Симеон Полоцкий

Костин Борис Акимович

Дорога на Москву была далеко не безопасной. На ней попеременке хозяйничали волки, чье завывание вводило в страх отроков, и разбойники, которых не смущали ни боярские шапки, ни монашеские рясы. С молитвою «Боже, сохрани и обереги!» Игнатий Иевлиевич и монах Симеон с братчиками благополучно добрались до Первопрестольной.

Какой же Москва предстала перед их взорами?

Государев город или Город-государь земли Русской – так величали Москву в описываемое время. Изрядно настрадавшаяся от вражеских набегов, которые не оставляли порой камня на камне, испепеленная огненными стихиями, которые со зловредным постоянством бушевали на улицах и площадях, вдосталь испившая горечь потерь от моровых поветрий, Москва, словно легендарная птица Феникс, восставала из руин и открещивалась от напастей.

Вот они, знаменитые семь холмов, на которых раскинулся столичный град. Им Москва была обязана образным сравнением с Римом. Вот Иван Великий, величественная колокольня и одновременно наблюдательная вышка, вот маковки восьмого чуда света – собора Василия Блаженного. Взгляд скользит по мощным крепостным стенам Кремля. В них бойницы с торчащими жерлами пушек, укрытия – деревянный навес.

Сам Кремль подобен острову. Он – город в городе, в который вели пять ворот. За ними смешение архитектурных стилей, а попросту исконно русский самострой. Рядом с великолепным царским дворцом, Грановитой палатой, патриаршей резиденцией, соборами, приказами – деревянные боярские дворы с живностью и непролазной грязью, приходские и домовые церкви, монастыри.

Когда Симеон Полоцкий уже прочно обосновался в Москве, то даже по прошествии многих лет с трудом ориентировался в этом хитросплетении улиц и переулков.

Москва это огромный людской муравейник. Ударили звучным боем часы на Спасской башне – и город ожил, пришел в движение с неимоверным ритмом очередного дня. Вот гулко прошествовал по бревенчатым мостовым отряд дворцовой стражи. Захлопали ставни в Гостином дворе, где иноземцы-купцы наперебой предлагали товары со всего света. Китай-город – московский торговый и богомольный центр. Двадцать церквей мирно соседствовали друг с другом, а на улицах и площадях шел бойкий торг.

Москву в те времена называли и средоточием народной жизни. К этому следует прибавить – и интеллектуальной. Но об этом еще предстоит сказать.

…В феврале 1660 года царь Алексей Михайлович, изрядно утомленный нескончаемой распрей с патриархом Никоном, решился расставить все точки над «i». Собор, созванный по инициативе государя [43] , должен был избрать нового патриарха Московского и всея Руси, а самого Никона признать порушителем чести, лишить не только патриаршего сана, но и возможности священнослужения, поскольку Никон оставил патриарший престол «своею волею».

43

Собор открылся 17 февраля 1660 года.

На тот знаменитый собор, который положил начало низложению всесильного пастыря, царь пригласил и многих настоятелей монастырей, близких и дальних. Царскую цидулу и подорожные деньги получил и архимандрит Полоцкого Богоявленского монастыря Игнатий Иевлиевич, в острой проницательности ума и широких познаниях которого Алексей Михайлович убедился лично.

О взаимоотношениях российского монарха и патриарха Никона исписаны тысячи страниц, изломано немало перьев. Отгремело эхо жарких споров, в которых пришлось принимать участие и Симеону Полоцкому. И потому поведаем вкратце предысторию разлада между людьми, близкими по духу, по многим мыслям, но не схожими ни в темпераменте, ни в выборе конечной цели.

Когда в Москве восторжествовало самодержавие и укрепилась великокняжеская власть, кафедра русского митрополита, назначаемого константинопольским патриархом, была перенесена в Москву и русского митрополита стали величать Московским. Избирался верховный пастырь на соборе иерархов православной церкви, независимо от патриарха Константинопольского. К сожалению, за многими владыками закрепилось нелестное прозвище «потаковники», то есть раболепные слуги правителя Руси.

