Синие лыжи с белой полосой
Шрифт:
— Не может быть! — хором воскликнули перепуганные Гогов и Магогин.
— Вы что, мне не верите?!
— Верим. А что же нам теперь делать?
— Даже не знаю…
— О! Я придумал, — осенило Гогова. — А давайте стащим ключ от сейфа, стибрим дискету, прикрутим провода, пошлем импульсы и сделаем осень!
— Гениально! — воскликнул продавец, а сам подумал: «Бывают же такие олухи!» — Теперь по порядку…
— Но нам больше не разрешают работать на компьютере, а чтобы полетели импульсы, нужен компьютер, — жалуется Магогин.
— Час от часу не легче. У вас что,
— В том-то и дело, что нет.
И тут Любим придумал очередную пакость:
— Что бы вы без меня делали! Слушайте, ханурики, — перешел на приглушенный шепот продавец. — У нас тут есть целый зал любых принтеров, компьютеров и всяких там счетных машинок и калькуляторов, так вот, слушайте внимательно. Через несколько дней, в пятницу, только тс-с-с-с, — приложил он палец к губам, — будет дежурить мой дружок Сергеич, он и сегодня дежурит, только сегодня я не успею с ним договориться, так вот, вы с вечера спрячетесь в магазине, в подсобке, я покажу где… а когда наступит ночь, заберетесь в тот отдел, выберете себе любой компьютер, а утром смешаетесь с толпой, как честные, добропорядочные граждане, и все дела! Будет у вас благодаря мне новый компьютер. Посылай импульсы не хочу. А в субботу натворим дел! Сделаем повсеместно осень. Классно я придумал?
Но ответить субчики не успели: подошли покупатели с расспросами.
— А теперь цыц! — Любим подмигнул братьям-астрономам. — Полная анонимность и конспирация.
Но режим строгой секретности не был соблюден в полной мере. К нашему с вами счастью. Иначе нам всем уже пришлось бы забыть, как солнце на небе выглядит.
Славка затаив дыхание слушал все детали коварного плана. Лиц он не видел, поэтому не узнал в одном из заговорщиков вчерашнего черного человека, который пугал Мишку милицией. Только голоса долетали до его ушей.
Вообще-то он не любил подслушивать — бабушка ему сказала, что это недостойно настоящего мужчины, но сейчас был особый случай. Сначала он боялся, что его обнаружат, а потом, когда разобрался, что к чему, навострил уши — он хоть и маленький, но быстро дотумкал, что теперь от него зависит судьба целого города.
Если бы, допустим, охранник Костик имел расшатанную нервную систему, он бы каждый раз вздрагивал, когда Сергеич входил в комнату центрального наблюдения. Еще ни разу… ни разу (!) толстяк не открыл железную дверь как положено. Обязательно ногой врежет. Зла не хватает!
— Опять книжки читаешь, студент? — закричал толстый охранник. — А я вот только что видел одного маленького паршивца без ошейника, то есть без родителей.
Да, прав злой Сергеич — у Славки нет родителей. Но разве это повод не пускать мальчика в магазин? Мы с этим в корне не согласны. А толстяк все бесновался:
— Надо разработать план перехвата! Начнем зачистку с первого этажа. Далеко уйти он не мог… Я его загнал глубоко в тыл… — хватает рацию, кричит в нее: — Внимание! Внимание всем постам! Я Джульбарс! Срочное сообщение…
И в этот момент Костик спокойно забирает рацию у толстяка. Просто подходит к нему и, глядя в глаза, берет своей тренированной рукой рацию и медленно вынимает ее из ослабевшей ладони Сергеича.
Сергеич так и остался с открытым ртом, даже рука застыла перед лицом, только в ней уже ничего нет. Костик такой высокий и сильный, лучше его не злить. Раньше-то он никогда открыто не возражал Сергеичу, поэтому тот и раскомандовался в последнее время, даже позволял себе грубо кричать на молодого товарища. А сейчас оторопел.
— Послушай, Сергеич, тебе бы не охранником в магазине служить, а кинологом на границе.
— Ки… ки… кино я люблю. Только меня в кино не приглашают сниматься… ни на одной границе…
— Кинолог — это собаковод, Сергеич. Тебе-то уж это надо знать. Может, иногда лучше книжки почитывать, чем за маленькими детьми бегать, будто в казаков-разбойников не наигрался в детстве. Может, ты никогда маленьким не был?
Сказав это, Костик аккуратно (рукой) открыл дверь, вышел и решительно направился сквозь толпу.
А вот толстый охранник, придя в себя, так разозлился, что даже хотел кинуться вслед Костику, но вовремя вспомнил, какой тот сильный, поэтому осадил сам себя, только прошипел: «Ну хорошо, хорошо, ты еще пожалеешь, я все доложу Игорю Николаевичу. Будешь уволен как… как щенок шелудивый!»
Костик не спеша направился к отделу демисезонных товаров. Он все видел на своих мониторах: и то, как улепетывал Славка, и то, как толстяк пробежал мимо, и многое другое, он только слышать не мог, о чем шептались заговорщики, да это его и не интересовало — он с детства ненавидел подслушивать. У него тоже была бабушка.
Будем надеяться, что главная опасность в лице злого Сергеича миновала. Пока Славке ничего не угрожает, к нему направляется Костик. Поэтому я позволю себе короткое отступление.
Я вот что хочу сказать вам, дорогие мои. Мы, взрослые люди, очень часто самонадеянно считаем: мол, чем дольше мы живем на свете, тем лучше разбираемся в окружающих — якобы мы за версту видим, кто злой, кто жадный, а кто, наоборот, любит кошек, грызунов и других представителей животного мира; кто уважает старших и никогда не обижает маленьких, а кто не упустит случая подложить свинью своему ближнему (такие, к сожалению, тоже встречаются). Но дорогие мамы, папы, бабушки и дедушки! Как мы с вами заблуждаемся! Если бы вы только знали!
Я недавно имел счастье беседовать с тем загадочным человеком, который расхаживает под огромным зонтом, — с этим нашим инкогнито, помните, я говорил: он знает о детях гораздо больше, чем иные родители. Так вот в нашей задушевной беседе он доверительно открыл мне маленькую тайну: оказывается, малыши, покамест они еще не выросли, обладают одним врожденным качеством — они могут безошибочно отличить доброго человека от злого. Как бы тот ни маскировался. Детей в этом вопросе не проведешь. Правда, с годами это ценное качество утрачивается, проходит вместе с детскими недугами, вроде кори и скарлатины, выпадает, как молочные зубы, забывается, как детский страх темноты.