Синдром гладиатора
Шрифт:
Наши беседы носили предельно откровенный характер, даже несмотря на микрофоны, которыми наверняка были оборудованы все комнаты. Между нами — я имею в виду себя, Давида и Дейва Стеннарда, наверняка внимательно просматривающего отчеты наблюдателей и «слушателей» — между нами уже не оставалось серьезных тайн. Так, разная мелочь. Стеннард знал, зачем я приехал в Италию; я знал, что он это знает, а Давид, как мне стало казаться после нашего с ним разговора, вообще знал все, и обо всем. Единственное, чего я старался не афишировать, так это своих планов относительно нашего с Давидом дальнейшего пребывания в этом милом и уютном заведении. За пять дней, проведенных в тиши и покое, я успел порядком измучиться от вынужденного бездействия. Вдобавок меня бесило полнейшее отсутствие информации о том, что происходило вне этих стен. Я искренне надеялся на то, что там
— По-моему, вы готовите какую-то гадость, месье Дюпре, — заявил он, поудобнее устраиваясь в кресле.
— Вы ко мне пристрастны, — откликнулся я довольно холодно. Разговор проходил тет-а-тет, Давид, сославшись на плохое самочувствие, удалился в свою комнату.
— Возможно, возможно, — широко улыбнулся Стеннард, в очередной раз продемонстрировав мне превосходство американских стоматологов над всеми прочими. — Но уж слишком спокойно вы себя ведете. Это на вас совершенно не похоже.
— «Самурай холоден, как меч, хотя и не забывает огня, в котором он был выкован», — процитировал я вольно переведенную японскую поговорку. — Вашими заботами я общаюсь с крайне интересным собеседником. Узнаю о жизни много нового. Кстати — Давид сказал, что вы отказались от его услуг? Что это значит? Корпорация Бономи прекратила свое существование?
— Ну, скажем — не совсем прекратила. Изменились обстоятельства. — Улыбка американца показалась мне чуть натянутой.
— И… — Я вопросительно поднял брови. Стеннард, в свою очередь, покосился на своих телохранителей. «Искусство общения глазами и бровями — пособие для «слепо-глухо-немо-глупых» — очень интересно.
— Вы удивительно нетерпеливы, месье Дюпре. — повторил он полюбившуюся ему мысль.
— Я же говорил вам — все так или иначе решится. В свое время. Надо немного подождать.
— Знаете, Дейв, — я ему тоже улыбнулся, — у меня есть одна дурацкая привычка. Я стараюсь принимать решения самостоятельно.
— Знаю, — согласился он. — Поэтому и хочу вас предупредить — не усложняйте жизнь себе и другим. Наберитесь терпения. Похоже, что ждать осталось не долго.
— А если мне не понравится ваше «окончательное решение»? — поинтересовался я. Американец пожал плечами.
— Ну, во-первых, оно — не мое. И потом, за вами остается право подать жалобу. — И он кивком указал куда-то вверх.
— Вы имеете в виду всевышнего? — уточнил я.
Он утвердительно покачал головой. Ясненько…
— Знаете что, Дейв? Убирайтесь-ка вы к дьяволу! И поторопите свою «судейскую коллегию, мне уже осточертело сидеть в этой тюрьме.
Похоже на демонстрацию мирных намерений? Вот-вот. Но другого я ему предлагать и не собирался, с какой стати… Все равно это ничего не меняло, нас охраняли так, что добавить уже было нечего. Даже если бы я торжественно поклялся, что постараюсь сбежать при первой же возможности. Стеннард убрался восвояси, а его «смутные сомнения» так и остались при нем.
У него были все основания подозревать меня в коварном умысле. Идея уже оформилась в реальный план действий, и я вовсе не собирался сидеть, сложа руки. За ночь, последовавшую за этой беседой, я умудрился провести большую подготовительную работу, а непосредственно с утра повел решающую атаку на Давида. Но «Столетней войны» не получилось.
— Я согласен, — просто сказал он, остановив меня на полуслове. — Знаете, нельзя бояться вечно. В конце концов страх — это мы сами, а вовсе не то, что вокруг нас. Моя жизнь заканчивается, и жаль уходить из нее так бездарно, хочется хоть раз испугать то, чего сам боялся все эти годы. Говорите, что я должен делать?
«Ну? Где у вас тут скала для свободных людей?» Мысленно я снимал шляпу перед этим человеком. Он победил себя, выиграв схватку со страхом, а это заслуживало уважения.
