Синяя Птица. (Трилогия)
Шрифт:
Данте верхом на Раннем первым показался на узкой, едва заметной тропке, за ним выбежала волчица с Ветром на спине. Мальчишка кое-как удерживался на Снежной, крепко обнимая ее за шею и пригибаясь настолько низко, что казалось, будто едет он лежа. Впрочем, такую «посадку» хорошо объясняла свежая ссадина на щеке парнишки – наверное, не сразу сообразил пригнуться пониже, когда волки ныряли в непроходимую для конного человека чащу. А вот дриады не было видно. Впрочем, не успела я забеспокоиться, как на тропу вынырнул Озерный, будто бы едва удержавшийся от того, чтобы не стряхнуть бледную Ланнан на мягкий ковер из палой листвы, пропитанный
Подлунный коротко рыкнул, Озерный в ответ негромко заворчал, как угрюмый, но верный nec, которого хозяин оставил охранять что-то важное для себя, но совершенно бесполезное для самого пса. Тоскливая, не приносящая радости обязанность.
«Странная у тебя подруга, сестра. Она чего-то боится, но старается не показывать виду. Но волчье чутье этим не обманешь». – Подлунный неторопливо пошел по тропе к просвету между деревьями, туда, где проходил малый орельский тракт – наезженная узкая дорога, петлявшая среди леса и соединяющая Ижен с Орельской протокой, срединным рукавом Вельги-реки, тем самым, что заканчивался где-то в чащобах Серебряного Леса, не то распадаясь на множество ниточек-ручейков, не то образуя небольшое озеро.
Я не ответила, сосредотачиваясь на волшбе и накладывая на разумных волков морок, который получился довольно неплохим – теперь со стороны казалось, будто бы едем мы на низеньких мохнатых коньках с густой, но короткой, словно щетка, гривой и недлинным жестким хвостом. Таких лошадей выводят в северных районах Росского княжества, где лето короткое и прохладное, а зимы долгие и суровые. Им не страшны метели, а широкие копыта позволяют не погружаться по самое брюхо в слипшийся, колкий снег, идти по заметенным тропам, как по мощеной дороге, и передвигаться по хорошо смерзшемуся насту не проваливаясь. Думаю, что такие лошади вызовут гораздо меньше неуемного любопытства, чем породистые скакуны, да и по высоте в холке северные коньки и разумные волки не сильно разнились. Надеюсь только, что никто не будет приглядываться слишком внимательно, не то заметит, как на раскисшей после дождей дороге остается не отпечаток подковы, а волчий след, накрыть который сможет разве что ладонь взрослого мужчины.
Переправа, возникшая там, где малый орельский тракт обрывался на берегу довольно широкой протоки, казалась донельзя угрюмой и неприветливой. Куда ей до шумного, красочного Вельгского порта и даже более скромной Беловежской пристани – здесь были только один паром, с полдесятка груженых парусных лодок, два добротных амбара и небольшая корчма, наверняка служившая еще и домом для паромщиков. Подлунный направился сразу к полупустому парому, где собрались несколько охотников, которые, судя по объемным торбам за плечами, промышляли на этой стороне протоки. У кого-то из них в берестяных тулах почти не осталось стрел с ярким разноцветным оперением, у других, напротив, тул был почти полон. Охотничья удача – дева капризная, сегодня она улыбается тебе в лицо, а назавтра оборачивает свой прекрасный лик к кому-то еще, а у вчерашнего любимца и дело не спорится, руки опускаются.
Данте спешился и, держа руку на холке своего «коня», подошел поближе к рослому бородатому мужику, заправлявшему переправой. О чем они разговаривали, я не стала прислушиваться, поскольку, как выяснилось, Ветер, простудившийся, скорее всего, во время последней ночевки под открытым небом, сейчас со страдальческим выражением лица хлюпал носом, украдкой сморкаясь в почти чистый носовой платок. Совсем я парнишку загоняла – ему бы сейчас в тепле отсиживаться, а не таскаться за мной следом сквозь ледяной осенний туман по лесам и полям.
– Ты как, живой? – поинтересовалась я, кладя ладонь на плечо мальчишки.
Тот только шмыгнул носом и отвернулся. Ну вот потом скажет, что я опять во всем виновата.
Пришлось лезть в сумку и там на ощупь отыскивать небольшой коричневый мешочек из крашеного льна с непонятной закорючкой, сделанной рукой наставника. Что за слово было написано на мешочке, я не могла разобрать до сих пор, но пометка означала «лекарство от простуды», которым Лексей Вестников потчевал меня всякий раз, когда я имела глупость заболеть. Гадость редкостная, но действенная. Я кое-как развязала мешочек и, не говоря ни слова, сунула его под нос Ветру.
Ой, что началось…
Мальчишка машинально вдохнул порошок, от которого у него моментально засвербело в носу, а из глаз потекли слезы, и Ветер, вероятно, решив, что я надумала его отравить, метнул в меня маленькую шаровую молнию, которая с треском прокатилась по моей шапке и пропала с негромким хлопком. Теперь в воздухе пахло не только сыростью и прелыми листьями, но и слегка подпаленными волосами.
– Ветер, ты, часом, не свихнулся? – поинтересовалась я у непрерывно чихающего парнишки, ощупывая свою голову и приходя к выводу, что раз шапка на мне целая, то и волосы должны были остаться в неприкосновенности. То, что они сейчас торчат из-под стрелецкой шапки, как прутики из растрепанного вороньего гнезда, не беда.
– А ты?! – Паренек наконец-то прочихался, шумно высморкался и посмотрел на меня совсем уж неласково. – Я думал, у меня все мозги через нос вылезут от твоего зелья!
– Зато теперь ты хотя бы можешь нормально дышать, а не утирать сопли каждую минуту, – улыбнулась я, пытаясь запихнуть вставшие дыбом волосы под шапку. Получалось не очень хорошо – отдельные прядки постоянно вылезали, делая меня похожей на огородное пугало.
Ветер же сначала недоверчиво шмыгнул носом, а потом вздохнул полной грудью. Виновато улыбнулся:
– Не могла сразу предупредить?
– По-моему, объяснения заняли бы гораздо больше времени. Ничего, переберемся через протоку, а там и до Бобруйских Хаток недалеко. Там я тебе заварю хорошее питье, и к утру будешь совсем здоров.
– Опять такую же гадость? – поинтересовался Ветер, пряча платок в карман куртки и поглядывая в сторону Данте, увлеченно обсуждающего что-то с паромщиком, пока Ланнан пыталась завести на паром Раннего и Озерного. Волки не упирались, но шли неохотно, постоянно оглядываясь на Подлунного и стараясь держаться от дриады подальше. – Интересно, чего они ее сторонятся?
– Не знаю, может, чуют чего-то, – пожала плечами я, радуясь, что можно уйти от темы лекарства. Оно и в самом деле на вкус было горьким и немного приторным. – Кто знает, какими амулетами она обвешана. Это мы можем не почувствовать, а разумные волки неплохо чуют магию.
– Что, правда? – недоверчиво переспросил Ветер, покосившись на Снежную.
Волчица только ухом дернула, но в светло-зеленых глазах мерцала несколько самодовольная искорка.
– Вроде того. – Я улыбнулась и погладила Подлунного по загривку. – Насколько я знаю, у них это похоже на человеческое предчувствие. Как будто ощущаешь чей-то тяжелый взгляд на затылке.