Синдром пустого гнезда
Шрифт:
– У каких – у таких?
– Да у домохозяек, шибко мужиком обеспеченных. Когда от простой бедной бабы мужик уходит, ей ведь сидеть да это… релефси… лефрекси… Тьфу ты, чтоб вам провалиться с вашими умными словечками! В общем, ей ведь тосковать да коньяки распивать некогда! Ей же надо об дальнейшей жизни думать, как себя, бедную, в новой жизни материально обустроить! Такая баба, она ж от страху гораздо быстрее встрепенется да вперед побежит и сама с жизнью справится. А ты… Вот что ты умеешь, скажи?
– В каком смысле?
– Да в любом!
– Ир, я не понимаю… Ты так говоришь, будто я уже сейчас… Будто Сережа…
– Да. Пока нечего. А когда будет чего, уже поздно будет. У них ведь, у мужиков, как это происходит, знаешь?
– Как? – упавшим голосом переспросила Таня.
– Да так! Утром ушел на работу твой мужик, а вечером пришел уже чужой. Чемодан собрал и поминай как звали… А ты оставайся, как яйцо облупленное. Жди, пока новая скорлупа нарастет. А может, она и вообще не нарастет. Всяко бывает.
– Да. У меня, например, точно не нарастет….
– Ну да. Потому что на сегодняшний день ты вся в своем мужике проживаешь, а самой-то тебя и нет. А это плохо, очень плохо, Танюха. Собственного бабского внутреннего заделья в тебе нет. Я уж не говорю о профессии… Что профессия! Дело наживное. Даже если твой разлюбезный тебя при деньгах оставит, все одно – не выкарабкаешься. Потому что на всю жизнь, как есть, порядочная и честная, в нем и останешься.
– Что ж, и в этом ты права, наверное… В том, что я растворилась в муже без остатка. Но что делать – по-другому я не умею.
– Ой, только не вздумай реветь, слышь? Чего ты?
– Я не реву…
– Ну да! Я же вижу, как рожей накуксилась! То есть лицом, конечно… Ты извини, я иногда словечком неокультуренным брякну не к месту, самой неловко становится. Кончай реветь, давай лучше думать будем, что делать. Надо же трепыхаться как-то, не сидеть сиднем!
– Что ж, давай…
– Вот и молодец! Это уже другой разговор пошел! Налей-ка мне рюмочку для почина…
Таня, торопливо смахнув брызнувшую на щеки слезу, резво принесла вторую рюмку, налила до краев, потом сунулась было на кухню за лимоном, но Ира в корне пресекла ее благие гостеприимные намерения:
– Да куда ты? Сядь! Потом закусывать будем. Сначала о деле поговорим.
Осушив до дна рюмку, она закрыла глаза, крякнула по-мужицки, со смаком, отерла ладонью губы, внимательно посмотрела на Таню:
– Значица, так, Танюха. Слушай меня сюда. Я вчера переговорила о тебе с одним мужиком, объяснила ему ситуацию. Он вроде согласен…
Душа внутри у Тани ухнула и свернулась от липкого страха клубочком, и пересохло во рту, и трудно стало дышать от стыда. Облизнув языком сухие губы, она пролепетала почти шепотом:
– Н-на что… согласен?
– Нет, вы посмотрите на нее, боже ты мой! На что согласен! Перепугалась, как соплюха пятнадцатилетняя! Ты что думаешь, я тебя в публичный дом поведу, что ли? Ага, размечталась!
– Ир, ну не надо… Просто мне эти разговоры сами по себе очень неприятны…
– Да поняла я, поняла. Ты не такая, ты ждешь трамвая. Потому и вариант для тебя нашла вполне сносный. Только для видимости. Он тоже, кстати, только на видимость согласился. В общем, его Сашей зовут. Ничего, симпатичный! Он у нас в доме квартиру снимает, один живет. Даже никакой завалященькой бабенки к нему не ходит, я наблюдала. А тут они с моим Пашкой разговорились, то да се… В общем, этот Саша о себе вот что рассказал…
Таня
Дальше этот неведомый и «очень симпатичный» Саша бросил жену с дочерью, развелся и уехал со своей молодой пассией в их город. Квартиру сняли, работу нашли. Он на производство работать устроился, поскольку «мужик рукастый и головастый», а пассия к большому фирмачу в секретарши подалась. Но «недолго музыка любовная играла», как выразилась в их адрес злорадная Ира. Потому как вскорости фирмач Сашину пассию себе в любовницы приглядел. И она, «стерва такая», не желая пренебрегать выпавшей на ее долю материальной перспективой, Сашу тут же бросила. Перетерпев в данном месте рассказа Ирино лирическое отступление на тему – чего еще от нынешних девок ждать? – Таня с огромным уже интересом дослушала этот грустный рассказ до конца. То есть до того кульминационного момента, когда Саша с повинной головой рванул в свой родной город к вероломно брошенным жене и дочери, да получил от ворот поворот. Пришел домой, а дочь ему в открытую дверь – вы кто такой будете, мужчина? Ах, отец? Который так называемый? Ну, в таком случае валите отсюда скорее, уважаемый и так называемый, потому как мамин новый муж, не ровен час, придет и вам от души накостыляет… В общем, ушел Саша оттуда несолоно хлебавши. Обратно сюда приехал. Теперь живет как перст, один, свое пропавшее семейное счастье оплакивает. И стало быть, не возражает оказать посильную помощь в спасении чужого семейного счастья. То есть ее, Таниного. Ну и Сережиного, само собой.
– Бабы к нему и так и этак подступаются, а он и знать никого не хочет. Представляешь? Я уж думала, грешным делом, и не бывает нынче таких мужиков… – вздохнув, закончила свой грустный рассказ Ира.
– Значит, он сильно переживает, что свою семью разрушил? – тихо уточнила Таня.
– Ну да, переживает. Что имеем – не храним, потерявши – плачем. Это как раз про него.
– Погоди, Ир… Ну, допустим, с его женой понятно, новый муж, новые радости… А дочь? Она что, совсем его не простила?
– Ага. И знать даже не хочет! Он по первости все дозвониться ей пытался, так она даже номер телефона сменила. Отрезала от себя отца, как краюху хлеба.
– Бедная, бедная девочка… Тоже переживает, наверное…
– Ой, да бог с ними, Танюх! Нам их переживания без надобности. Главное, этот Саша нам подыграть согласился! Тебе то есть. Представляешь, как твой Сергей обалдеет, когда увидит свою благоверную где-нибудь в кафе с красивым мужиком? Он у тебя как, сильно ревнивый?
– Я не знаю, Ир. Я ему ни разу повода не давала. Ни малейшего.