Синеока, что делать?
Шрифт:
Раз, два, три, четыре, пять… — отстукивало сердце. Лавр так волновался, что пот выступил на лбу от нахлынувшей вдруг волны жара. Туман в яйце всколыхнулся. Зверёк перевернулся внутри и.… снова замер. Лавр ждал, ждал… но больше так ничего и не произошло. Он разочарованно опустил уголки губ и повернулся уйти.
У выхода всё же замер, прислушиваясь: «Ничего!»
Он надеялся, что, как в кино, в последний момент что-то произойдет. Лавр тяжко вздохнул и уныло поплёлся к выходу. Прямо у входа в кристальный грот ему встретился Шмель.
— Ерунда
Шмель снисходительно улыбнулся. Лицо его было печальным.
— Думаю, что об этом мечтаешь не только ты. Я тоже бы хотел стать великим всадником. Спасти мир…
— Ты же не берегинь? Я думал, только высшая раса магиков может.
— Высшая раса? — ещё печальней произнёс леший.
— Ну… не думай… это совсем не то… Чисто технически.
— Чисто технически… — отрешенно произнёс Шмель. И Лавр подумал, что тот явно не в себе.
— Если меня будут искать, я дома, — более осознанно произнес Шмель и пошёл вдоль холма, преодолевая густой сосновый подлесок.
— Шмель какой-то странный. Он явно не в себе. Может, он заболел? — войдя в общую гостиную, произнёс Лавр. Но в ответ никто не произнёс ни слова.
— Вы слы-ши-те? Со Шмелём твориться неладное! — делая акцент на каждом слове, повторил Лавр.
— Он расстроен, сынок. Лиана была его подругой в Кедровой заимке. Предательство близкого человека огорчит любого из нас. Пусть побудет один. Ему необходимо всё обдумать.
— Ещё я тут, ляпнул, не подумав…
— Расскажи…
— Я был в пещере. Представляете, внутри яйца что-то шевельнулось! Но потом снова ничего. Я встретил Шмеля и пожаловался. Сказал, что хочу быть избранным. Он посмеялся и ответил, что тоже хотел бы стать избранным. Тогда я сморозил глупость. Сказал, что он не принадлежит к высшей расе. К берегиням. И не может быть избранным.
Синеока резко подскочила и выбежала из дома.
— Что с ней? — удивился Лавр.
— Кажется, она сильно тревожиться за Шмеля. Знаешь, Лавр, ты бываешь очень нетактичным. Постарайся впредь думать, что говоришь, — сказал Степан, взяв Лилию за руку. Он понимал теперь, как легко обидеть.
Лавр опустил глаза к полу.
Синеока бежала проторенной тропкой к старому дереву, к дому Шмеля, с трудом сдерживая слёзы. Чувства накатили снежным комом. Масса переживаний, волнений, тревог, как муторный промозглый осенний дождь давно грозил переполнить чашу терпения. И вот теперь Шмель. Ему тяжело. Ему требуется её поддержка.
— Шмель! — стоя перед щербатым стволом, сказала она. — Шмель. Это я. Впусти меня, пожалуйста.
Никто не откликнулся.
— Прошу тебя. Ты мне очень нужен! — со слезами в голосе выдавила она, чуть не плача. Одна предательская слезинка прорвалась и, рассекая раскрасневшуюся горячую кожу щёк, устремилась вниз. Вторая. И вот поток солёной влаги ринулся из небесной синевы глаз.
Щербатый ствол заскрипел и растворил объятия. Синеока буквально ворвалась внутрь, ища глазами Шмеля. Он стоял у окна на втором этаже и смотрел вдаль. Синеока подбежала и обняла любимого мужчину сзади за талию. Он немедленно повернулся, и Синеока прикоснулась к его губам своими мягкими солёными от слёз губами.
— Что ж ты плачешь? — шептал Шмель, целуя её заплаканные глаза, лицо, губы. — Ты же у нас Владычица… Я понимаю, как тебе тяжело. Я через всё это прошел, но моя печаль горше оттого, что не смог уберечь Кедровую Заимку. А ты… ты сможешь. Тебе это по силам.
— Шмель… почему всё настолько сложно. Как так произошло, что из служителей богов мы превратились в изгнанников?
— Не спрашивай… хотя… Наверное, я знаю.
— Почему?
— Потому что людям не нужные прежние боги. За тот год, пока я жил среди людей, ни разу не слышал имени Чернобога или Белбога. Ни Сварог, ни Велес, ни Стрибог… не пугают. Не вызывают трепета. Лешим да бабаем, только детишек пугают. Слово Бог появляется на языке как присказка. Как привычка чертыхаться. Они не помнят прежних богов. И мы для них существа из сказок.
— Людям не нужны стали посредники. Знаю. Они вообразили себя богами. Лиана не зря сказала: человек — царь природы. И этим всё сказано! Придётся считаться с мнением царей, коих немало развелось на Земле. Шмель… я больше о тебе переживала. Ты переносишь один удар за другим… И Лавр… прости его.
— Я сам виноват. Владыка… без владений. Мой народ страдает.
— Он вёл себя непозволительно! — Синеока запустила руки в его блестящие волнистые волосы цвета сосновой коры и снова прикоснулась тёплыми ароматными губами к его губам. — Ты знаешь. Что очень красив…
— С лица воду не пить…
— И сложён ты тоже замечательно. Когда смотрела рубашки в Интернет-магазине, обратила внимание на мужчин, что демонстрируют одежду. Смотрела и думала о тебе: ты лучше любого из них. В мире людей ты займёшь самую высокую позицию, — она провела белым пальчиком по полуобнаженному торсу…
— А в твоём мире?
— В моём мире ты — целая Вселенная! Ты повсюду: в капле росы, в цветке пиона, в шмеле, пролетающем мимо… ты в сладости сочных ягод, ты в пряном аромате мяты. Ты — первый лучик утреннего солнца и последняя вспышка света на закате… Без тебя я не представляю себе дня. И ночь без тебя не так нежна. Прошу тебя, не грусти. Твоя печаль разрывает мне душу.
Визит Басилевса
Так уж повелось, что ни день, то гости. Берегини впервые почувствовали себя неуверенно за пределами кристального грота. Они ходили, оглядываясь, вздрагивали, как зайцы, прислушиваясь к каждому шороху, когда за воротами послышался шум двигателей, и подъехал кортеж из нескольких полицейских машин. Ворота задрожали от громких ударов.
Синеока почувствовала приближение кортежа задолго. Она, как и все остальные, ждала новых гостей, обещанных Лианой. В сопровождении берегинев, Шмеля, Степана и Лилии она подошла к воротам.