Синий олень. Трилогия
Шрифт:
– Проснулся, Лешенька? – войдя в комнату, она щелкнула выключателем и поправила ему подушку. – А к тебе гость. Садитесь, пожалуйста, – с робкой улыбкой она хотела подать Самсонову стул, но тот ее поспешно отстранил.
– Что вы, я сам, – он придвинул стул ближе к кровати Алексея и, дождавшись, пока Тая, переваливаясь, выйдет из комнаты, торопливо проговорил: – Тая мне уже рассказала про аварию, я смотрел выписку из истории болезни – ничего, мы поставим вас на ноги.
– Диана, ваша дочь…
– Не волнуйтесь, говорите медленно. Отдыхайте.
Самсонов хмуро слушал сбивчивый рассказ – после звонка Тихомирова он уже успел навести справки и знал, что
– Вам надо поговорит с Толей, они ведь не знают. Вы – последний, кто ее видел живой, вы должны рассказать. Ваша жена… тяжело больна.
Глаза Алексея уже закрывались от утомления, но он еще пытался говорить. Самсонов мягко дотронулся до его руки.
– Все, отдохните. Спасибо, дальше я буду заниматься этим сам, поспите немного.
В маленьком коттедже на юго-западе Москвы, где он всегда останавливался по приезде в столицу, его ждал оперативник, еще раз доложивший обо всех подробностях следствия. Это был надежный человек, много лет служивший в органах и вот уже два года работавший на Самсонова, но ничего помимо официальной версии он сообщить не мог.
– Я понял, – лицо Самсонова было непроницаемо спокойным, – благодарю.
– Это все, что мне удалось выяснить. Теперь у меня встречный вопрос: три дня назад вы и подполковник Авдиенко просили меня оказать содействие Тине Валевской, если она меня об этом попросит. Я ждал, но она так и не позвонила. Кроме того, она так и не появилась на той квартире, где ее ждали.
– У нее в Москве много друзей, она могла поехать к кому-то из них. Что ж, раз не позвонила, значит, обошлась своими силами. Ни мне, ни отцу она тоже пока не звонила – обещала связаться дня через три-четыре.
– Тогда все в порядке. Чем я еще могу вам служить?
– Мне нужно срочно встретиться с Анатолием Сухановым, мужем Елизаветы Лузгиной. Устройте мне эту встречу, но так, чтобы никто больше о ней не знал.
– Хорошо.
Реально все оказалось не столь занимательно, как представляла себе Мария Егоровна. Следующим утром она по дороге на работу встретила знакомую и тут же с ходу со скорбным видом сообщила ей о неприглядном поведении Гали Ефремовой. Больше ей до обеда никому рассказать столь интересную новость не удалось, потому что во время работы в цеху был мастер, а он болтовни в рабочее время не терпел. Однако утренняя знакомая была близкой подругой свекрови Гали, и едва начался перерыв, как к Марье Егоровне подошел Ваня Ефремов, работавший в соседнем цеху. Отведя ее в сторону, он гневно сказал:
– Мария Егоровна, я вас уважаю, как пожилую женщину, – он намеренно сделал ударение на слово «пожилую», – но если вы еще кому-нибудь станете рассказывать гадости про мою жену, то я ни на что не посмотрю, вам понятно? Вы меня знаете, я за Галю и в тюрьму пойду, не побоюсь.
Перепуганная насмерть Мария Егоровна кивнула. Всем известно было, что Ефремов, парень от природы горячий, безумно любит свою красавицу жену и за нее любому готов свернуть шею. Однажды он так избил заигрывавшего с Галей на улице мужчину, что тот оказался в больнице, и потом Ване пришлось иметь дело со следователем. К счастью, с потерпевшим удалось договориться, и дело замяли. Поэтому в течение всего рабочего дня Мария Егоровна была грустна и молчалива, а вечером, выходя с завода с группой работниц, с опаской оглядывалась – а ну как встретит ее Ванюша где-нибудь за углом.
Однако вскоре ей стало легче, потому что кто-то в разговоре упомянул, что Ефремов еще в обеденный перерыв отпросился и ушел домой – вроде бы позвонили, что ребенок заболел. Она тут же успокоилась и в душе даже позлорадствовала – ясно, что не ребенок заболел, а побежал отношения с женой выяснять.
Тем не менее, помня грозное предупреждение Вани, Мария Егоровна не решилась посудачить на эту пикантную тему ни с кем из приятельниц, а новость жгла ее и томила, рвалась наружу. И вот, проходя по улице Коминтерна мимо дома Агафьи Тимофеевны Кислицыной, она неожиданно для себя решила навестить старушку. Прежде всего, конечно, потому что Агафья Тимофеевна человек старый и одинокий, мало ли что – давно ее никто не видел. Ну, а кроме того, с ней можно откровенно обо всем поболтать, на заводе она уже не работает – лет десять, как на пенсии. Однако всех заводских знает наперечет и новость про невестку Ефремовой ее очень даже заинтересует.
Неожиданно Мария Егоровна увидела торопливо идущего к подъезду Колю Тихомирова. Вид у него был слегка помятый и взъерошенный, а нижняя губа сильно припухла, так что у Марии Егоровны даже возникла игривая мысль – уж не к Ванюшиному ли кулаку приложился?
– Здравствуйте, Коленька, – пропела она голосом сирены – искусительницы, – а я вот к вам иду, Агафью Тимофеевну решила навестить. Дома она, не знаете?
Коля взглянул на нее диковатым взглядом и, не ответив, пронесся мимо. Птицей взлетев на четвертый этаж, он ворвался в квартиру и во все горло заорал:
– Васька! Ты где?
Тот выбежал из кухни с кастрюлей в руках.
– Чего орешь? Я чуть кипяток на себя не вылил!
Оглянувшись на дверь своей бывшей комнаты, Коля сердито зашептал:
– Приезжай в комплекс, нужно новые отходы забрать. И готовься к худшему.
– А что такое?
– А то – сейчас сюда Агашкина подруга явится.
– Кто явится? – на пороге комнаты, прижимая к груди томик «Мастера и Маргариты», стояла Зойка в одном халатике и нежно улыбалась Коле.
Он отвел глаза и хмуро объяснил:
– Агашкина приятельница идет ее навестить – я ее обогнал, пока она свои сто килограммов по лестнице поднимает.
Вася растерянно вздернул плечи.
– Стоп, парни, – Зойка на миг прижала палец ко лбу, словно соображая, потом повернулась, шмыгнула в комнату и тут же вернулась с веревочкой и наполовину пустой коробкой заскорузлого пластилина. Коробочку эту Вася накануне, подметая, выгреб из-под шкафа – возможно из этого пластилина когда-то лепил зайчиков маленький Алеша Тихомиров.
– Не знаю, – задумчиво рассуждал Вася, – если сказать, что уехала. Только… мы ведь у нее свет вчера зажигали, вдруг кто-то видел? Скажут, откуда свет, если уехала? Подумают, что воры были, еще милицию… Погоди, пластилин зачем?
– Один момент, – она примяла из пластилина два кругляша, налепила их на обе створки двери комнаты Агафьи Тимофеевны, соединила веревочкой и, прищелкнув языком, полюбовалась своей работой, – не лезьте, я сама буду с ней говорить.
Как раз в этот момент Мария Егоровна, пыхтя и отдуваясь, дотащилась наконец до их этажа и начала трезвонить в дверь. Коля в ужасе посмотрел на Зойку, но она прижала палец к губам, потом энергично втолкнула их с Васей в комнату Тихомировых и, плотно прикрыв за ними дверь, отправилась открывать Голубковой.