Силуэт
Шрифт:
Кто ж думал, что эта закавыка сохранит жизнь комиссованному военнослужащему. С огромной горечью узнал Даниил немного погодя страшную новость о гибели санитарного поезда, из которого был списан. Узловая железнодорожная станция подверглась жестокой бомбардировке фашистской авиации. Погибли многие бывшие сослуживцы.
Именно накануне этого горестного события Маляренко направили в Советский район.
Так сурово вошёл в жизнь Даниила новый период самостоятельного существования. Сверстники давно обзавелись семьями, растили детишек. Захотелось и ему домашней обустроенности, семейного уюта. В двадцать семь лет это просто необходимо. Новая работа беспощадно забирала время и силы. Строительство районной больницы приносило массу хлопот. Приходилось самому выбираться в тайгу с бригадой лесорубов. Зимой на морозе махать топором, греться у костра, ночевать в щелястом бараке, хлебать из общего котла. Однажды подхватил воспаление лёгких. В ботинках и немудрено, не у каждого унты или валенки. Какой уж тут уют…
Однако молодость брала своё. В поисках бухгалтера для больницы съездил Даниил в Куйбышевку-Восточную. Там-то и познакомился с весёлой и общительной Ниной. Девушка после окончания десятилетки мечтала поступить в университет и выучиться на химика, но война круто повернула стезю. Пришлось поступить на курсы счетоводов. Требовалось помогать матери кормить двух младших сестрёнок. Отца в семье не было по причинам, которые мать утаивала от дочерей. Люди в ту пору пропадали порой бесследно. Заточение «без права переписки» наглухо отрубало минувшую жизнь. Дознаваться причин репрессий – себе же вредить.
В отделе кадров курсового комбината Маляренко познакомился со списком выпускниц. «Выбирай любую, все красавицы-холостячки», – добродушно посоветовал директор. Пробежавшись по графам успеваемости, Даниил остановил внимание на обладательнице отличных зачётных оценок по всем предметам бухгалтерской науки Нине Фокиной. Побеседовали. Невольно залюбовавшись кареглазой стройной девушкой, Даниил красноречиво стал уговаривать поехать работать в Сосновку. В чём и преуспел. Получив благословение матери, отправилась Нина в новую жизнь с чемоданчиком скромного приданого. В круговерти дел молодые люди находили часок-другой для встреч, привыкли друг к другу. Через год общения решили соединить свои судьбы. Свадьбу не играли, учитывая сложную обстановку и скромность личных средств. Райисполком выделил молодожёнам половину дома-пятистенка. И стали жить-поживать.
Молодая семья, несмотря на потрясения грозных лет, сплотилась в общих заботах. Тем более, в положенный срок родился сын. Назвали Егоркой, стали пестовать, помогая друг дружке. Яслей и детсада в Сосновке в ту пору не было. Приходилось полагаться на собственные возможности. Выручали порой соседи, молодые незамужние медички. Детвора военных лет была предоставлена самой себе. Те, кто на своём ходу, с утра пропадали на дворах и улицах. Малышня обреталась по домам.
Вот и новорождённый Егорка разделил участь своих сверстников, коих назовут впоследствии «дети войны».
Убывая в Возжаевку за медикаментами, Даниил опережал события. Обычный канцелярский ход вещей предполагал вначале сдачу построенного объекта. Затем следовала постановка на баланс. Потом уже выделялись средства на содержание штата и поступающих больных, число которых округлялось до разумных пределов. Исходя из общих соображений, определялась медицинская часть расходов.
Но народ уже и сейчас нуждался в лечении. Больница будет готова к зиме, не иначе. Коробка строения стояла готовая вчерне. Требовалось раздобыть мебель и специальное оборудование. Те же печи для дровяного отопления без кирпича не поставишь, а его-то как раз и не хватало. Единственная транспортная сила – конь Гнедко. Зимой сани, летом телега. Под седлом бегать возраст не позволяет, сивинa высветлила гнедую масть. Казалось, он и подковы-то поднимает с трудом, не то что поклажу, требуемую в хозяйстве.