К вечеру все было готово. Избегая подозрительного взгляда телекамер, я напрочь вывел из строя компьютер в комнате Давида, аккуратно лишив его всех проводов. Затем, в тишине и покое своей ванной комнаты, где стояла всего одна камера с узким сектором обзора, мне удалось изготовить нечто вроде «сухого кипятильника». Примитивный прибор, идея и исполнение авторские. Пригоден исключительно в одном случае — если вам срочно понадобилось устроить короткое замыкание. Доведя количество своих творений до двух штук, я остановился. Главное сделано. Далее шли детали и инструктаж соратника по борьбе, абсолютно лишенного хулиганского опыта. Вдобавок ко всему приходилось таиться от бдительных соглядатаев, так что процесс подготовки затянулся до ужина. Зато все было учтено до мелочей. Давид, при всей своей непрактичности, оказался очень пунктуальным человеком, и метод импровизации категорически отвергал, требуя подробностей по любому поводу. Что говорить, как делать, где стоять — и все это с точностью до миллиметра. Ох, и устал же я…
Обычно, закончив с ужином, мы еще некоторое время приятно проводили вместе, сидя в креслах у окна и дегустируя различные напитки, которыми был укомплектован бар в «гостиной». Точно так же мы поступили и в этот раз, с одной лишь разницей. Весьма существенной, хотя и незаметной на первый взгляд. Каждый раз подходя к изящному шкафчику с множеством стоявших в нем бутылок, я незаметно выливал некоторое количество виски, джина, текилы и иных крепких спиртных напитков мимо стакана. А подходил я к бару в тот вечер намного чаще обычного. В результате все вокруг оказалось пропитано легко воспламеняющимися жидкостями, а все присутствующие в баре бутылки лишились пробок. Заметить подобную мелочь, наблюдая за мной по монитору, — ха, ха!
Затем мы церемонно пожелали друг другу приятного отдыха и разошлись по своим комнатам, оставив, против обыкновения, двери открытыми. Но далеко от двери я не ушел. Мой экземпляр «шедевра электротехники» лежал прямо у порога, там же находилась розетка, в которую включалась большая напольная лампа. Планировка комнаты Давида была идентична. Якобы «случайно» оступившись, я наклонился и поднял «прибор». А затем встал так, чтобы видеть стоявшего наготове в своей комнате Давида. Это было легко, двери, ведущие в наши комнаты, располагались друг напротив друга. Он вопросительно посмотрел на меня, я ободряюще улыбнулся и кивнул, подавая условленный сигнал.
А дальше случился фокус. Главным тут было — не пострадать самому. Резко наклонившись, я воткнул оголенные концы проводов в розетку, Давид сделал то же самое, и случилось то, что и должно было случиться. Приобщенным к цивилизации итальянцам и в голову не могла прийти возможность такого использования бытовой розетки. Но я-то не зря много лет прожил в «отсталой России», и что такое кипятильник, знал очень хорошо. Короче говоря, произошло короткое замыкание, от соединенных вместе противоположных концов моего прибора с отчаянным треском отделился огненный шар, похожий на одноименную молнию, и наш «тюрямок» погрузился в кромешную темноту. Естественно, если бы это случилось по каким-то другим причинам, то все исправили бы в считанные минуты, включив аварийную электростанцию, которая наверняка имелась в доме. Но в том-то и заключался весь фокус — линия была в полном порядке, полетел «автомат», пробки, а я готов был дать голову на отсечение, что ни один охранник не помнил, где находится электрический щит. Пока они сообразят, в чем дело, пока найдут вылетевший «автомат» — времени хватало с избытком. Но поторапливаться все равно стоило. Я тенью метнулся к бару, одним широким движением повалил всю бутылочную массу и с огромным удовольствием поднес к получившейся горке зажигалку. Накануне я отобрал у Давида его любимую, фирмы Zippo, как нельзя лучше подходившую для подобных пакостей. Огонь радостно рванулся на волю, мигом облизав горячими языками все прилегающее пространство. Вот, собственно говоря, и все. Мавр сделал свое дело, мавр может уходить. На заранее облюбованную зимовку. Ругаясь злобным шепотом, я вскарабкался на внешнюю дверь и замер, балансируя на едва выступающем из стены верхнем ее косяке. Руками я упирался в потолок. Если кто-то думает, что стоять таким образом легко, — пусть попробует. Уверяю, останется доволен.