома. Потому его и вызвали другие эмы, когда услышали от нас отрывок своего послания, — предположил Арсений.
Вероятно, это действительно было так, потому что Эоэмм, радируя глазами, передал гостям, чтобы они приняли участие в космической радиопередаче. Каспарян именно так перевел его обращение.
— Считаю, не имеем права идти к ним, — добавил он, закончив перевод. — Задача разведчиков выполнена. Нашли на планете разумных обитателей. Теперь надо вернуться на звездолет, спуститься уже всем вместе.
— Как мы можем ответить отказом! — возмутился Толя Кузнецов. — Ради чего мы летели сюда через световые бездны? Ради чего оставили свое поколение на Земле? Чтобы теперь отступить? Разведка должна идти вглубь. Мы обязаны проложить дорогу к разумянам.
Каспарян стоял на своем:
— Кто знает, как понимают они высший разум? Может быть, они ставят его выше земных представлений о добре и зле.
— Нет, тысячу раз нет! — протестовал Толя Кузнецов. —
— Разум — это рациональность, — вмешался Ратов. — Лучше нас использовать, чем причинять нам вред.
— Выгоднее? Так, скажешь?
Тогда-то Эоэмм и предложил пришельцам живой нагрудник. Оказывается, эмы поняли, что у пришельцев в шлемах большее содержание кислорода, чем в атмосфере Релы. Живой нагрудник представлял собой искусственно выращенный организм, он поглощал из атмосферы кислород и снова выделял его уже в концентрированном виде.
Надетый на грудь, он создавал вокруг себя микроатмосферу, обогащенную кислородом.
Эоэмм глазами радировал об этом пришельцам.
— Вот видите! — обрадовался биолог. — Мы прилетели дружить с чужим разумом. А разве они предлагают нам не дружбу, если принесли для нас эти диковинные приспособления?
— Не нравится мне этот передничек, — сказал Каспарян. — Может быть, он не только кислород, а еще гадость какую-нибудь с микробами выдыхает. Рисковать мы не имеем права.
Арсений рассмеялся:
— Это что? Первый риск нашего звездного рейса?
— Разумный риск — это тот, без которого нельзя обойтись.
— Слушай, Генрих, — в упор глядя на Каспаряна, сказал Ратов, — про отца моего, ушедшего в Вечный рейс, ты знаешь. Но у меня была и мать. Ее звали Зоя… что означает — жизнь… Она сама привила себе микробы страшной болезни, чтобы найти против нее противоядие.
— Все мы свято чтим ее память. Но я предпочитаю, чтобы память обо мне возможно позже поселилась в сердцах людей.
— По-моему, ты эм, а не человек! — вмешался Кузнецов. — Теперь я понимаю, почему ты так здорово их переводишь.
— Моя мать и здесь пример. Поступлю, как она на Земле, — объявил Арсений Ратов.
Он взял из конечностей эма нагрудник и, примерив его, приготовился снимать шлем.
Толя Кузнецов с восторгом, а Каспарян с тревогой смотрели на него.
— Лучше переводи, что он сейчас сообщает нам, — попросил Арсений.
Мудрый эм догадался о беспокойстве пришельцев и сообщил, что на их планете все смертоносные организмы, жившие на суше и в воздухе, в том числе и бесконечно малых размеров, давно исчезли.
— Он сказал, что эмы выращивают только те виды живого, которые им нужны, — добавил Каспарян.
— Скот, что ли? Во всяком случае, он дает понять, что опасности нет?
— Почему, почему? — рассердился Каспарян. — Откуда он может знать, что опасно для нас? Он по себе судит?
— Хорошо, — проговорил Ратов. — Вам запрещаю снимать шлемы. А сам попробую.
И Арсений снял Шлем, затая дыхание, как ныряльщик. Потом надел нагрудник.
Друзья с волнением смотрели на него. Он выпрямился и глубоко вздохнул, как делал на помосте для поднятия тяжестей.