Симптомы Бессмертия
Шрифт:
Представлял я все меньше и меньше. Картины, нарисованные собеседником, поражали воображение. Тем нелепее становилась цель, с которой он все это рассказывает.
— Так вот, мистер Подольский. Никакого застоя в развитии нет и не будет! — резко подвел черту Бейкер, — Говорить об этом могут, уж извините, только ничего не смыслящие в науке болваны!
Последнее высказывание показалось немного обидным. Но в то же время я понимал его правоту. Если уж взялся высказываться по какому-то вопросу, будь добр в нем предварительно разобраться, достичь хотя бы базовой экспертности. А уж потом лезть с собственными
Открыл было рот, но вовремя одумался. Сердце екнуло, на лбу появилась холодная испарина. А ведь я едва не ляпнул про «страшную тайну», поведанную Брунелем. Про накопительную проблему...
А зачем об этом говорить? Если это неправда, Бейкер еще больше уверится, что я доверчивый болван, не способный отличить истину от слухов. Посмеется, обругает, да выпроводит прочь. А вот если правда...
Что тогда? Признается? Сильно сомневаюсь. Возможно, эффект будет тот же: смех и попытки отшутиться. А может и нет. Пускай внешне министр похож на доброго батю, ведущего несмышленых детишек по извилистой тропе взросления. Но под красивой маской явно скрывается безжалостный хитрый зверь. Убийца, для которого чужая жизнь не представляет особой ценности. Нужно только «взвесить» да выбрать наименее полезные. И пустить в расход. Он же сам сказал об этом почти прямым текстом. Дифференциация, черт ее дери, ценности человеческих жизней.
По позвоночнику пробежал ледяной ветерок, челюсть едва не свело судорогой. Черт возьми, едва не влип! Почему-то сейчас я определенно уверился: ляпни лишнее — и просто не выйдешь из этой резиденции. Во всяком случае своим ходом.
— Мистер Бейкер, все это очень познавательно, — как мог постарался избавиться от раболепного тона, — Но, признаюсь, от меня ускользнула суть беседы. Мне представлялось, что у нас деловая встреча, а не философский диспут. Мы можем поговорить о работе?
— Можем, — криво усмехнулся министр, — Хотя философская часть также имеет весьма важное значение. Это, так сказать, вступление. Знакомство. В рамках которого каждый из нас должен был кое-что понять о собеседнике.
Прозвучало это весьма зловеще. Не знаю, что Бейкер умудрился вынюхать про меня, но вот мне стало очень не по себе. Напротив сидел очень влиятельный и могущественный человек. Хитрый, злобный, самовлюбленный. Не терпящий противоречий. И устраняющий любые преграды на пути.
— Есть мнение, мистер Подольский — хоть я не слишком склонен его поддерживать — что у вас находится нечто весьма ценное.
— Что? — пришлось сжать кулаки, чтобы унять дрожь в пальцах.
— Хм... Сложно вот так сразу объяснить, — Бейкер задумчиво потянулся, — Давайте я расскажу историю с самого начала. В том виде, как она известна мне.
Министр облокотился на стол, мечтательно разглядывая его полированную поверхность. Короткие пальцы отбили по дереву незамысловатый ритм. Он словно решал: что можно доверить такому неблагонадежному элементу, как я.
— Профессор Бенджамин Харрис стал долгоживущим не так давно, — Бейкер начал рассказ, не отрывая взгляда от столешницы, — Полтораста лет назад, около того. Мутная ситуация, — министр недовольно поморщился, — У Харриса никогда не водилось особых денег, да и выдающимся талантом он, прямо скажем, не блистал. Зато у профессора имелись высокопоставленные покровители. Которые и протащили его в ранг долгоживущих.
Бейкер раздраженно щелкнул пальцами — не очень-то ему нравился такой расклад. А ведь совсем недавно вещал о «достойных» и «отстойных»!
— Не знаю, в чем тут дело, — он мрачно продолжил повествование, сморщив презрительную гримасу, — Может, сыграла роль гомосексуальность Харриса, или же кому-то пришлись по вкусу его одиозные кастовые теории. Слышали о них?
— Довелось, — скупо кивнул, — Что-то о расслоении человечества.
— Верно. Сейчас, мол, цивилизация едина, но скоро все люди поделятся на слои. Каста доноров, каста натуралов и каста долгоживущих. Ну не глупость ли?
Министр бросил быстрый взгляд, но я ничего не стал отвечать. Как по мне, все уже случилось именно по сценарию Харриса. Возможно, не столь явно. Не официально. Незаметно, если не присматриваться. Но разделение есть, и от него никуда не деться.
— Так вот. Став долгоживущим, профессор принялся развивать собственные построения с удвоенной силой. По специальности он ведь... э-э-э...
— Археолог, — подсказал я.
— Точно. Археолог. Любил, значит, покопаться в земле. Этим и занимался. Выпросил грант на исследования, улетел в Объединенные Штаты... Долгое время от него не было ни слуху, ни духу.
— За профессором... не приглядывали?
Бейкер покосился слегка уважительно, тяжело качнул головой.
— На тот момент никто не предполагал, что Харрис может раскопать нечто важное. К нему относились, как... хм... к забавному склочному родственнику. С таким лучше не спорить, но и потакать нельзя. Самое лучшее — держаться подальше. Присматривали... первое время. А потом перестали. В конце концов, хороших агентов не так много, как безумных ученых.
Министр коротко хохотнул над незамысловатой шуткой. Мне подобное отношение смешным не показалось. Впрочем, вопрос опять вне моей компетенции.
— И он все же что-то раскопал?
— Раскопал... — Бейкер вздохнул так тяжело, что стало ясно — не рад он достижениям профессора, — Откопал нечто... революционное. Некое устройство, якобы одно из последних изобретений легендарного Теслы.
— Это не выдумка? Не мистификация?
— Если бы, — министр невесело фыркнул, — Достоверной проверки по понятным причинам сделать не успели. Но имеющихся фактов достаточно... чтобы начать волноваться.
Он помолчал, обдумывая последнюю мысль со всех сторон. И продолжил рассказ, не придя, по-видимому, ни к каким особым выводам.
— Как я уже сказал, профессор отличался весьма склочным одиозным характером. Он не пожелал поделиться открытием, передать в надежные руки. Сделал несколько громких заявлений, которым, признаться, никто не поверил. А когда спохватились — было уже поздно.
— Его убили?
— Да. Без сомнения, убийца искал устройство, был уверен, что оно у Харриса. Потому что расстаться с подобной ценностью немыслимо. И все же... Есть веские основания полагать, что устройство все еще не найдено. Профессор в своей глупой непредсказуемости перехитрил всех. Его внезапная смерть заводит нас в весьма неприятную ситуацию. Если устройство попадет не в те руки... Цивилизация может рухнуть.