Хворый люд не вникал в подобные расклады и шёл к Маляренко за помощью. Образование позволяло Даниилу практиковать по терапевтической части. Узких специалистов в штате, кардиологов или, допустим, урологов – раз, два и обчёлся. Фельдшерские центры по району разбросаны не густо, в ином селе и медпункта не сыщешь. А найдёшь, так нужных лекарств кот наплакал. Своими средствами не обойдёшься. Одна надежда на добрых людей. Вот и пришлось отправляться в Возжаевку. Спасибо бывшим сослуживцам, не позабыли Маляренко.
Ближайший поезд в сторону Поздеевки придёт через два часа. Оставив тяжёлый рюкзак в камере хранения, Даниил отправился в магазин. Купил Нине любимых ирисок «Кис-кис», ванильных пряников и пару баночек крабов «Снатка». В промтоварном отделе взял фланельку на пелёнки, целлулоидную погремушку и соску с колечком. Выпил шипучего квасу в скромном станционном буфете. В сквере подле вокзального здания сел выкурить «беломорину» и обдумать обратный маршрут. Решил обязательно навестить в Верхнебелом старого товарища Ивана Ивановича Головко, заведовавшего фельдшерским пунктом. Надо узнать, как идут дела и чем требуется поддержать заслуженного лекаря. Жил Головко по-холостяцки уединённо. «Некогда мне пелёнки полоскать», – отшучивался бобыль. Всю энергию тратил на пациентов. И надо сказать, в колхозе имени Ильича мало кто хворал подолгу и бюллетенил за счёт трудяг-односельчан.
Скорый поезд «Москва-Владивосток» покрыл расстояние от Возжаевки до Поздеевки за полчаса. Даниил спрыгнул с подножки общего вагона на перрон и с рюкзаком за плечами двинул на привокзальную площадь. Увы, ни машин, ни гужевых попуток не оказалось. Раньше, в довоенное время, отсюда до Сосновки ходил автобус. Но с началом войны маршрут отменили.
«Ну что ж, пешком, так пешком, дело привычное», – невесело пошутил Даниил. Оставалась надежда, что на пятидесятикилометровом отрезке от железной дороги до районного центра его подхватит кто-нибудь. Июльские дни длинные, светлые. Топай себе по дороге от кустика до кустика, от мостика до мостика. Считай деревеньки, которых будет по ходу всего-то три.
Солнце спускалось к линии горизонта. На свежачка отмахал единым духом шесть километров. В кочковатой пойме открылась панорама Верхнебелого. Имя селу дала речка, струящая аквамариновый поток из болотистых северо-восточных низин к широкой и полноводной Зее в её нижнем течении.
Изба Головко стояла в центре поселения, рядом с фельдшерским пунктом. С умом поставили местные колхозники эти два строения. Ночь-полночь – далеко ходить фельдшеру не требуется, если нужда какая возникнет. «Наш Эскулапий кого хошь на ноги поставит», – довольно балагурили ильичёвцы. И действительно, медикаментозное врачевание Иван Иванович освоил по всей номенклатуре имеющихся в поселковой аптечке снадобий. Он выписывал журнал «Сельский врач» и был в курсе новаций народного здравоохранения. Скальпелем владел уверенно. Удалить аппендикс или грыжу трудовую – тоже не проблема. На более серьёзные полостные операции не покушался. Тяжелобольных отправлял в город за сотню километров. Больница в Куйбышевке-Восточной выручала безотказно. Но всё-таки куда легче будет после ввода в строй районной больницы.
Даниил отмахал вдоль улицы с полверсты, минуя амбары зернового двора и животноводческие постройки. Вот высокая изба с красным флагом над входом – это сельсовет. Белый крест на дверях – фельдшерский пункт. За ним пряталась в черёмушных купах усадьба Головко, обнесённая почерневшим от времени штакетником. В палисаднике бушевали георгины и гладиолусы, мальвы и чернобривцы. Сама изба – типичная украинская мазанка под драночной крышей, в три окошка на улицу – белеет за черёмухами. На гибкой ветке крайнего дерева сидела, свесив голые ноги, незнакомая белокурая девчонка. Подол сиреневого платьишка нагружали рясные чёрные кисти. Раньше никто посторонний не лазил в садочке Ивана Ивановича, побаиваясь строгого хозяина. Да и зачем лазить, если в селе на задах огородов в изобилии произрастают дикие яблоньки и кусты черёмухи?