Синее золото(Роман)

Борман Аркадий Альфредович

— Я не знаю, господин директор, что отец делал в России. Я была маленькой девочкой, когда мы уехали. Я не помню.

Ей было внушено дома никогда не рассказывать на службе, что отец командовал полком и что ее мать, воспитанная английской гувернанткой, тоже выписала для трехлетней дочери молодую англичанку, которая позже вместе с ними бежала от революции за границу.

У Тани было два мира — свой русский беженский и весь остальной.

Внешне русский мир состоял из шоферов такси, фабричных рабочих, лакеев из ресторанов, манекенш из портняжных домов или конторских служащих. Но это был только их внешний однообразный облик. Внутренний же их мир, почти недоступный для нерусского глаза, совершению не соответствовал этому облику.

Таня хорошо знала свой русский мир и жила его интересами. Большинство русских для нее были связаны со славным прошлым, а иногда и настоящим.

По праздникам у них собирались рабочие с заскорузлыми руками. Вот этот командовал подводной лодкой и подходил к самому Босфору, вот тот сбил пять вражеских аэропланов. Имя ее отца было связано с лихими кавалерийскими атаками. Отец вот этой хорошенькой манекенши был убит на улице за то, что не скрывал своего отвращения к большевикам.

Ваня, брат ее подруги, тоже шофер такси, время от времени куда-то уезжал из Парижа на два-три месяца. И было не принято спрашивать, где он пропадал. Может быть, не принято потому, что всем известно. Он возвращался как всегда веселый, только после одной из поездок его черные волосы совсем поседели.

Нерусский мир для Тани был связан с заработком, с трудной добычей денег. Никто и ни от какого заработка не отказывался. Мыли посуду в ресторанах, были поварами и кухарками в частных домах, кормили диких зверей у каких-то южно-американских художников. Брали шитье на дом и подвергались бесконтрольной эксплуатации.

Но в той среде, где выросла Таня, к заработку почти никто не относился серьезно. Прошло больше шестнадцати лет, как главная масса русских беженцев покинула свою родину, и все же то основное ядро, которое выехало из России с оружием в руках, продолжало относиться к добыванию хлеба насущного так же, как относятся выкинутые на пустынный остров во время кораблекрушения.

— Можно и нужно браться за все, чтобы не умереть с голоду. Но это все преходящее и временное. Кроме же него есть важное, настоящее, которое надо хранить до того, как настанут сроки.

Такое настроение очень облегчало жизнь старшим, а у молодежи создавало особое отношение к заработку и службе.

Не все ли равно, где и как служить. Сегодня здесь, завтра там. Конечно, надо искать работу полегче и зарабатывать как можно больше. Для этого надо стараться, но в общем все это не так важно.

— Петит, разве вам не скучно сидеть целый день в конторе и зарабатывать гроши, — сказал как-то Тане Бернье, когда она сидела за машинкой Он подошел к ней сзади и положил руку ей на плечо. Танк чуть-чуть повела плечами, как бы стряхивая руку.

— Я бы хотела зарабатывать больше, господин директор. Очень бы хотела. Мне так нужны деньги. Без них так трудно.

— В чем же дело, милая? Это совсем нетрудно в вашем возрасте и с вашими лукавыми глазами, — ответил Бернье, беря Таню за подбородок и приподнимая ее голову.

— Очень просто, м-р Бернье, директору дотронуться до маленькой служащей. Для этого не надо иметь особой храбрости, — холодно ответила Таня, стряхивая его руку и смотря на него чуть прищуренными глазами.

— А вот вы попробуйте сделать такое же предложение дочери вашего приятеля. Тогда я поверю, что в вас есть дерзость, которая всегда привлекает, — закончила она с усмешкой.

Бернье глубоко уколол такой ответ — смеет девчонка рассуждать.

— Хорошо, идите.

Дня через два, однако, ему вновь захотелось увидеть русскую машинистку, захотелось разгадать, понять то непонятное, что было в ее глазах.

Закончив диктовать письмо, он уже с улыбкой не хозяина, а доброго знакомого сказал полушутя:

— Как же, м-ль Дикова, у меня нет дерзости?

— Я не знаю, м-р Бернье, может быть, и есть. Я ее не видела.

— Я кормлю вас сегодня обедом у Прюнье. Будьте там в восемь.

— Спасибо, м-р Бернье, за приглашение, но сегодня никак не могу, я занята.

— А другой раз поедете со мной?

— Спасибо, если пригласите.

Через неделю Бернье угощал Таню обедом. Умный француз сразу понял, что это не директор пригласил свою служащую, а знакомый даму.

Он не ожидал найти в молодой девушке так много такта, непринужденности и широких интересов.

Скоро Таня стала личным секретарем директора Компании Редких Металлов и ее жалование было утроено.

Заведующий персоналом со злобной усмешкой говорил старой машинистке:

— Ловкая штучка, эта русская. Знала, к кому надо было подлезть. Теперь понимаю, почему она меня так отшила. Хотел бы я знать, что бы сказала м-м Бернье, если бы узнала, что эта сероглазая вне всяких очередей попала к директору.

А Таня дома, весело смеясь, рассказывала, как быстро ей удалось научить Бернье стать джентльменом и какой он, по существу, милый и интересный человек.

Когда у французской компании начались переговоры с советским трестом, то Ланг заговорил было, что он предпочел бы, чтобы дочь русского эмигранта не была бы переводчицей.

— Вы знаете, кто ее отец? Полковник. Принимал видное участие в белом движении, — говорил он Бернье. — Моя Галя достаточно хорошо знает французский, чтобы быть переводчицей, да и я сам, как видите, могу объясниться.

Бернье впервые от Ланга узнал, кто была Таня и оценил ее молчание.

— Нет, она будет моей переводчицей, — сухо сказал француз, и Ланг понял, что настаивать бесполезно. Но на всякий случай он сообщил куда нужно, чтобы за семьей Диковых установили слежку.

Русские друзья рассказали Тане биографию Ланга. Во время войны он сидел в тюрьме по обвинению в шпионаже в пользу немцев. Потом работал в Чека и, наконец, занялся экономической деятельностью.

Но все это были ее русские дела. Своему директору она ничего не рассказала и нашла в себе достаточно выдержки не обнаружить брезгливости к Лангу — надо было служить.