Духовная и светская власть с учреждением патриаршества [44] , как показали печальные события Смутного времени, к обоюдному согласию о первостепенстве так и не могли прийти. Один из проклятых русских вопросов об отношении церкви и государства патриархом Никоном был решен однозначно. «Великим государем» величал себя на письме патриарх Московский и всея Руси Никон. Но Великим государем с перечислением всех титулов назывался и царь Алексей Михайлович, твердо убежденный, что не царь для патриарха, а патриарх для царя и Отечества. Инициатива созыва собора исходила, как правило, от царя, который избирал по собственному хотению и церковнослужителей. Случаев, когда на соборе кто-либо присутствовал без особого приглашения, попросту не могло быть. Вот почему монах Симеон на диспуте и процедуре отрешения Никона от патриаршества отсутствовал и обо всем, что происходило в патриарших палатах, узнавал от архимандрита Богоявленского монастыря Игнатия Иевлиевича. Однако мы не обнаружим ни в творениях Симеона Полоцкого, ни в его заметках сожаления по сему. В хоромах Алексея Михайловича в Кремле и дворцах столичной знати он и его воспитанники являлись главными действующими лицами. 19 января 1660 года полоцкая братия была представлена Алексею Михайловичу. Вновь, как и в Полоцке, звучали приветствия, глаголил которые Симеон, а затем отроки стали декламировать его вирши.

44

В 1589 году.

Небом Россию нарещи дерзаюИбо планиты в оней обретаю.Ты солнце; луна Мария царица,Алексей светла царевич денница.Его же зари пресветло блистают,Его бо щастем врази упадают…Утро денница отыче сияти,О дне будущем благовествовати.Во мале даст Бог день пресветлый будет,Если денницы светлости прибудет.Во многих победах на все страны света,Точию дай Бог многа ему лета.

Лесть, панегиричность – несомненно. Но отроки глаголили метры своего учителя бойко, вдохновенно. Такого действа в прежние времена в кремлевских палатах не бывало. В ту пору аплодисменты еще не вошли в моду. Одобрительные похлопывания и рукопожатия московской знати были столь несдержанны и сильны, что у Симеона еще долго побаливали плечи и руки. Успех пиита из Полоцка у женской половины был полный. Симеон не обошел вниманием ни дочерей, ни сестер Алексея Михайловича.

Зело Россия в светила богата,Як звездами небо, сице в ней палатаЦарска сияет, царевен лепотамиЗвездам подобных всими добротами.

За первым представлением последовало другое, третье… Сомнительно, чтобы Симеон запасся стихами загодя, написав их еще в Полоцке. Его острый ум с невиданной быстротой реагировал на события, и стихи «по случаю» он сочинил непосредственно в Москве. Так перед Алексеем Михайловичем Симеон выступил с «Диалогом кратким», в котором в вопросах и ответах лесть била фонтаном, превознося до небес правителя России и его близких родственников. Названия стихотворений: «Приветство о новорожденной царевне Марии» и «Диалог краткий о государе царевиче и великом князе Алексее Алексеевиче» говорят сами за себя. Восторг и восхищение переполняли царственную родню. Так было положено начало признания поэтического дарования монаха Симеона из Полоцка в Первопрестольной.

В среде доморощенных московских пиитов отношение к Симеону Полочанину и Игнатию Иевлиевичу было менее восторженным. Справщик Печатного двора Савватий, который пробовал свои силы в сочинительстве, называл «киевских старцев» «заезжими нехаями», поскольку многие их вирши начинались с восклицания «Нехай!» («Пусть!»).

Между тем приближалось время, назначенное для собора, на котором должна была решиться судьба патриарха Никона. Но некогда всесильный иерарх наотрез отказался от присутствия на соборе и после своего добровольного отречения отгородился от церковного мира глухой стеной Воскресенского монастыря. Алексей Михайлович, поначалу настроенный решительно, все же не позволил архиереям «рубануть сплеча» и прислушался к мнению Епифания Славинецкого, который сумел убедить государя, что по каноническим правилам без следствия и суда над добровольно отрекшимся патриархом не обойтись. Степень его вины перед Православной церковью была не выяснена. Так на деле оказалось, что вопрос, поднятый собором, остался повисшим в воздухе.

Обретя в лице Алексея Михайловича царственного покровителя, заронив в души порфирородной родни искру почитания дара Божьего, Симеон был необычайно польщен вниманием человека, известного во всем православном мире. Человеком тем был Паисий Лигарид, митрополит Газский, который приложил немало усилий, чтобы уладить взаимоотношения царя и патриарха. Нам еще не раз предстоит встретиться с ним.

Прилив душевных и творческих сил во время пребывания монаха Симеона в Москве был столь значительным, а успех столь окрыляющим, что из-под его бойкого пера одно за другим появлялись произведения, которые озвучивал на публике либо он сам, либо его ученики. Вот далеко не все, что сотворил Симеон в Москве: «Приветство благородному и благоверному государю царевичу и великому князю Алексею Алексеевичу в день юже во святых отца нашего Алексия митрополита Киевского и всея России чудотворца», «Приветствие благочестивейшему, тишайшему, самодержавнейшему великому Государю Царю и великому князю Алексею всея Великия и Малыя и Белыя России самодержцу в день тезоименитого защитника его Алексея Божиего человека» и приветствие Алексею Михайловичу «…в день Воскресения Христова».