Симода
Шрифт:
Ота знал, что деревня Хэда не раз была одарена вниманием императоров. Однажды, еще давно, император Японии подарил деревне Хэда рыболовецкое судно. И при судне императором подарена патриотическая песня. Она начинается словами: «Счастливо при императоре, счастливо!»
Ябадоо разучивает эту песню с рыбаками, и все вместе они при этом танцуют. А дареное судно попало теперь во временное управление не к Ябадоо, а торговому дому Ота. Об этом речь впереди. Споры идут ужасные.
– О-о! – вытянув губы, сделал испуганное лицо Ота. Казалось, нос его стал вдвое длиннее. – Но как же разрешается работать родственнику императора? Сегодня Сюрюкети-сама
– У нас разрешается. У нас император встает в шесть утра и начинает сам работать.
– О-о-о! – Ота показывал, что потрясен. – И есть у вас еще родственники государя России?
– Среди наших офицеров нет. Вообще у государя не много родственников. Только среди императорских и королевских семей Европы.
– О-о!
Ота практический человек, его проекты и расчеты точны, он всегда и во всем видел ясную и близкую возможность или далекую, но обязательную выгоду. В ясном уме его явились такие сложные, но ясные замыслы, о которых Алексей никогда бы не смог догадаться. Даже подумать не посмел бы!
Ота-сан самодовольно взглянул на вошедшую с чашками дочь. Она, конечно, расцветала!
Ота не желал пока еще посвящать в свои планы Аресей-чина. Но он очень благодарен Сибирцеву. Очень умный молодой человек. Оп так и сказал дочери, что Аресей очень хороший, очень умный человек, она должна с ним быть очень любезна. Ота сказал, что очень интересно говорит Аресей. Очень хорошо, что он работает в нашем доме, ценный, интересный собеседник и советчик.
Оюки-сан почему-то разъярилась за эти слова на отца и покраснела до корней волос. Обед был поспешно закончен. Ота-сан и Сибирцев поднялись и пошли на берег, где уже собиралась многочисленная партия отправляющихся на осмотр.
– Так идем на Усигахора? – обратился адмирал с воодушевленным видом, подходя с толпой офицеров к поклонившемуся Эгава-чин. – В Усигахора удобное ли место?
– Да... да... – ответил уклончиво дайкан.
Путятин смотрел вдаль, и лицо его, обычно суровое и насупленное, стало мрачным. Невольно все, как по телеграфной проволоке, заскользили взглядами по направлению его взора и поднялись к вершине Фудзи. Там творилось что-то ужасное. Фудзи закрывалась. Вершина отсюда, с берега у края деревни, видна из-за скал. Только далекая белая голова Фудзи подымается из-за близкой и тучной сопки у входа в бухту Хэда. Это не малая горка, а Фудзи! Она закрывается... «Опять!» – подумал Путятин. Он сказал:
– Быть шквалу, господа!
Эгава понял. Посол все знает! Все предсказывает, как японец. Очень страшно. Кавадзи невозможно будет с ним бороться, это опасный противник. Путятин будет непобедим на переговорах... Нас ждет что-то неизвестное.
Эгава приказывал избивать лодочников за то, что бросили гибнущую «Диану» в море. Вся сотня их лодок разбежалась тогда по бухтам. Рыбаки уверяли, что это Путятин им велел, он понял, что идет шквал, предсказывая все по вершине Фудзи. Эгава полагал, что рыбаки хитрят. Как самые нищие люди в государстве, они являются и самыми лживыми. Это их уловка... Но вот опять... Ударил ветер в бухту. На заливе поднялись волны в пене.
Путятин долго смотрел в трубу и сказал, что волны величиной в полторы русских сажени.
– А в бухте волны только в один сун величиной! – с упреком добавил он. – И вы, Эгава-чин, оставляете такую бухту без внимания!
Он прав. Эгава и это знал. Но Эгава даже не смел ответить сегодня на прямой вопрос, удобное ли место для постройки
Налетел ветер, шквалы шли порывами. Лодочники заявили, что не поедут, не хотят утопить посла. Понесся снег. Деревья, как прутья, секли воздух и гнулись.
Путятин еще смотрел в трубу, кутаясь в клеенчатый плащ. Его собственные суда – баркас и шестерка – были вытащены на берег, их конопатили. Просили японцев привезти из леса мелких сосновых кореньев. В Хэда плотники не понимали, зачем это надо. Никто не знал, но плотники Аввакумов и Глухарев им толковали через переводчиков как бы про какое-то черное масло.
Путятин велел расходиться по домам и пить чай, а офицерам отправляться в чертежную.
Эгава очень дисциплинированный чиновник. Посол и адмирал просил совета, но Эгава не подает такого совета, чтобы Путятин потом не обижался и не досадовал. Нельзя повредить будущим отношениям. Посол и адмирал только сам принимает решения и распоряжается. Эгава не смеет подавать совета, который походит на решение. Несмотря на любовь к живописи, па стремление изучать науки и искусства Запада и на свои гениальные способности, Эгава знал, что должен оставаться чиновником до мозга костей. Только при этом условии может изучать науки. Как на Западе этого не понимают! Он был не только гениальным инженером-самоучкой и гениальным мастером живописи, он мог быть гениальным притворщиком и чиновником. Он умел вдохновенно лгать и проникнуться лучшими чувствами, с соблюдением всех особенности служебного такта и аристократической деликатности.
Путятин взят на службу правительством Эдо. Ему назначен оклад, рис с мукой, сахар. Всем его офицерам назначены деньги. Если все это будет израсходовано в Хэда, деревня разбогатеет. Всем морским солдатам мука, рис и, если удастся, свинина или кабанина. И всем без исключения рыба. Все эти люди теперь как бы наши, они работают, обучая Японию. И Путятин гораздо выше Эгава но должности. Его офицеры выше, чем чиновники, приехавшие в Хэда. Японское правительство всем платит не зря. Но потом эти деньги русский царь возвратит Японии. Когда произойдет расчет долгов, тогда увидим по обстоятельствам, сохранятся ли государственное уважение и любезность или тоже будут взяты обратно.
Русские офицеры уже заявили Эгава, что им совсем не надо риса, только надо денег, так как они привыкли сами покупать, что им надо. Одним рисом обойтись не могут, но могут одним вином.
Эгава пытался доказывать, что рис те же деньги. Матросы это понимали, но им рис не дают. А офицеры не понимают. Русским ведь не скажешь, что за мешок риса моряки во время шторма, задержавшись в порту, могут снять гостиницу или комнату в частном доме, взять жену на месяц или на два, и все будет оплачено, все будут довольны. За все без исключения можно платить рисом, и любые услуги будут предоставлены. Русские матросы это понимают. Напрасно офицеры не слушают, что им говоришь. Отвечают, что не согласны, никогда нельзя им сказать, что хотелось бы!
Путятин, как западный человек, светский, умный и образованный, великий путешественник, одним своим появлением создает новую историю Японии, хотя это нами не признается. Он характером твердый, человек могущества и принципа.
Мокрый, иззябший Ябадоо пришел домой и сам раздевался в сенях, когда подбежала жена помогать.
– Сегодня никуда не пойду, – заявил муж в комнате, заталкивая босые ноги под низкий стол, под одеяло, где была горячая жаровня.
– Ну как твои дела с Ко-ко-ро-сан?