Синева небес
Шрифт:
Юкико вышла из автобуса в конце квартала Мисаки и направилась к морю. Там немного прошла по набережной, к собору.
Юкико не ходила в церковь каждую неделю. Она любила мессы, но для нее было тяжкой обязанностью вести светские беседы со знакомыми, которых она встречала в церкви.
Конечно, Юкико хорошо знала патера. Отцу Идзуми было за пятьдесят. Он был очень уравновешенным человеком и заядлым рыбаком. Но в этом были свои минусы. Когда выдавалось свободное время, святой отец сбегал на рыбалку, поэтому люди высказывали недовольство. Где это видано, чтобы больной, находившийся
— Не могли бы вы уделить мне десять минут, святой отец?
— Конечно, — кивнул отец Идзуми.
Юкико прошла в тесную, почти пустую комнату, обставленную по-европейски. Там стояла статуэтка Девы Марии. На ее лице застыло выражение доброжелательности и смирения.
— Как поживает ваша сестра, она здорова? — спросил священник.
— Спасибо. Надеюсь, с ней все в порядке. Но недавно она, рассердившись на меня, съехала из дому.
— Вы серьезно повздорили?
Когда-то отец Идзуми сказал, что если священник не претерпел в жизни трудностей и лишений, он не справится с ролью пастора в провинциальном городке.
— Да, — ответила Юкико.
Она вкратце изложила историю своих отношений с Фудзио Уно. Слишком долго рассказывать о себе и своей личной жизни Юкико не любила.
— Сестра отчасти права. Но, как мне кажется, сейчас Уно не на кого опереться, кроме меня. Не могу сказать, что это меня радует. Мне просто очень жаль его.
— Конечно, вы вольны тратить свои деньги, как вам заблагорассудится. Но ведь если заключенный не в состоянии оплатить адвоката, ему должны предоставить государственного защитника, — сказал отец Идзуми назидательно, видимо, полагая, что Юкико не знает о подобной практике.
— Это так. Но, думаю, они дадут ему плохого адвоката.
— Вы говорите это для того, чтобы поспорить со мной? Разберитесь в собственных мыслях. Этот человек понесет суровое наказание. Даже дилетанту ясно, что его, скорее всего, приговорят к смертной казни. Так зачем же вам тратить такую большую сумму денег на его защиту?!
Такой же вопрос Юкико задала и Нагиса Кадзами.
— Я не рассчитываю спасти жизнь Уно-сан, — сказала Юкико священнику.
— Я слышал, что Кэн был у прокурора единственным сыном. Но это не значит, что утрата оказалась бы менее тяжкой, если бы у них росли другие дети. Мне кажется, что Уно-сан разрушил будущее этой семьи. И он сделал это не случайно, а совершенно сознательно… Поэтому своей смертью он искупит свой грех. Заслужит прощение…
Юкико вспомнила, что в их церковной общине нашелся человек, который присоединился к движению за запрещение смертной казни.
В воображении нарисовалась следующая картина: Фудзио Уно проводит жизнь в тюрьме, становится там «большим человеком», а потом выходит на свободу, проклиная судей, по воле которых он на долгие годы оказался за решеткой. В этот миг Юкико ощутила своеобразную прелесть японского подхода к ситуации, выразившегося в словах патера «заслужит прощение».
Помолчав, Юкико отозвалась:
— Даже
Юкико читала о Матери Терезе, которая подбирала в Калькутте бездомных и больных и отводила их в приют, называвшийся «Приютом для умирающих».
Здесь люди впервые в жизни видели настоящую заботу, получали необходимый уход. Их обмывали, переодевали в чистое и укладывали на постель в большой комнате, где за ними ухаживали медсестры.
К тяжело больным приходили врачи и люди наконец получали медицинскую помощь, но все равно более половины пациентов умирали. Они были истощены, страдали различными болезнями — туберкулезом, гепатитом, малярией. Поэтому место и получило название «Приюта для умирающих».
В Японии подобный приют никогда бы не получил такого названия. Даже если бы половина пациентов умирала, его назвали бы «Приютом надежды».
Однако для Матери Терезы в смерти не было ничего сверхъестественного. Смерть — это порог, на котором человеческая жизнь получает оценку. Хороший человек всеми любим и умирает, окруженный любовью. Но и тем, кого отвергло общество и родные, кто умирал на улице, чтобы после смерти пополнить число неопознанных трупов, — и им необходима, пусть и в последние дни жизни, опека сестер милосердия, чтобы ощутить счастье заботы, перед тем как испустить последний вздох.
Однажды Юкико довелось прочесть дневник доктора, работавшего в Индии с прокаженными. Чувствительность у большинства больных проказой притупляется, и, хотя их кожа покрыта язвами, боли они не ощущают. Поскольку они не жаловались несмотря на ужасные язвы, их не лечили.
Раньше считалось, что проказа начинается с того, что гниют пальцы и нос. Эти симптомы последней фазы болезни ошибочно принимали за начальную стадию. Сейчас проказа стала нестрашным кожным заболеванием. По ней был нанесен сокрушительный удар.
По словам автора дневника, больные проказой были особенно счастливы, когда на их покрытые язвами руки и ноги накладывали плотные повязки. В Японии считают, что повязки должны быть как можно более легкими, чтобы не сковывать движений. Прокаженные же, напротив, радовались толстому кокону из бинтов, пусть даже ослепительная белизна сохранялась лишь пару часов. Просто эти повязки служили доказательством любви к ним. Ослепительно белые бинты говорили о том, что теперь за ними есть кому присмотреть. Эти повязки были, наверное, единственной белоснежной вещью, которую им довелось увидеть в жизни. Именно поэтому они являлись для прокаженных свидетельством любви.
— Святой отец, вчера я вдруг открыла Библию, и… — Юкико хотела сказать, что ей редко удается читать Священное Писание.
— Значит, в таких ситуациях вы вспоминаете, где лежит ваша Библия? — спросил отец Идзуми.
— Многие считают, что Уно-сан заслуживает ненависти. Я хотела узнать, что по этому поводу говорит Священное Писание, — тихо сказала Юкико.
Буквально позавчера она прочитала в еженедельном журнале статью, в которой цитировались слова бабушки погибшего Кэна: «Я бы собственными руками убила этого дьявола во плоти, погубившего невинного ребенка!»