Синий лед
Шрифт:
Мысль напустить на Осипова Таньку Юля подавила в зародыше.
— Что ты, ей ничего доверить нельзя, — замахала она руками на предложение Никиты. — Во-первых, какая из нее Мата Хари? Она не умеет намекать и анализировать, да и вообще так же сильна в расспросах как Борман из пародии на «Семнадцать мгновений весны». Помнишь, как там было? «Борман подумал, что нужно тонко намекнуть Штирлицу, что им интересуется Ева Браун. «Штирлиц, да вами же интересуется Ева Браун!»
Никита невесело усмехнулся, а Юля продолжила:
— Если даже Осипов и сболтнет ей что по глупости, она никогда
— Или тебя, — ехидно поддакнул Никита.
— Или меня, — согласилась Юля. — Я бы даже не брала ее с собой, но Танька уже успела стукнуть тетке, а та с утра вынесла мне мозг: как это я не хочу брать на прием ее дорогую деточку? Деточка может там встретить свою судьбу, или, на худой конец, продюсера… И ведь не объяснишь, что там из списка Форбс никого не будет. Пришлось согласиться, да и то лишь потому, что это проще, чем доказывать собственную правоту. Все равно я долго этого не вынесу. В обществе Таньки и ее мамы я чувствую себя Милой Йовович.
— Почему?
— Потому что попадаю в Обитель Зла. Но приходится жертвовать собой во благо семьи, иначе маменька попадет под раздачу. Тетка не простит такого пренебрежения. Мы, как богатеи, обязаны тянуть на себе всех остальных.
— Это твое мнение, или ее?
— Ее, конечно. Мне-то они не помогали, даже когда у меня на самую дешевую помаду денег не было. Как сейчас помню: собираюсь по делам, спичкой помаду выковыриваю из тюбика, пальцами размазываю… Одни джинсы на все случаи жизни… Неужели это со мной было?
— Ты с такой ностальгией это произнесла, — улыбнулся Никита. — Или по девяностым тоскуешь? Сколько нам было-то? Лет по четырнадцать.
— Ну и что? Я и в четырнадцать хотела лучшей жизни. А по прошлому — нет, не ностальгирую. Тяжелые времена были, не хочу даже вспоминать. Давай лучше к нашим баранам вернемся, а точнее, к овце.
— Неласково ты с сестрицей.
— А не заслужила, — парировала Юля. — И, что характерно, не заслужит. Чую, прием будет провальным, позорище для всей семьи. Но что делать? Придется думать, как выйти из него с наименьшими потерями.
Выходить с наименьшими потерями пришлось уже под вечер. Войдя в комнату к сестре, Юля, уже с прической, тщательно накрашенная, с парадными серьгами в ушах, замерла на пороге:
— О, Боже! — воскликнула она.
— Нравится? — обрадовалась Таня. — Этот макияж называется «Взгляд кошки», я на картинке видела.
На взгляд любого нормального человека, этот макияж был ужасен. Грубые черные стрелы, жирно опоясав Танькины глазищи, поднимались к вискам, а белая помада подчеркивала кошмар, придавая лицу сходство с трупом.
— Лучше было бы его на картинке и оставить, — ответила Юля, судорожно вдохнув. — Ты с ума сошла? В таком виде на прием? В моде нынче естественность, то есть баба должна выглядеть бабой, а жмур — жмуром. Ты в курсе, что похожа на покойника с такой раскраской?
— А что? По-моему, очень эффектно. У меня и платье под него есть, вот это, леопардовое.
Юля схватилась за сердце и села на кровать. Ожидания оправдались. Леопардовое платье смахивало, скорее на ночную сорочку. Плохо пошитая синтетика скрипела и переливалась под лампами, крича на все голоса — пошлятина, пошлятина!
— Действительно, — похвалила Юля. — Очень эффектно. Для трассы с проститутками. Понимаешь, что там дресс-код? В этих леопардах дальше порога не пройдешь, спросят, с какого ты километра.
— Да что бы ты понимала? — возмутилась Таня. — У нас это последний писк! Смотри на лейбл! Это же Версаче!
— Угу. Версача. Удмуртия. Снимай и не позорься, а потом марш в ванную, смывай свой кошачий взгляд, а я тебе пока визажиста вызову. И не строй тут мне рожи. В таком виде ты с нами не поедешь.
Неумение Таньки прилично краситься даже сыграло на руку. Побеседовать с любовницей Панарина, все-таки, хотелось, но не пригласишь же ее на чашку чая? Оставалось надеяться, что Жанна сидит на мели, и потому охотно приедет на любой заказ, благо репутация у нее была подпорчена, а клиентуры немного. Юля молниеносно схватила трубку и, раскопав среди старых визиток нужную, набрала номер. Танька бурчала в ванной, смывая косметику. Хорошо еще, что не воспротивилась нажиму. Юля мрачно поглядела в сторону шкафа: это ж еще платье надо подобрать такое, в которое сестра могла впихнуть свой объемный зад.
Колчина прилетела через полчаса, словно на реактивной метле. К этому моменту и платье, неосмотрительно заказанное в китайском онлайн магазине, нашлось. Платье, сочного бордового цвета, оказалось велико, и порой, вытаскивая его из шкафа, Юля размышляла — сбыть с рук или, все-таки перешить. На Таньке оно сидело, как влитое. Для полноты эффекта, Юля задрапировала сестру двумя нитками жемчуга и накидкой из искусственного меха, такого же бордового цвета. Колчина, оценив гардероб, принялась за дело, и всего за полчаса создала на простецком Танькином лице женщину-вамп, несколько ярковато, но приемлемо. Работала она четко и быстро, щуря свои и без того раскосые глаза, вазюкала по собственной руке кистью, отыскивая нужный оттенок.
Когда с макияжем было покончено, а Жанна направилась в ванную смывать с рук остатки тона и румян, Юля вошла следом.
— Мои вам соболезнования, — произнесла Юля ровным тоном.
Жанна бросила на нее острый взгляд и прищурилась.
— По поводу?
— Говорят, ваш друг погиб.
— Да ну? — усмехнулась Жанна и добавила желчным тоном. — А что еще говорят?
Юля уже понимала: Колчина на контакт не пойдет, но из упрямства хотела «дожать», вывести на откровенность, надавив на сокровенное «женщина женщину лучше поймет», удивляясь проснувшемуся внутри инстинкту преследующего добычу хищника. Уйдя из профессии репортера, сменив полуголодную, азартную охоту на сытое существование, она словно растеряла часть себя, металась в клетке обыденности, и оттого охотно ввязывалась в расследования Шмелева, результат которых ей, в общем-то, был не нужен. Разве что этот азарт, как у игромана, пропади он пропадом!..