Сингулярность (сборник)

Никитин Юрий Александрович

Галстук всегда душил его, а рубашка острым краем воротничка впивалась в кадык, отчего на горле противная складка. Но если ослабить узел и расстегнуть верхнюю пуговичку, сразу вид неряшливый. Другим легкая небрежность только на пользу, а вот ему…

Когда Петр разговаривал с кем-нибудь, он почти не дышал: боялся, вдруг изо рта пахнет… Да и потом, после разговора, долго обкатывал уже сказанное, сердясь, что говорил такие глупости и вообще был не самым приятным собеседником.

Нельзя оставаться всегда и во всем абсолютно безупречным, вот в чем заключается истинная трагедия жизни, отчаивался Петр под монотонный доклад профессора Абрамова. Или можно? И тогда это лишь его личная трагедия? Другим подобные мысли, наверное, не приходят. Или приходят? Как можно успевать следить за всем и не рехнуться при этом,

мало того, сохранить приятное расположение духа? Каждое требуемое от него мелкое и незначительное действие, называемое им «безупречинка», не сложно, но в совокупности они представляют собой огромный гудящий рой. Их было слишком много, и они впивались в него сотнями, тысячами, миллионами острых жал, вызывая немилосердный зуд. И каждый день, каждый миг в его сознание, в его мозг, даже в его тело впивались эти отравленные иглы! А безжалостный мир и столь же безжалостная жизнь без устали порождали мириады новых задач. Столько всего мелкого и разного требуется человеку, чтобы быть безупречным! Ему не стать таким, совершив одно, два, пять или десять крупных деяний или даже свершений, нет! Все силы он тратит на то, что удовлетворяет необходимость ежесекундно следовать всем этим мелочам и постоянно следить за ними и за собой. Дважды в день менять носки, стирать, ходить к парикмахеру, мучительно бриться, чистить зубы, не забывая тщательно смывать пасту со щек, пользоваться освежителем дыхания и стараться не брызгать слюной при разговоре. Следить за чистотой тела и костюма, за складками на рубашке и галстуком в тон. В общении надо уделить недюжинное внимание тому, о чем говоришь. Приходится постоянно себя контролировать! Следить за осанкой и походкой, вовремя стричь ногти и постоянно помнить, помнить, помнить обо всех остальных миллионах подобных задач! Его жизнь – это непрерывная изматывающая борьба с все новыми и новыми безупречинками, но даже если научишься следовать и выполнять все прежние – жизнь выпустит новые рои микроскопических жалящих существ! И они, эти мелкие беспокойные насекомые, немедленно расползутся по всему сознанию, снова и снова вызывая этот ужасный, сводящий с ума зуд. Принимаешь пищу? Следи! Идешь? Следи! Попал в лужу? Надо было лучше следить! Даже когда спишь – расслабиться нельзя, сотни миллионов насекомых ползают, щекочут, требуют внимания! Когда рассчитываешь день – учитывай все факторы, неучтенные с легкостью собьют график, и все полетит кувырком, и ты, опоздавший и жалкий, в грязных до колена штанах, будешь мучиться перед закрытой дверью… Кстати, была ли у него застегнута ширинка, когда он зашел? Не забывать следить за молнией на брюках!

Чпокнуло, словно вынули гигантскую пробку. Реальность на миг дрогнула, замерла. Пропали привычные звуки, их сменил ровный низкий гул.

Затем ткань мироздания разорвало с треском, и из ничего к Петру шагнул человек.

О, из тех, безупречных, подумал Спиноза. Последнее время его борьба с мириадами расплодившихся безупречинок-микробов заметно прогрессировала. Безупречные выглядят – не придраться, говорят четко, смотрят твердо, взгляд ясен, брюки отглажены. Но какими усилиями они одолели этот нестерпимый зуд? В чем их секрет?

Шагнувший к Петру человек был именно из таких, одолевших. С виду чуть постарше, красивый, двигается ровно, уверенно. Улыбнулся он тоже красиво и протянул Петру руку.

И не потная совсем, отметил Спиноза. А у меня… наверное, ему неприятно. Хотя такая духота, должен понять… Но что происходит?

Тут младшего научного сотрудника Института прогнозирования немного проняло. Он судорожно огляделся. Докладчик Абрамов застыл с открытым ртом, лицо доцента Тетеревлевой перекошено застывшей гримасой зевка, а ручка, что уронил заместитель кафедры Углоухов, висит в воздухе!

Время остановилось, понял Петр. А это – гость из будущего.

Спиноза был прав.

– Пройдемте! – мягко, но непреклонно сказал гость. И вежливым жестом указал на дыру в реальности. И Петр пошел, немного стесняясь испачканных брюк и собственной сутулости.

Они оказались в центре чудного города.

Вопросы – потом, решил Петр. А то вернет, буду жалеть, что не осмотрелся.

