Синяя Птица. (Трилогия)
Шрифт:
Его песня подхватила меня, как бурный поток подхватывает упавшую в него щепку, закрутила и куда-то понесла. Я не могла разобрать ни слова, но почему-то знала, что песня обо мне. О том, что было и есть, и о том, как оно все могло бы быть. И вот к этому «могло бы» я потянулась всей душой, всем сердцем, как будто от этого зависела моя жизнь и все мое существование.
Хочу жить, хочу любить, хочу быть свободной!
Песня алконоста зазвучала громко и властно, пока не оборвалась на самой высокой, пронзительной ноте, а вместе с песней пропало все остальное, как будто я потеряла сознание…
…И
Я резко села, поморщившись от нахлынувшей головной боли, и закрыла лицо ладонями, пытаясь сообразить, что же случилось. Последнее, что осталось в памяти, – это хлопанье бело-золотых крыльев алконоста, его песня, пробирающая до глубины души, до невольно исторгнутых горьких слез пополам со счастливым смехом. Потом – провал, такой же непроглядный, как и мрак в комнате. Наверное, я все же потеряла сознание в лесу, а Ладислав с Ветром нашли меня и принесли домой. Ох, надо будет им сказать отдельное спасибо за такую готовность возиться со мной столько времени кряду.
– Любимая, все в порядке?
Голос Данте раздался так близко, что я невольно шарахнулась в сторону, да так «удачно», что свалилась с кровати, больно ударившись локтем о доски пола, глухим стуком отозвавшиеся на мое падение. Блеснула искорка, высекаемая из огнива, потом еще одна – и небольшая свеча озарила слабеньким пламенем довольно широкую двуспальную кровать со смятыми простынями и лежащего на ней полуобнаженного Данте, кое-как прикрытого одеялом. Волосы цвета воронова крыла почти занавесили заспанное лицо, когда он садился на кровати, пытаясь понять, что же случилось. А я сидела на полу, прикрываясь сдернутой со стула мужской рубашкой, и никак не могла поверить в то, что я не сплю. Когда он успел очнуться и прийти в себя? Или же это меня так долго не было? Неужто я, очарованная пением алконоста, слишком долго пробыла на той поляне с кривой березой?
– Что ты тут делаешь? – кое-как выдавила я, влезая в рубашку и плотнее запахивая ее на груди.
На лице аватара отразилось такое изумление, что мне невольно стало не по себе.
– Сплю, если ты об этом. А вот что ты делаешь на полу, мне до сих пор непонятно.
Он сел, и отсветы хилого огонька свечи обрисовали его таким сочетанием света и тени, что я невольно покраснела, отводя взгляд и незаметно ущипнув себя за лодыжку. Ойкнула от боли, но Данте никуда не делся, только голос его стал более обеспокоенным:
– Любимая, тебе сон плохой приснился? Или предчувствие?
– Наверное, сон, – пробормотала я, поднимаясь с пола и усаживаясь на краешек кровати. Или птицедева что-то сделала с моими мозгами, или же она действительно решила исполнить мое сокровенное желание… – Приснилось, что я королева Андариона, и у нас с тобой ничего не получилось, потому что нельзя было…
– И с чего у тебя такие сны возникают? – Он обнял меня, притянув к себе, и зарылся лицом в мои волосы, ласково целуя шею. – В Андарионе новый король вполне справляется со своими обязанностями, да и Ведущий Крыла его не оставляет.
Чего? Я действительно сошла с ума?
– Данте, а как же ты? – Я ощутила, как он напрягся и отстранился, после чего ловко опрокинул меня на спину, на смятые простыни, нависая надо мной так, что его волосы упали мне на грудь и шею, чуть щекоча кожу.
– Ева, что за странные мысли тебя посещают по ночам? Между прочим, это было твое условие, чтобы я оставил Крыло аватаров, и я его выполнил. Не могла бы ты, в таком случае, сдержать свое обещание, а?
– Обещание? – Я окончательно перестала понимать происходящее. Сложно думать, когда тебя кто-то прижимает к кровати, особенно если этот кто-то – мужчина, о котором мне отчаянно мечталось, но единственная попытка оказалась прервана столь некстати явившейся дриадой. Так, может, так оно и должно быть? Может, алконост исправил в моей судьбе что-то, из-за чего это все – дом, любимый мужчина, свободная жизнь без короны – стало возможным?
– Не напоминать мне об Андарионе. – Он поцеловал меня, пока что легко, но довольно многообещающе. – Ев, я люблю тебя настолько, что отказался от Небесного королевства. Отказался от крыльев, потому что ты человек и никогда не смогла бы разделить со мной жизнь айранита. Я живу с тобой, как человек, потому что без тебя жизнь смысла не имеет. – Очередной поцелуй, от которого все внутри стянуло привычной уже – привычной ли? – легкой судорогой предвкушения. – А теперь ты просыпаешься с криком посреди ночи и начинаешь спрашивать, почему я больше не Ведущий Крыла. Что с тобой?
– Не знаю, правда. Не знаю. – Я скользнула кончиками пальцев по его плечам. Быть может, и падение в Небесный колодец, и коронация, и Дикая Охота… и погребальный костер перед избушкой Лексея Вестникова, и сама алконост – что, еслиэто все был лишь кошмарный сон, который наконец-то закончился? Что я наконец-то продулась? – Данте… это был такой ужасный сон…
– Расскажи, – тихо попросил он, ложась рядом, и, дождавшись, пока я поудобнее устрою голову у него на груди, обнял, прижимая к себе. – Что тебя настолько взволновало?
Я глубоко вздохнула и начала рассказывать. Про падение в Небесный колодец и про то, как я обрела крылья и корону, но потеряла любовь. Про одиночество правления, когда он был Ведущим Крыла, моим личным телохранителем – настолько близким, что достаточно было только протянуть руку, и при этом бесконечно далеким. Про свадьбу Вильи и смерть его самого. Про Дикую Охоту, после которой я пришла в себя постаревшей, с ощущением того, что прошла по самому краешку Бездны, но его, Данте, вернула в мир живых из свиты позабытого бога. Й про погребальный костер Лексея Вестникова, для которого эта встреча с Дикой Охотой оказалась последней – слишком велико оказалось напряжение, слишком много сил потребовало колдовство, защитившее нас обоих в ночь Дикого Гона. Пламя погребального костра, обдающее лицо жаром, и медленно стекающие по лицу слезы. А ночь кажется такой живой, такой ясной, потому что наставник передал мне самое ценное, чем владел, – свои знания, накопленные в течение слишком долгой даже для волхва жизни.
Он слушал не перебивая и, только когда я наконец-то выговорилась, осторожно скользнул ладонью по моим отросшим немногим ниже плеч волосам.
– Это очень страшный кошмар, любимая. Прожить жизнь, а затем узнать, что ее и не было вовсе. И жизнь, в которой не было сказано нужных слов, зато сказано столько лишнего… – Он обнял меня крепче, прижимая к своей груди. – Ничего… Теперь я рядом. Все будет хорошо.
– А что, если сейчас я просто сплю, а когда проснусь, все вернется, станет так, как было? – Я попыталась снова сесть, отстраниться, но он не пустил.