Синяя книга алкоголика
Шрифт:
Мужики обалдели. Тот, что каялся, посмотрел на Болохова с ужасом и говорит:
– Ну вы, святые отцы, даете!
Авдей Степанович рассказал мне о художнике Сергее Воронцове, с которым я, к сожалению, не знаком лично. Врачи нашли у него язву желудка и велели пить мумие. Налил он в бутылку от «смирновки» спирта, натолкал внутрь мумие и носил с собой. Поболтает, поболтает – выпьет. В общем, лечился.
Зашел как-то на Трехпрудный. Достал свою бутылку, а там мумие отдельно, а спирт отдельно.
– Смотрите, –
Тогда Александр Сигутин взял у него бутылку, спирт слил и налил воды. Мумие сразу же растворилось и получилась неприятная черная жидкость. Воронцов посмотрел и говорит:
– Что я, эту хуйню пить буду? – и вылил снадобье в унитаз.
Квартирный хозяин Авдея Степановича Тер-Оганьяна и Владимира Дубосарского Леня пьет. При этом он часто звонит своей маме. Он снимает трубку, набирает номер и говорит:
– Маманя, бля на хуй, это я!
Однажды у Лени сломался телевизор. Зашел он к Авдею Степановичу, пожаловался.
– Ну, ничего, – говорит, – я с одним мастером договорился. Причем бесплатно. Я ему ставлю – он мне чинит.
– Это ты зря, – сказал Авдей Степанович. – Лучше просто заплати. А так вы нажретесь, и он ничего не починит.
Естественно, приходит телемастер, и они с Леней три дня безостановочно пьют. И понятно, им не до телевизора.
На четвертый день заходит Леня к Авдею Степановичу, садится и говорит сокрушенно:
– Ты был прав!
– Я же тебя предупреждал, – отвечает Авдей Степанович.
– Да, – согласился Леня. – Ну, ничего. Зато я его жену трахнул.
– Когда же ты успел? Вы же пили беспрерывно!
– А я заранее!
Однажды Леня возвращался домой. Из-за забора на него залаяла собака. Он припомнил, что если засунуть волку в глотку кулак, то волк рано или поздно задохнется и сдохнет. Леня пропихнул руку в щель и попытался засунуть кулак в глотку собаке. Собака откусила ему ноготь на пальце.
На кухне над умывальником, где обычно вешают зеркало, для красоты висит плакат с портретом президента Приднестровья Игоря Смирнова. Утром Леня умывается, поднимает на него глаза и говорит сокрушенно: «Блядь! На кого я стал похож!»
Дмитрий Врубель несколько раз кодировался. К Викиным родам он как раз в очередной раз закодировался, но, когда она легла в роддом, все коды оказались бессильны. Он так обрадовался, что, даже когда она еще не родила, многие, кто его видел в те дни, думали, что она уже родила, такой он был радостный. Однако, когда она-таки родила, он снова закодировался. Дня через два идут они с Авдеем Степановичем Тер-Оганьяном мимо длинного забора Врубель говорит:
– Смотри, позавчера шли здесь с Леликом и так смеялись! Особенно вон с того столба, видишь? А сейчас смотрю – забор как забор, ничего смешного.
Пьяный Хатханов шел по улице Энгельса домой. У него оставалось немного денег. «Может, взять еще? – думал Хатханов. – Нет, хватит. Лучше куплю Ирке „Сникерс"!»
Пройдя два квартала, он вдруг обратил внимание, что сжимает в руке початую бутылку портвейна.
Игорь Иващенко приехал к нам в гости чистенький, аккуратный. Вынул из сумки тапки. Я говорю:
– Тапки-то зачем вез?
– Понимаешь, – говорит Иващенко, – у меня белые носки. Новые.
Ладно, думаю.
Посидели, выпили. Я ушел спать, а Иващенко с Олей и еще кем-то, уже не помню, остались допивать.
Утром я обнаружил его спящим у входной двери на куче грязной обуви. В темноте белели новые носки.
Моя сестра Юля наблюдала такую сцену: по улице Горького в Ростове торопливым шагом идет Танюшка, позади бежит Иващенко, кидает в нее камни и кричит:
– Пошла на хуй!
Танюшка все время оглядывается, уворачивается от камней и повторяет:
– Игорек, прекрати немедленно! Игорек! Прекрати немедленно!
К Рите на Гвардейскую приехал брат. Пришли гости, принесли вина. Зашел Дима Дьяков, уже пьяный. Ему еще налили и посадили на табуретку у двери.
Вот все беседуют, а Дима дремлет и время от времени вставляет умные реплики. Ритин брат его послушал и говорит с уважением:
– Молодой человек, наверное, ученый?
И тут из-под Димы послышалось журчание, и звонкая струйка ударила в половицы…
Пение способно объединить самую разномастную компанию, структурировать самую бестолковую пьянку. Петь можно коллективно или вдвоем, иногда даже можно петь одному.
Однажды, приехав в Ростов, я купил бутылку вина и отправился в «Журналист», в гости к Евгению Валерьевичу Ахмадулину. Он достал бутылку водки, выпили, поговорили, но как-то вяло.
– Может, – говорю, – споем?
– Сейчас,– отвечает Ахмадулин, – у меня есть! Лезет в стол и достает два песенника страниц по сто каждый. Открыл первый на первой странице: «Эх, дороги!» И мы запели:
Э-эх! Дороги-и!
Пыль да туман!..
Позже, когда кончилось вино и началась водка, позвали двух женщин из бухгалтерии и вчетвером отпели оба песенника, полностью.
Однажды Евгений Валерьевич Ахмадулин купил телевизор. Отметил он с друзьями это дело, остановил машину, положил телевизор сверху на багажник и решил не привязывать – никуда он не денется…
Во времена антиалкогольного указа приходилось хитрить. Уезжая в Москву, Авдей Степанович с друзьями набрали портвейна, но пить на вокзале не решились – кругом милиция. Тогда они купили несколько бутылок «Буратино», вылили содержимое на землю и перелили в бутылки вино. А потом уже спокойно сидели и пили на перроне, прямо возле входа в отделение милиции.