Синие стрекозы Вавилона
Шрифт:
Если же человек полагал, что дело о его прегрешении находится, скажем, в ведении Наны Урукской, то ему ничего не оставалось, как бросать чад и домочадцев на произвол судьбы и тащиться в Урук, в храм Наны, — замаливать грех, покупать индульгенцию. Домой после такого паломничества возвращались чистенькими. В том смысле, что полностью очищались и от грехов, и от грошей. В кармане дыра, в душе чистота, полмесяца выброшены псу под хвост, проведены в утомительных странствиях по раскисшим дорогам Империи.
И ничего не поделаешь. Ибо сказано:
Можно, конечно, и у Шамаша, своего, домашнего, прощения попросить, да что толку-то? Все равно, что обидеть Бабуту, а извиниться перед Кибуту.
С появлением в городе бизнеса Хаммаку все изменилось. Едва только согрешив, шел человек в офис «Три ступеньки». Ибо вовсе не следует думать, будто люди сиппарские были злонравны и нравилось им прозябать в холодной липкой глине прегрешений своих. Напротив. Могли бы — избавлялись от них как можно скорее. И если бы не непомерные траты на дорогу, разбрелись бы по всем четырем ветрам, каждый к богу своих преступлений.
Пришел однажды в офис «Три ступеньки» и Базуза. Нужда пригнала.
Спустился, дверь толкнул, огляделся, «здрасьте» сказал. В первой же комнате за столом сидел Аткаль. Глава фирмы.
На столе перед Аткалем два телефона, городской и местный. На полке, за спиной Аткаля, толстые папки с подшитыми документами. Сбоку чахлый плющ приткнулся. По левую руку от Аткаля еще одна дверь, и из-за этой двери слышно, как ревет принтер.
Аткаль в кресле откинулся, на Базузу поглядел. И стал Базуза как-то немного ниже ростом и уже в плечах.
— Садись, — милостиво кивнул ему Аткаль. — В ногах правды нет.
Охранник из богатого дома оглянулся, плюхнулся в кресло.
— Неплохо тут у тебя, — сказал он.
— Не жалуюсь, — согласился Аткаль.
— Занят сейчас?
— Работа.
Базуза понимающе кивнул.
— Ты по делу или как? — спросил Аткаль, всем своим видом показывая, что ему некогда.
— По делу.
Аткаль покивал, взялся за местный телефон. Из-за двери, что была слева, донесся пронзительный звонок. Потом голос Хаммаку:
— Аткаль?
— Клиент. Нужно оформить.
— Хорошо, пусть зайдет.
Голос Хаммаку отчетливо слышался и из телефонной трубки, и из-за двери. Аткаль положил трубку и кивнул Базузе.
— Зайди к моему компаньону, он оформит. Касса тоже там.
Базуза поднялся, прошел во внутреннее помещение офиса. Комната ничем не отличалась от первой, за исключением одного: на столе, кроме телефонов, стоял компьютер.
— Сердечно рад вас видеть, господин Базуза, — приветствовал клиента Хаммаку, устремив на него цепкий взгляд. — Садитесь.
Даже манеры — и те изменились у Хаммаку. Когда это он насобачился? Базуза — незатейливый
Охранник тяжеловесно опустился в кресло напротив стола. Хаммаку немного наклонился вперед.
— Итак, я слушаю вас, господин Базуза.
Базуза откашлялся.
— Собственно... Ну, вчера. Вышибал какого-то идиота... А чего полез? Еще и кулаками сучить вздумал!.. — Базуза вскинул глаза, встретил холодный взор Хаммаку, сник. — В общем, я ему шею сломал.
— Свободный был? — деловито осведомился Хаммаку. Левой рукой привычно выдвинул ящик стола, где хранил чистые бланки индульгенций и приходно-расходные ордера.
— Так... отпущенник.
— В котором часу произошло... несчастье?
— После четвертой стражи.
Хаммаку скользнул пальцем по реестру, заключенному на столе под стеклом. На калькуляторе быстро подсчитал проценты. Включил в общую сумму надбавку за оскорбление, нанесенное бывшему хозяину бывшего раба. Вычел незначительный процент за ночное время, когда было совершено убийство. Ночные грехи шли дешевле, нежели дневные, ибо днем силы тьмы спят. Днем не так властно над человеком зло, как ночью.
— Восемь сиклей, — подытожил Хаммаку.
Базуза порылся в карманах, вытащил деньги. Хаммаку аккуратно пересчитал их, сложил на краю стола, переехал в кресле к компьютеру.
Запросил связь с храмом Эмешлам, обиталищем Нергала. Вышел на общую конференцию храма. Отметил мысленно: как много насилия творится в Империи! За те два дня, что Хаммаку не обращался к конференции Нергала, количество записей увеличилось на 877. И все сплошь убийства. В поле «общая сумма» значились цифры от 6 сиклей (убийство раба ночью) до 16 сиклей (убийство благороднорожденного днем).
Впечатал новые данные в общую базу: имя клиента, его социальный статус, место жительства, род прегрешения, смягчающие обстоятельства, отягчающие обстоятельства, общее количество индульгенций, сумма последнего взноса.
Вывел данные на печать.
Подумав и помигав, принтер ожил, взревел, порычал минуты три и успокоился, затих. Листок выпал на пол. Хаммаку, выказывая изрядную канцелярскую сноровку, шлепнул на листок печать, поставил регистрационный номер, внес его в гроссбух, заставил Базузу расписаться в получении.
— Подпись на индульгенцию поставит глава фирмы.
— Кто?
— Аткаль.
Хоть и значился Аткаль «главой фирмы», а называть его «господин Аткаль» все равно язык не поворачивался.
Базуза взял листок, поглядел недоверчиво.
— И это все?
— Да, это все. Живите с чистой совестью, господин Базуза.
Базуза повертел «чистую совесть» и так, и эдак. Наконец вымолвил:
— В храмах-то таблички глиняные выдают.
— Не вижу разницы. Индульгенция есть индульгенция, — веско произнес Хаммаку. — Но если для вас принципиально... Данный вид сервиса также предусмотрен в числе услуг, оказываемых нашей фирмой.