Синие шинели (сборник)
Шрифт:
Сам Николай был замечательный танцор. Поэтому молодежь часто устраивала вечера танцев и песни; впервые в истории Долони был создан драмкружок из самодеятельных артистов, открылся ликбез для неграмотных и вечерняя начальная школа.
— Бывало, — вспоминает Мария Матвеевна, — соберемся в нашем нардоме, разойдемся в танцах да плясках, а Николай вдруг гармонисту команду: «Хватит, браток, «Барыню» жарить. Так всю жизнь проплясать можно. Надо, друзья, и за учебу браться. Памятуйте: ученье — свет, а неученье — тьма». И мы учились — читали книги, писали. На стене висела большая черная доска,
…Шел к концу 1925 год. Уборочная страда в Долони была дружная. Станичники, даже бедняки, собрали неплохой урожай хлеба. Но на государственные заготовительные пункты его из Долони поступило очень мало.
Тогда, согласно решению волисполкома, милиционер разнес по домам Ильи Шумилова, Петра и Романа Пахомовых, братьев Таганашевых и других богатеев извещения на увеличенную сдачу хлеба государству.
— Нет у нас лишнего хлеба, — от имени всех кулаков заявил Евстигнеев и даже демонстративно открывал крышки пустых ларей.
Дикопольский точно знал, что кулаки решили саботировать хлебосдачу, спрятали пшеницу в тайники.
— Найдем — хуже будет, — предупредил Евстигнеева милиционер.
Предупредил и задумался над тем, как найти кулацкие тайники с хлебом. Стал строить планы этого поиска.
В конце декабря в соответствии с Конституцией и Положением о выборах в Советы Долонский волисполком создал избирательную комиссию. Председателем ее был избран Николай Дикопольский. На одном из своих первых заседаний избирательная комиссия постановила: лишить кулаков права участия в выборах; списки лишенцев были вывешены на видных местах.
…Коротки зимние дни, да долги ночи. Спит станица в ночной мгле, да не вся: ярко горит керосиновая десятилинейная лампа в окне волисполкома, что стоит напротив нардома, пробиваются лучи света лампы-молнии меж ставнями пятистенного дома Надьки Смирновой. В волисполкоме Николай Дикопольский со своими товарищами обсуждает важный вопрос: как организованно провести избирательную кампанию. А в доме Надьки кулаки ядовито шепчутся, как сорвать выборы.
— Надо обойти каждый двор, каждую хату, разъяснить избирателям их права, — напутствует членов избирательной комиссии Дикопольский.
— Дожились, станишники, — бурчит Николай Евстигнеев. — Дыхнуть не дает Советская власть.
— А все он, твой квартирант-заводила, — вставляет Илья Шумилов.
В ту январскую ночь заседание избирательной комиссии под председательством Николая Дикопольского решило: «В двухнедельный срок закончить составление и уточнение списков избирателей». А сборище кулаков в ту ночь решило покончить с Николаем Дикопольским.
12 января 1926 года Дикопольский весь день был занят горячей работой. Как секретарь партийной ячейки, инструктировал агитаторов и провожал их по дворам избирателей для разъяснения советской Конституции и избирательного закона. Как милиционер, с помощью активистов вел поиски кулацких тайников со спрятанным хлебом. Такой тайник, в частности, нашел во дворе одного из братьев Таганашевых. Саботажник вырыл в овчарне огромную яму и прямо в сырую землю засыпал 500 пудов пшеницы. Решил лучше сгноить хлеб, чем продать государству! Хлеб у кулака конфисковали полностью. Как секретарь комсомольской ячейки, Дикопольский собирался провести вечер отдыха молодежи в нардоме.
…Опускались сумерки над станицей. Освободившись от дел, Николай зашел в свою комнату (он по-прежнему жил в доме Евстигнеева) поужинать и переодеться. Присел на скамейку, вытянув уставшие ноги.
— Может быть, в баньку сходишь? — сладко улыбаясь, предложил Николаю хозяин дома. — Чай, давненько не парился?
— А что ж? Это можно.
Пока Николай мылся да парился в бане, Евстигнеев проворно вытащил из оставленной на скамейке кобуры наган, вынул все патроны из барабана, а револьвер с кобурой положил на прежнее место.
Из бани Николай вышел довольный, быстро надел форму, натянул сапоги, опоясался ремнем с наганом, накинул полушубок и направился к народному дому, где уже собиралась молодежь.
— Тот вечер удался на славу, — вспоминает Мария Матвеевна Кравченко. — Николай провел интересную беседу с молодежью о предстоящих выборах, а потом мы долго танцевали. Он танцевал со мной в паре, вместе мы и домой пошли…
Распрощавшись с девушкой, Николай спокойно зашагал по переулку. Но не сделал и ста шагов, как из-за плетня справа и слева выросли в ночной мгле фигуры мужиков.
— Что вам от меня нужно, эй вы, тени? — не робея, спросил Николай.
— Ты, ты, голубчик, нужен нам, — ехидно пробасила одна из фигур и решительно двинулась на Дикопольского.
Еще секунда — и Николая плотным кольцом окружили братья Пахомовы, Евстигнеев, Шумилов и другие кулаки.
— Не подходи, стрелять буду! — крикнул Николай, нащупывая в кобуре пустой наган.
— Ха-ха-ха! — истерически засмеялся Евстигнеев и быком стал надвигаться на Николая.
— Св… — не успел сказать Дикопольский, как рухнул в снег от удара по голове дубиной. Удар нанес старший Пахомов.
У Дикопольского все-таки хватило сил подняться на ноги и даже вцепиться Евстигнееву в горло. Но силы были неравные. Озверев, кулаки гурьбой навалились на балтийца, смяли его, долго били и топтали уже бездыханное тело.
Бандиты пытались замести следы. Труп Дикопольского решили отнести на окраину села, закопать в снежный сугроб, и тихо разойтись по домам.
Но тихо не вышло.
— Я словно сердцем чуяла беду, — смахивая с глаз набежавшие слезы, вспоминает Мария Матвеевна. — Нет, я тогда не легла спать. Минут через пять вышла на улицу и услышала выкрики, возню, удары. Мигом метнулась к волисполкому.
Дежурный сразу же поднял на ноги группу активистов, и убийцы были задержаны.
Враги Советской власти получили по заслугам: суд приговорил их к расстрелу.
Много врагов — внешних и внутренних — разгромил наш народ. И никогда не забудут советские люди тех, кто не щадя жизни боролся за Советскую власть. Хранят и долонцы светлую память о милиционере-коммунисте, первом полпреде Советской власти в их селе — Николае Васильевиче Дикопольском. Главная улица в селе названа его именем. Именем первого милиционера названа и средняя школа. В центре села раскинулся парк, посаженный в честь отважного милиционера.