Синан и Танечка
Шрифт:
– Простите, пожалуйста, пришло время перевязки. Здравствуйте… – она обернулась к сыну. – Барклай, да? Будьте так добры, подождите немного за дверью. У нас есть неплохой кафетерий на втором этаже, может быть, выпьете пока чаю? Там очень вкусные буреки, попробуйте, не пожалеете.
Как всегда от одного ее присутствия, от одного взгляда и звука голоса Синан почувствовал, что начинает успокаиваться. Красная пелена перед глазами стала рассеиваться, сердцебиение унялось. Но в этот раз, к своему удивлению, он заметил, что и на сына появление Тани
– Пойдемте, я вам покажу, – обратилась к нему Таня.
– И мне тоже принесите бурек, пожалуйста! – бросил им вслед Синан, вдруг ощутив острый укол голода.
– Конечно, – обернувшись к нему, расцвела Таня, постоянно журившая его за плохой аппетит.
Взяла сына под руку и вывела из палаты, что-то мягко приговаривая. Когда через пять минут она вернулась, Синан дышал уже ровнее и в который раз внутренне ругал себя за то, что совершенно не умеет вести себя с сыном.
– Вот, поглядите! Очень аппетитный, – Таня протянула ему пластиковую тарелку с буреком и с довольной улыбкой стала наблюдать, как Синан накинулся на него.
Ему же показалось, что он в жизни не ел ничего вкуснее. Может быть, потому, что удовольствие, с которым он ел, явно радовало Таню.
– Как вам удалось обезвредить эту бомбу? – хмыкнул он, когда с буреком было покончено, и медсестра занялась перевязкой.
– Он хороший мальчик, – улыбнулась Таня. – Только очень чувствительный.
– Вы считаете? – вскинул брови Синан. – А мне кажется, он абсолютно черствый. По крайней мере, по отношению ко мне. Никогда не замечал в нем трепетных сыновних чувств.
– Просто он очень боится, что с вами что-то случится, – негромко сказала Таня, не глядя на него. – Вы ведь… один у него, я правильно поняла? Мальчик пережил такую потерю, это травма на всю жизнь. Вот он и боится самому себе признаться, что любит вас, потому что лучше всех знает, как больно терять любимых.
– По-моему, у вас просто богатая фантазия, – недоверчиво бросил Синан. – А еще вы добрый человек и во всех видите только хорошее.
– Вы тоже добрый, – возразила Таня, быстро взглянув на него. – И Барклай добрый мальчик. В первые дни, когда вы были без сознания, он круглые сутки сидел в больнице, отказывался уйти домой. Мы все очень его полюбили. Подкармливали понемногу, – она тихо рассмеялась.
– Правда? Я не знал, – глухо проговорил Синан.
Ее слова тронули его. Представилось, как Барклай, голодный, с запавшими от бессонницы глазами, мечется по приемному покою. Бедняга… А он снова наорал на него, солдафон проклятый!
Даже… Даже если Таня все выдумала, чтобы его подбодрить, он был благодарен ей за это.
Она закончила перевязку и уже собиралась встать со стула, но Синан поймал ее за руку.
– Вы дежурите сегодня ночью? Дежурите, я знаю…
– Дежурю, – кивнула Таня. – Но вам нужно спать, я только отвлекаю вас…
– Я сам знаю, что мне нужно, – резко прервал ее Синан. – Прошу вас, приходите! Я все равно не сплю. И читать не могу. Ваши рассказы – это единственное, что мне помогает. Приходите, слышите?
И Таня, помедлив, кивнула:
– Хорошо… Хорошо.
– Фотографий у меня мало, – сбивчиво объясняла Таня, выкладывая на стол перед милиционером несколько полароидных снимков.
Фотографировать их с Асенькой было некому. Только Ирка, которой Жженый подарил не так давно модную игрушку – фотоаппарат, из которого мгновенно вылезали уже готовые карточки, – несколько раз снимала их в комнате общаги и на детской площадке.
– Но у меня есть вот что. Посмотрите, пожалуйста, может быть, это поможет.
Таня достала из холщовой сумки стопку рисунков. Ася, спящая в кроватке, Ася, играющая на полу в кубики, Ася делающая первые шаги во дворе вдоль скамейки, Ася, уплетающая кашу деревянной ложкой.
Милиционер с вислыми усами перелистал несколько набросков, вздохнул и отложил стопку. В груди у Аси захолонуло:
– Не годится? Клянусь вам, я отобрала самые лучшие, она здесь очень похожа на себя.
– Дело не в этом, милая вы моя.
Глаза у него были тусклые, скучные.
– Вот поглядите.
Он высыпал на стол перед Таней ворох карточек. На каждой была фотография или фоторобот ребенка, ниже шли имя, фамилия, адрес и описание особых примет.
– Всех этих детей похитили за последние полгода в нашем и соседних районах. Орудует банда профессионалов. Дважды в одном населенном пункте они никогда не промышляют, украв ребенка, сразу переезжают в другое место. Мои коллеги уже с ног сбились, а толку ноль. Чисто работают. Мы, конечно, сделаем все возможное…
– Что вы говорите… Как?.. Как?.. – забормотала Таня.
Казалось, ей не хватает воздуха. Она беспомощно открывала рот, затравленно озиралась по сторонам. Тело не слушалось, обмякло на колченогом казенном стуле. Что такое пытался объяснить ей этот скучающий морж? Что Асеньку они не найдут? Что она никогда… никогда больше ее не увидит?
– Как-как… – пожал мягкими округлыми плечами милиционер. – Говорят вам, преступная группировка орудует. По нашим данным, переправляют детей за границу, на усыновление. Потому и выбирают самых симпатичных, здоровеньких.
Таня, согнувшись на стуле, до крови прикусила собственные пальцы, чтобы не заорать. Всхлипнула, забилась в сухой истерике, давясь слезами вперемешку с кровью.
Милиционер поднялся из-за стола, молча прошел к шкафчику, достал граненый стакан, обтер его о полу рубашки, плеснул воды, сунул стакан Тане в руке.
– Ну-ну, не убивайтесь так. Мы сделаем все возможное… И потом, все-таки не на органы же, на усыновление. Сами подумайте, ваша дочка попадет в обеспеченную семью, может, ей там и лучше будет, чем здесь, вы меня извините.