Симеон Сенатский и его История Александрова царствования. Роман второй в четырёх книгах. Книга первая
Шрифт:
– Да с чего вы взяли, князь, – перебил его государь, – что за этим он в монастырь отправляется?
– Должность у меня такая, ваше величество, все знать! – ответил с достоинством Павел Петрович. – Покойный император – Павел Петрович, царствие ему небесное, выучил. – И продолжил сухо: – Поверьте мне на слово, ваше величество, он своим поиском такие силы небесные на нас всех может накликать, что честно скажу: я свои меры уже принял – и приму вплоть до крайних, чтобы он об этом сундучке князя Ростова и думать забыл. И полагаю, что и князь Ростов свои меры принял. Не дай бог, ваше величество, если граф своей глупостью на спусковой крючок сего механизма князя Ростова нажмет. Перемолотит графа – и всех, кто ему под руку попадется.
– А откуда вы это знаете, князь? Или опять общей фразой отделаетесь?
– Нет,
– Страсти какие вы, князь, рассказываете, – засмеялся император.
– Что ж, ваше величество, – тяжело вздохнул Павел Петрович, – я предупредил. – И добавил: – Полагаю, что недолго нам осталось ждать скорбных вестей из монастыря.
Вот такой сон мне приснился. И продолжим описание прерванного моего разговора с Павлом Петровичем.
Итак, он мне заявил пренагло, что когда я свой этот сон увижу – и проснусь в холодном поту, разговаривать с ним мне будет некогда, поэтому он желает сообщить мне сейчас следующее. На мгновение он замолчал – сделал легкую ораторскую паузу и заговорил вдохновенно:
– Кто написал «Историю Александрова царствования», я вам говорить не буду. Вопрос, сами понимаете, пустой и, я бы сказал, праздный. Мы с вами хорошо знаем – кто. Князь Ростов Николай Андреевич. И для сведущих людей, как выразился господин историк, секрета не было, кто автор этой «Истории». Полное ее название – «История Александрова царствования, написанная на досуге князем Николаем Андреевичем Ростовым в назидание потомкам и Павлушке». Думаю, понимаете, кому в назидание написал князь свою «Историю»? Государю императору Павлу Петровичу! В 1803 году он ее написал и приказал своему секретарю перевести с русского на немецкий и этот перевод отослать государю, что и было сделано. Возмутился ли государь? Нет, не возмутился – посмеялся только. Тогда же секретарем князя был сделан французский перевод. Отослан ли был сей перевод императору Франции, спросите вы меня? Думаю, отослан, но точно утверждать не могу. А на следующий ваш вопрос – зачем он ее написал, отвечу, как всегда, на такие вопросы отвечаю: не знаю. На ваш пятый, если не сбился со счета, вопрос – как попала сия рукопись его исторического трактата, с которой были сделаны те переводы, к соловецким монахам – и попала ли вообще? – вам самому придется ответить, точнее – один из ваших снов на этот вопрос, надеюсь, ответит. Теперь насчет этих двух комиссий. Что шутники наши о смерти голландского издателя шутили, почти правда. Но думаю, если бы они знали, сколько там еще людей насморком этим «заболели», то смех бы свой непременно притушили, а то и вовсе в одно свое место засунули, чтобы и им, шутникам, ни вздохнуть и ни выдохнуть. Спросите, откуда знаю? Отвечу. Те две комиссии под моим патронажем находились. Состав первой, заграничной, я вам не скажу. Ни к чему вам знать – да и опасно. Когда будете писать свой роман третий «Русский Бомарше, или Почему граф Лев Толстой Мир с Войной местами поменял!», вспомните наш разговор и поймете: почему опасно. А вот состав второй комиссии назову. Назову потому, что из своего второго сна сами узнаете, да и секрета особенного нет. Комиссия состояла из двух человек. Председатель – сенатор граф Большов Мефодий Кириллович. Технический секретарь – драгунский полковник Марков. Вот, пожалуй, и все, что должно пока вам знать. Хотя нет. Я кое-что упустил. Впрочем, не буду засорять ваши мозги мелочами.
