Синий рыцарь
Шрифт:
Надо бы проехаться, поискать вора, подумал я. Теперь, когда у меня осталось всего несколько дней, мне очень захотелось его поймать. Это был дневной гостиничный вор, обчищавший за один выход на работу от четырех до шести номеров в лучших пригородных отелях. Сыщики говорили с нами на утреннем разводе и сказали, что, по данным криминального отдела, он предпочитает работать по рабочим дням, особенно по четвергам и пятницам, но много краж было совершено и по средам. Этот парень отжимал чем-то тонким дверные замки, что вовсе нетрудно проделать в любом отеле, и грабил номер в любом случае – есть в нем жильцы или нет. Конечно, он дожидался, пока они не уйдут в душ или вздремнут. Я люблю ловить воров.
Я решил проехать вдоль отелей на Портовом Шоссе. У меня была теория, что этот парень работает под видом ремонтника или наладчика, значит, он ездит на ремонтном или доставочном грузовичке. По моим прикидкам, живет он за городом, а на работу привычно приезжает по Портовому Шоссе. Несколько раз этот вор устраивал на месте кражи кавардак – резал одежду, обычно женскую или детскую, драл пополам нижнее белье, а совсем недавно выпотрошил большого игрушечного медведя, которого маленькая девочка положила на кровать и накрыла одеялом. Странный то был вор, но умный и везучий. Я вспомнил про намерение объехать отели, но сначала мне нужно было повидаться с Глендой. Сейчас она на репетиции, а потом я могу и вовсе ее не увидеть. Она была из тех людей, с кем я просто обязан попрощаться.
В маленький захудалый театр я вошел через боковой вход. Сейчас здесь в основном устраивали шоу с раздеванием. Когда-то тут был полупристойный бурлеск с несколькими неплохими комиками и симпатичными девушками. Гленда тогда была довольно известна. Ее называли «Позолоченная Девушка». Она выходила в золотом облегающем платье и раздевалась до золотых трусиков и бюстгальтера символических размеров. Она была высокая и грациозная и танцевала на голову выше других. Когда-то она выступала, переезжая из одного солидного клуба в другой, но сейчас ей стукнуло тридцать восемь. После двух или трех замужеств она снова оказалась на Мэйн-стрит, соревнуясь с бородатыми фильмами в перерывах между сеансами и подрабатывая как профессиональная партнерша в танцзале неподалеку. Теперь у нее было около двадцати фунтов лишнего веса, но она продолжала мне нравиться, потому что я видел ее такой, какой она привыкла себя видеть.
Я постоял в тени кулис, привыкая к темноте и тишине. У них даже на входе больше никто не стоял. Наверное, даже любители автографов и уличные зеваки потеряли интерес к служебному входу в эту дыру. Обои были мокрые, пятнистые и закручивались на стенах, как старинные свитки. Повсюду на стульях валялись грязные костюмы. К стене была прислонена машина для приготовления воздушной кукурузы. Машину включали по вечерам в выходные.
– В этом притоне одни тараканы лопают кукурузу. Зачем она тебе, Бампер? – сказала Гленда. Она вышла из своей уборной и наблюдала за мной из темноты.
– Привет, малышка. – Я улыбнулся и прошел через темноту на ее голос в тускло освещенную уборную.
Она, как обычно, чмокнула меня в щеку. Я снял фуражку и плюхнулся на кривоногий, заваленный хламом стул возле ее столика для косметики.
– Эй, святой Франциск, куда улетели все птички? – сказала она, пощекотав небольшую лысинку у меня на макушке. Каждый раз, когда мы встречаемся, она вываливает на меня сотню старых шуточек.
На Гленде были чулки в сеточку с дыркой на одной ноге и трусики с блестками, а выше пояса – ничего, и она даже не потрудилась набросить халатик. Я ее не виню, сегодня чертовски жарко, но она обычно не расхаживает передо мной в таком виде, и я немного занервничал.
– Жарко
Гленда знала мой график. Зимой я работал днем, а на ночные дежурства выходил летом, когда лос-анджелесское солнце превращает полицейскую форму из сукна во власяницу.
– Больше я не буду работать ночами, Гленда, – небрежно произнес я. – Ухожу в отставку.
Она повернулась на стуле, и ее тяжелые белые груди-дыни пару раз качнулись. Волосы у нее были длинные и светлые. Она всегда утверждала, что она блондинка от природы, но кто ее знает.
– Ты не уйдешь, – сказала она. – Ты будешь здесь, пока тебя не вышибут. Или пока не помрешь. Как я.
– Мы вместе отсюда смоемся, – сказал я и улыбнулся, чтобы ее подбодрить: она явно расстроилась. – Появится какой-нибудь симпатичный парень и...
– Симпатичные парни уже три раза вытаскивали меня отсюда, Бампер. Беда только в том, что я не пай-девочка. Слишком задолбанная для любого мужчины. Ты ведь только пошутил насчет отставки, верно?
– Как поживает Малявка? – спросил я, чтобы переменить тему.
Гленда ответила, достав из сумочки стопку фотографий и протянула их мне. Теперь я близорук, и при неярком свете смог разглядеть лишь фигуру маленькой девочки в обнимку с собакой. Я даже не смог бы сказать, настоящая это собака или нет.
– Она просто красавица, – сказал я, зная, что не кривлю душой. Последний раз я видел ее несколько месяцев назад, когда однажды вечером отвозил Гленду с работы домой.
– Каждый доллар, что ты мне давал, пошел на ее банковский счет, как мы с тобой и договаривались с самого начала, – сказала Гленда.
– Я это знаю.
– Я добавляла туда и свои деньги.
– Значит у нее когда-нибудь накопится кругленькая сумма.
– Обязательно, – отозвалась Гленда, закуривая сигарету.
Я задумался, сколько же я дал Гленде денег за последние десять лет. И сколько отличных арестов провел за счет той информации, что она мне предоставляла. Она – один из самых больших моих секретов. У детективов есть платные информаторы, но от участковых обычно не ждут полицейской работы такого вида. Что ж, я тоже платил своим информаторам, но не из денег Департамента. Я платил им из собственного кармана, и когда брал с поличным очередного мерзавца, то представлял все дело так, будто мне повезло. Или писал в рапорте какую-нибудь правдоподобную историю. Так и Гленда была защищена, и никто не мог сказать, что Бампер Морган настолько свихнулся, что платит информаторам из своего кармана. Первый раз Гленда выдала беглеца из федеральной тюрьмы, имевшего при себе пистолет и несколько ограблений на своем счету. Он назначил ей свидание. Я попробовал дать ей за это двадцать долларов, но она отказалась, сказав, что по той скотине все равно тюрьма плачет, и потому никакого доноса она не совершила. Я заставил взять деньги для Малявки, она тогда была еще младенцем. Отца у нее не было. С тех пор за много лет я передал Гленде для Малявки, наверное, с тысячу долларов. И записал на свой счет, вероятно, больше отличных арестов, чем любой полицейский из Центрального Отделения.
– Она будет блондинкой, как и мамочка? – спросил я.
– Да, – улыбнулась она. – Даже светлее, чем я. И в десять раз умнее. По-моему, она уже сейчас умнее меня. Только и успеваю читать книжку за книжкой, чтобы от нее не отстать.
– Да, в частных школах за дело берутся круто, – кивнул я. – Зато хоть чему-нибудь научат.
– А эту карточку видел, Бампер? – улыбнулась она, подходя поближе и присаживаясь на подлокотник кресла. Она широко улыбалась, думая о Малявке. – Собака ее за волосы дергает. Ты только глянь, какое у нее выражение.