Синий луч
Шрифт:
— Послушайте, господин... я не помню вашей фамилии, но почему вы до сих пор в лагере?
Старик пристально посмотрел на Курта, признав в нем переводчика, нахмурился. Потом, обойдя его, спросил:
— А где же мне быть?
— Вы хотели уехать в Россию. Вы передумали?
Старик еще пристальнее посмотрел на Курта. Тот растерянно и как-то обиженно улыбнулся.
— Мне отсюда можно уехать, — старик поднял большую руку, — только туда! — махнул на запад и тотчас замешался в толпе.
Курт тревожно шагнул за ним и почти столкнулся с коренастым, суровым, седым русским. Он, видимо, внимательно
— Господа! В сорок первом году, раненный, я попал в плен к немцам. Чудом мне удалось бежать в Англию. Я, пожалуй, рассказал бы вам об этом очень подробно, но это очень длинная история! — Он провел ладонью по лбу, убрал прядь волос, свесившуюся вниз, и посмотрел в сторону, словно искал стакан с водою. — Короче говоря, перебрался я в Англию. И вот там меня разыскал вербовщик одной металлургической компании из Америки. Я тогда, как и вы теперь, господа, не мог поехать за океан. Далеко уж очень. Долго думал. Хотел в английскую армию вступить, не взяли. Военнопленные, мол, не имеют права воевать в этой войне, жди, мол, другой...
По толпе прокатился недобрый смешок. Курту вдруг показалось, что он где-то уже видел этого оратора.
— Поехал я за океан. Поступил работать на завод. Мне предлагали дом, землю, сад и прочее, да я... понимаете, не крестьянин, я сталевар, отказался осесть на землю. А вообще, в рассрочку все поместье предлагали... Так вот, я на заводе работаю. Заработок мой — лучше желать не надо. Сыт, обут, одет. В этом году взял отпуск, приехал во Францию. Случайно встретился с вербовщиком, который меня в Англии завербовал... Вот, бывает же такое, гора с горой не сходится, а человек с человеком встречается. Ну, попросил он меня рассказать обо всем, а то будто вы... сомневаетесь. Боитесь, что, пожалуй, обманут вас. Вот, что зря, то — зря. Вернетесь домой, как будет, кто его знает. Пишут всякое, ну, а как говорят, нет дыма без огня. Может, не сошлют в Сибирь... а там, кто его знает, как оно обернется?..
Толпа стояла притихшая. Такого еще не было здесь оратора. Обычно — стращали, угрожали, а этот — будто советуется, раздумывает вместе со всеми.
— Вот, я и говорю, надо ехать без промаха! — поняв настроение толпы, заторопился оратор. — Чтобы жить хорошо. Самому и детям! Один раз живем, где приютили — там и родина!
— Где в России жил? — крикнул коренастый, седой русский.
— Я-то? — усмехнулся оратор. — Сам-то я вятский, — начал он.
Курт наконец вспомнил, где он видел этого человека. Ведь это был покупатель его пальто на базаре около рейхстага. Как же так, тогда он выдавал себя за немца, а теперь за... русского?
Кто-то, стоявший ближе к трибуне, перебил оратора:
— Так вы работали в Самаре что ли?
— Да, да! — подтвердил оратор. — Завод там, ого какой!
— Врешь! — оборвал его кто-то. — Там нет металлургического завода.
Толпа глухо зашумела.
— Брешет и этот!
— Того же поля ягодка!
— Власовец, сволочь!
— Предатель!
Около трибуны над толпой поднялись кулаки. Оратор с опаской отодвинулся вглубь трибуны и сразу весь как-то осунулся, сжался, будто нахальный пес после пинка. У микрофонов появился один из помощников коменданта.
— Господа, прошу соблюдать спокойствие! — Голос его, не повторенный выключенными репродукторами, доносился глухо, издалека, но угрожающе и зло.
Толпа забушевала:
— Давайте советского представителя!
— Откройте лагерь, мы сами разберемся, куда идти и ехать!
Помощник коменданта поднял руку, требуя тишины. В толпе зашныряли какие-то подозрительные, пронырливые личности, стараясь пробраться к кричавшим у трибуны. Но около тех плотно сдвинулись соседи, и попытки этих подозрительных людей пробиться к ним не увенчались успехом.
— Господа! — вдруг рявкнули все репродукторы, и, как показалось Курту, это заставило притихнуть собравшихся. — Нам известно, что среди вас есть ярые коммунисты, которые подстрекают вас к возвращению! — гремело со всех сторон, заглушая рокот толпы. — Мы их не держим! Мы откроем для них ворота, пусть они назовут себя!
И снова закричали в толпе:
— Старая песня!
— Где те, которые назвали себя коммунистами?!
Курт, взглянув на часы, торопливо покинул площадь. Помощник коменданта Флик ожидал его на крыльце. Он улыбнулся Винеру, предложил ему сигарету, спросил, все ли в порядке дома.
— Да, да! — взволнованный только что виденным, ответил Курт. — Благодарю, господин Флик.
Не успели они еще занять свое рабочее место, как дверь распахнулась, и в комнату вошел коренастый, седой русский. Курту почему-то показалось, что русский шел за ним. Русский быстро прошел к столу и, не обращая внимания на жест Флика, приветливо приглашавший присесть, громко и отчетливо сказал:
— Я прошу отпустить меня из лагеря!
— Простите, ваша фамилия? — остановил его Флик. Не дожидаясь, когда Курт переведет ему вопрос Флика, вошедший ответил:
— Это я отвечал сотни раз. В конце-концов, что зависит от того — Иванов я, или Петров? Я — русский и требую, чтобы мне представили возможность быть у русских!
— О-о! Да вы прекрасно говорите по-немецки! — восхитился Флик. — Но я хочу сказать другое... Я еще не знаю случая, чтобы здесь задерживали кого-либо силой. Это, видимо, какое-то недоразумение. Я могу вас заверить, что вы завтра будете отпущены из лагеря, но... для этого необходимо оформить некоторые... соблюсти некоторые формальности, — улыбнулся Флик. Он, будто прося его извинить, развел руками. — Без этого нельзя. За каждого человека, находящегося здесь, администрация лагеря несет строгую ответственность. Вы числитесь в лагерном списке, и он передан Советскому Командованию, как же мы вас можем отпустить на все четыре стороны?
— Хорошо, записывайте. Я — Тропинин Борис Антонович. Житель Донбасса. Желаю вернуться на родину. — Тропинин из-под нависших бровей посмотрел на Флика. — Этих сведений вам достаточно?
— Еще один вопрос. Как вы попали в Германию?
— Меня взяли в плен.
— Вы служили в армии?
— Да.
— Почему же вы оказались среди гражданских лиц в нашем лагере?
— Я попал сюда из камеры гестапо.
— Ваша специальность?