– А в спецучебнике генерала Келера об этом есть что-нибудь?
– Келера? – взметнул брови Павел Петрович. – Генерала? Не путаете? Нет? – И после весьма продолжительной и красноречивой паузы с таким глубоким подтекстом, что у меня дух захватило (что он в этом подтексте спрятал, я из своего тринадцатого сна узнал), добавил: – Сего генерала я не знаю – и учебник его не читал.
А у Келера обо всем этом я вычитал следующее:
В
???
Что этим он, наш император, хотел сказать?
Три своих вопросительных знака и я поставлю.
???
Оригиналом, скажу я вам, был этот генерал. Несомненно, уроки этой «оригинальности» он у Павла Петровича брал.
Несомненно!
Превесело!
Я, наверное, дорогие мои читатели, утомил вас своими комментариями и эпиграфами, но, сами понимаете, без них никак не обойтись, когда открываешь неизвестные страницы российской Истории. Вот и о графе Большове никто ничего не знает. А ведь знаменитейшая историческая личность, сравнимая разве что с Потемкиным или Суворовым.
Почему такое случилось, почему имя его предано забвению, вычеркнуто, вымарано, будто он и не жил вовсе, я сейчас писать не буду. Скажу лишь следующее.
Граф Мефодий Кириллович Большов был человеком мудрым.
Мудрость, как известно, не дается с рождения, а благоприобретается с почтенными годами и, чего греха таить, с большими чинами.
Но бывает и так, что и в чинах значительных, и в летах, а дурак! Так что должно быть еще нечто такое в человеке, чтобы это благо приобрести. И скажу сразу, что у Мефодия Кирилловича это нечто было: его острый и глубокий ум.
Но вот что удивительно, он не был дан ему с рождения, а тоже благоприобретен. И приобрел он его, усвоив к годам тридцати одно нехитрое правило: говори всегда по делу и к месту – и не просто говори, а найди одно-единственное верное словечко и только им одним пользуйся, – и будешь слыть за человека умного, а потом, с возрастом, поднабравшись опытности и мудрости, действительно умным станешь.
И найдя это словечко – годное, так сказать, на все случаи жизни, и научившись его вовремя и к месту – и потому по делу произносить, он сделал стремительную карьеру при матушке императрице Екатерине Великой (она ценила людей ловкого и деятельного ума, коим он в ту пору слыл); а при ее сыне, императоре Павле Петровиче, он не впал в царскую немилость, как случилось почти со всеми людьми екатерининского века, а еще более возвысился, чем и доказал всем, что он действительно человек большого и глубокого ума.
Ум его, подобно алмазу, приобрел должную огранку во времена этого Великого царствования этого Великого императора и засиял благородно и сдержанно, как подобает бриллианту.
И сын покойного императора Павла I – император Николай I – нашел достойную оправу этому бриллианту – возвел графа Мефодия Кирилловича Большова в сенаторы и ввел в узкий круг своих советников, что, как сами понимаете, дорогого стоит.
И когда разразился скандал с этой голландской брошюрой… Впрочем, пожалуй, я прерву свой комментарий. И прошу прощения за каламбур, без комментариев. Замечу только, что прежде чем к государю идти, совет ему давать, как с этой предерзкой брошюрой поступить, граф Большов долгий ночной разговор с Павлом Петровичем имел. О многом они переговорили и многое надумали. Но, как говорится, утро вечера мудренее!
Граф Большов шел сквозь придворную толпу в кабинет государя и сдержанно улыбался вопрошающим взглядам. А вопрошать было что. В смятение привела сия брошюрка Петербург. Все о ней только и говорили опасливо и осторожно в ожидании, что скажет о ней государь, какое примет решение. И опасения были резонные. Молод и горяч был наш император Николай Павлович. И слух прошел даже, что уже высочайший приказ отдан гвардии готовиться к походу! И одна надежда была на графа, на его мудрость. Граф не любил военных походов.