Первым делом он уставился вверх – ожидал бипланов, флаеров, воздушных такси и прочего летающего. Ничего не углядев, принялся

смотреть по сторонам. Окружающее дрожало, словно зыбкое марево. Реальность стремительно менялась. Вырастали, опадали, расплющивались и вытягивались здания, одновременно меняя форму и цвет. Вокруг все мерцало, а прохожие то появлялись из ниоткуда, то вдруг исчезали или вовсе – парили в воздухе. А иногда…

…Петр заметил, как один вдруг начал таять, но, истончившись наполовину, взорвался роем разноцветных искр, а те превратились в дымную струю, что, метнувшись, исчезла. Запахло медом, зазвенели хрустально невидимые колокольчики.

Петр закашлялся.

– Нравится? – спросил его спутник. – Да, это будущее. Земля, год… Вы проведете здесь день, потом вернетесь обратно, в тот самый миг, когда исчезли. Никто не заметит. Почему именно вы, поймете потом. Сейчас я вас оставлю, встретимся уже, когда настанет пора возвращаться. Ваш гид в будущем – Юлия.

Негромко хлопнуло, и перед Петром возникла красивая девушка в светлом сарафане. От нее чуть слышно пахло чем-то сладко-горьким, приятным.

– Здравствуйте! – улыбнулась она. Добавила, глядя на человека, что «привез» Спинозу: – Генератор настроен.

– Хорошо. До встречи.

Негромкий хлопок, и бежевая спираль ввинтилась в небо.

– Вы тоже так можете! – сказала Юлия. – Человеку подвластно все. Все, о чем он думает. Непонятно? Ваши мысли – живые. Они дают вам все, о чем думаете. Косвенно влияя на остальных. Прямой физический контакт с другим человеком вам придумать не удастся. А все остальное… Хотите подарить мне букет? Вы должны его придумать, представить. Вы можете сконструировать что угодно – простое, сложное, невообразимо прекрасное, и я увижу это, смогу потрогать, обонять, даже поставить в вазу. Ее вы тоже, кстати, можете придумать.

– Понятно! – сказал Петр. У него мелькнула удивительная мысль, что здесь легко следить за чистотой костюма. – Извините. Просто… именно так я и представлял себе будущее! Человек равен Богу? Мгновенное созидание мыслью? Сложно придумать, легко воплотить?

Кажется, по существу сказал, подумал довольно Петр.

– Да, – сказала Юлия. – У вас еще будет много времени насладиться вашими новыми возможностями.

Спиноза кивнул. Слишком потрясенный, он даже забыл о проблеме чистоты дыхания.

– Самоконтроль нашего общества очень высок, – продолжала девушка. – У нас хватает хлопот, и нам есть к чему стремиться. Мгновенное и абсолютно несложное овеществление наших мыслей решило проблему «общества потребления». Кажется, этого боялись в ваше время? Вы же прогнозист! Но сейчас каждый не только потребитель, но и творец! Смерть не имеет над нами власти, но человек смертен. Он может закончить свой путь когда пожелает – ведь ему достаточно лишь подумать о том.

Петр вздрогнул.

– Вы не сможете суметь овеществлять свои мысли в своем времени, но здесь мы создали для вас генератор. Может, попробуете? Подарите мне букет!

Петр замешкался. Как это – подарить… Сознание пребольно кольнул немедленно впившийся шип-безупречинка. Какие букеты дарят девушкам? Матвеев как-то потешался, когда он купил Наталье десять гвоздик. Причем потешался и над количеством, и над цветами. Розы? Орхидеи? Анютины глазки? Кстати, как они выглядят? И как это – подумать и…

Петр почему-то представил жалкий пучок ландышей, и… тут что-то разжало кулак. Да это же…!

Спиноза вздрогнул и выронил от неожиданности чахлый букетик. В метре из-под земли ударил фонтан из больших разноцветных пузырей, запахло чем-то невероятно свежим, послышалась мягкая музыка, и рядом появился человек. Он поклонился Юлии, кивнул Петру.

– Здравствуйте! – сказал он. – Как вам?

– Неплохо… – потупился Петр. Смятые ландыши предательски белели на серой земле. Ну у него и воображение! Засмеют! Кстати, почему земля? Интересно, что это? Асфальт или какой-нибудь пластобетон? Или чьи-то мысли? Почему тогда серый, а не, скажем…

Вдруг «пластобетон» покраснел. Затем стал фиолетовым, и Петр с восторгом почувствовал, что тот подчиняется именно ему. Но восторг сменился ужасом – Спиноза подумал, что непременно что-нибудь испортит или сломает. Ему показалось, из-под его ног тут же стремительно поползли юркие трещины. А вдруг… Петр сконцентрировал внимание на букете – пусть исчезнет. Нечего мусорить… Ландыши тут же пропали.