Сильвандир
Шрифт:
— О povero! О несчастный! О povero marito! note 9 — отчаянно вопил старик. — Ohime! Ohime!.. note 10
Эти истошные крики, повторявшиеся на все лады, переполошили таможенников; они вышли на берег из кордегардии, а вокруг столпилось несколько запоздалых прохожих.
— Что случилось? — крикнул старший таможенник.
— Что случилось? Что случилось? Ah! Che sciagure! note 11 Подумать только, какая красивая женщина! О! Che peccato! note 12
Note9
О
Note10
Горе мне! Горе мне!.. (ит.)
Note11
Ах! Какая беда! (ит.)
Note12
Ох! Какая жалость! (ит.)
Старик по-прежнему испускал дикие вопли, а лодка между тем приближалась к берегу.
— Ну что же все-таки произошло? — кричали столпившиеся там люди. Выбравшись на сушу, сардинец рассказал, что, когда они уже подплыли к тартане, куда супруги д'Ангилем и он сам направлялись, чтобы принять участие в ночной рыбной ловле, какая-то шлюпка, гонимая бурными волнами, врезалась в их лодку с такой силой, что сломала на нем скамейку и руль; все это произошло так неожиданно, что от сильного толчка госпожа д'Ангилем, стоявшая в лодке, покачнулась и упала в море.
— Господин д'Ангилем, — продолжал свой рассказ старик, — не раздумывая, кинулся в воду вслед за зеною, но все было напрасно. Бурные волны взлетали чуть не до самого неба, а оно было черное от туч… Несчастная зенщина так и не появилась на поверхности.
Стоило поглядеть на исступленные жесты сардинца, на яростную мимику его лица! Стоило послушать, как он расцвечивал свой рассказ всеми красотами итальянского красноречия!
По его словам, шевалье д'Ангилем нырял в море шесть раз. Он всякий раз пытался удержать его за полы кафтана, но тщетно; наконец, когда несчастный муж уже собирался нырнуть в седьмой раз, он ухватил его поперек туловища, вцепился в него и силой удержал в лодке, крича ему в самое ухо, что госпожа д'Ангилем подобрана шлюпкой. В конце концов шевалье лишился чувств, а он, несчастный старик, с трудом привел лодку в порт. Ни шлюпку, ни людей, в ней находившихся, он больше не видел и не знает, кто они такие: бурные волны стремительно унесли их в море, и они тотчас же пропали из виду.
Все жалели шевалье д'Ангилема; самые чувствительные даже прослезились. Роже был мрачен, нем, неподвижен. Его подавленное состояние приписали отчаянию, граничившему с помешательством; в городе и прежде питали к нему симпатию, а теперь все глубоко сочувствовали несчастному молодому человеку — до такой степени его отчаяние казалось искренним, а горе беспредельным. Будь он человек бедный, для него стали бы собирать деньги.
Возвратившись в гостиницу, шевалье заперся у себя в комнате. Его отвел туда сам хозяин, он и рассказал всем об ужасном ночном происшествии. Роже попросил оставить его наедине с безысходным горем; поэтому к нему никто не входил, кроме негоцианта: тот явился наутро, в десять часов, чтобы осведомиться, как безутешный супруг провел ночь.
Шевалье запер дверь на задвижку и отсчитал сардинцу пятьсот пистолей, а тот в обмен вручил ему протокол, подписанный четырьмя именитыми горожанами; в этой бумаге во всех подробностях было рассказано об ужасных событиях минувшей ночи, которые привели к гибели госпожи д'Ангилем.
Роже отослал эту бумагу метру Буто, сопроводив ее письмом, полным мрачных размышлений о превратностях судьбы.
Он поставил также в известность о только что понесенной
Затем он отправился в Ангилем, куда и прибыл через двенадцать дней после исчезновения Сильвандир.
А теперь мы должны чистосердечно признаться в том, о чем наши читатели, без сомнения, уже догадались.
Шевалье Роже Танкред д'Ангилем просто-напросто продал свою жену тунисскому корсару, чьи интересы во Франции представлял сардинский купец.
И надо сказать, что для провинциала наш герой действовал весьма изобретательно.
XXVII. О ТОМ, КАК ШЕВАЛЬЕ Д'АНГИЛЕМ УЗНАЛ, ЧТО ЕГО ОТЕЦ НЕ ПЕРЕДАЛ МАДЕМУАЗЕЛЬ ДЕ БЕЗРИ ПИСЬМО, КОТОРЫМ РОЖЕ ВОЗВРАЩАЛ ЕЙ СВОБОДУ, И О ТОМ, ЧТО ИЗ ЭТОГО ВОСПОСЛЕДОВАЛО
Нетрудно понять, что барон д'Ангилем, любивший свое родовое гнездо и немало гордившийся им, сразу же после получения богатого наследства пожелал обновить и улучшить свое владение. Как только сыграли свадьбу Роже, как только барон разделил вновь приобретенное состояние между собой и сыном и возвратился к себе в Ангилем, он тотчас же принялся за перестройку замка, о которой уже давно мечтал, но к которой не мог приступить ранее за недостатком средств.
Первым из новшеств была большая кленовая аллея: барон велел насадить ее перед своим жилищем, и за два с половиной года деревья окрепли и стали очень красивы; между стволами кленов росли бузина и орешник; и теперь в конце это аллеи длиною почти полкилометра возвышался родовой замок д'Ангилемов, над которым возвели еще один этаж, увенчав его открытой верандой; мода на такие веранды начала проникать к тому времени даже в окрестности Лоша.
Нечего и говорить, что, перестраивая замок, чтобы придать ему более внушительный вид и сделать его красивее, озаботились сохранить в неприкосновенности знаменитую сторожевую башню.
Когда строительные работы были закончены, барон решил, что теперь самое время округлить земельные владения: он прикупил соседнее болото, тянувшееся на два льё в длину, правда, оно не приносило никакой видимой пользы, но зато там можно было зимою вволю пострелять диких уток и болотных куликов; кроме того, после этой покупки владение барона приобретало те же размеры, какие были у него в лучшие времена; затем, совершая одну сделку за другой, барон д'Ангилем прибрал к рукам все окрестные рощи, которые так долго служили предметом его вожделений, и теперь он мог с полным правом говорить: «мои леса», «мои болота», «моя равнина». Правда, надо отдать ему справедливость, он не злоупотреблял этим правом и потому не казался смешным.
Разросшееся имение потребовало большего числа слуг.
Теперь вместо одного арендатора у барона из стало два. В конюшне замка стояли уже три лошади и среди них знакомый нам Кристоф: возвращаясь из Парижа, барон захватил его с собой, и поэтому конюшня замка превратилась отныне в некое подобие Дома инвалидов, возведенного в столице для ветеранов, принимавших участие в битвах при Стенкеркене и Берген-оп-Зооме; наконец, к двум служанкам, девицам Мари и Готон, и к егерю Лаженесу прибавилось еще двое слуг мужского пола.
Мы еще не сказали об аббате Дюбюкуа; став ненужным в роли наставника, он был возведен в звание библиотекаря замка и теперь проводил все свое время у книготорговцев Лоша, пополняя книгохранилище поместья, дотоле состоявшее из двухсот сорока разрозненных томов.
Таковы были новшества и преобразования, которые успел пока осуществить барон д'Ангилем, но уже и теперь он слыл самым богатым землевладельцем в округе.
Триста тысяч ливров, которые он сохранил для себя из состояния, полученного после смерти виконта де Бузнуа, приносили ему миллион поклонов в год, и при этом поклонов самых почтительных, какие только отвешивали в его провинции.