Сирень

Рейд Б. Б.

Лорен и Брэкстон уставились друг на друга, ни один из них не желал уступать. В кои-то веки я встал на сторону Лорена и не мог вспомнить, когда это случалось в последний раз. Брэкстон, возможно, и была агрессором, но это не меняло переворачивающей душу правды о том, что ею воспользовался тот, кому она не только доверяла, но и боготворила.

А что насчет тебя?

Я пытался отогнать эту мысль, но она продолжала возвращаться.

Я не был готов взглянуть правде в глаза: я слишком долго ждал, чтобы рассказать ей об Эмили. Я не был готов смириться с тем, что Брэкстон, возможно, никогда

меня не простит. Мое предательство причинило бы ей больше боли, чем когда-либо могли причинить Хьюстон или Лорен, потому что она никогда не ожидала этого от меня. Я видел непоколебимое доверие в глазах Брэкстон каждый раз, когда она смотрела на меня.

Блядь.

— Сколько ему было лет? — спросил Хьюстон, и я понял, что ему было не просто любопытно. Этот придурок хотел, чтобы она признала вслух, пусть даже косвенно, что она ни в чем не виновата.

Брэкстон заерзала на своем кресле, ее глаза и голос были тихими, когда она пробормотала:

— Тридцать шесть.

Не было слышно ничего, кроме звука двигателя самолета и воздуха, циркулирующего по салону.

Я наблюдал, как Брэкстон заставила себя встретиться взглядом с Хьюстоном, который ни разу не дрогнул. Теперь ее плечи были расправлены, но дыхание казалось прерывистым. Она сглатывала и раздувала ноздри от всего, что дразнило ее чувства. Это была реакция, которую легко было не заметить, но я видел ее раньше. Причиной было кое-что еще, что нам нужно было раскрыть, и как можно скорее.

— Иди сюда.

Брэкстон колебалась всего мгновение, прежде чем расстегнуть ремень безопасности и пересечь небольшое пространство между ними. Хьюстон убедился, что она повернется к нам лицом, когда он посадил ее к себе на колени. Ее ноги были перекинуты через подлокотник его кресла, когда она смотрела на него.

— А что, если бы это была Розали? — тихо спросил он, переходя прямо к гребаному решающему удару. Была причина, по которой Хьюстон был нашим негласным лидером. — Ты бы стала винить ее?

Карие глаза Брэкстон были жесткими, когда она застыла на коленях Хьюстон: — Никогда.

— Так как же ты могла подумать, что мы когда-нибудь признаем, что то, что с тобой случилось, было твоей виной?

Увидев своими глазами, что родители Брэкстон заставили Розали сделать еще до того, как она научилась водить машину, тошнота накатила на меня безжалостной приливной волной.

Это могла быть Брэкстон.

Если бы они узнали, если бы Джейкоб обрюхатил ее… Фауны заставили бы свою дочь выйти замуж за мужчину, который по возрасту годился бы ей в отцы. Они бы сделали это, чтобы продолжать высоко и гордо держать голову в захолустном городке.

Правосудие не имело бы значения.

Брэкстон не имела бы значения.

Их убеждения и их гордость имели большее значение.

Взгляд Брэкстон метнулся ко мне, как будто она прочитала мои мысли, и именно в этот момент в ее броне появилась первая трещина. Я видел это в ее глазах, даже когда она пыталась урезонить нас:

— Это было очень давно.

Хьюстон закрыл глаза, а Лорен ответил.

Я ничего не мог сделать. Мой чертов желудок подкатил к горлу.

— Тот факт, что с тех пор ты носишь эту тяжесть на себе — вот что выводит нас из себя, олененок. Тебе никогда не удастся убедить нас в обратном.

Она посмотрела на Лорена, который вцепился в свое кресло так, словно это был Джейкоб, мать его,

Фрайд. У меня было искушение позвонить своим частным детективам и перенаправить их со следа Эмили. У меня была новая миссия.

— Он все еще в Фейтфуле? — прошептал я.

Уловив, к чему я клоню, Хьюстон никак не отреагировал, но Лорен ухмылялся, как чеширский кот. Ни тот, ни другой не остановили бы меня, если бы я запустил акт в действие.

Брэкстон ничего не поняла, когда покачала головой:

— Я пообещала ему, что никогда никому не расскажу, но это не имело значения. Он сбежал из города, и я больше никогда его не видела.

— Это Фрайд — причина, по которой ты считаешь себя сексуально зависимой?

— Нет, — положив голову на плечо Хьюстона, Брэкстон закрыла глаза. — Это были те, кто был после. Это были их родители. Это были мои родители. Это было все, чему меня учили. Я застряла в городе, слишком замкнутой, чтобы понимать, что происходит внутри меня. У меня была вся эта энергия, но не было проводника. Все, чего я хотела — дышать. Джейкоб подарил мне дыхание, когда учил меня играть. У меня была отдушина. Я могла выразить себя. Я могла последовать за своей душой сквозь тьму и найти свет, который звал меня. Мир, который выбрали мои родители, больше не был моей единственной реальностью. Я поняла, кем мне суждено быть и какой я должна быть — свободной.

Ее глаза медленно открылись, поймав Лорена в ловушку своей глубиной:

— Вы правы. Джейкоб использовал меня, но и я тоже использовала его. Музыки больше не было достаточно, и он был единственным, кому я доверяла, что он поймет. Я наживалась на его горе, а он на моем отчаянии. Мы оба были слишком одиноки в этом мире, чтобы сказать «нет». После того, как он ушел, я боролась с этим. Я боялась, что мои родители узнают о том, что натворила. Я не просто согрешила, мне это понравилось, и я хотела сделать это снова. Секс поглотил меня целиком. Я не спала. Я ничего не ела. В конце концов, я перестала бояться своих родителей так сильно, как того, что снова замкнусь в своей скорлупе.

Брэкстон поднялась с колен Хьюстона, прежде чем вернуться на свое место и свернуться калачиком. Я не понимал почему, пока она не заговорила снова:

— Прошло три месяца, прежде чем мои родители узнали, — она посмотрела на нас троих, прежде чем глубоко вдохнуть и медленно выдохнуть. — К тому времени я соблазнила двенадцать мальчиков из нашего прихода.

— Как твои родители узнали об этом?

Брэкстон моргнула, глядя на меня, как будто ожидала другой реакции. Признаюсь, я был ошеломлен ее признанием. Однако в основном мой шок был вызван моим первым впечатлением о ней. Я никогда еще так не ошибался.

Впрочем, мне было все равно. Это ничего не изменило.

Она многое повидала, но количество партнеров шокировало только ее. Это не изменило моих чувств и не уменьшило нашей решимости обладать единственной вещью, которая действительно имела значение.

С самого начала наше существование было так основательно запутано. Мы всегда были единым целым.

Хьюстон, Лорен и я были связаны.

Брэкстон отдаст свое сердце только один раз.

— Один из них настолько испугался за свою душу, что покаялся. Чего я не знала, пока мои родители не потащили меня в церковь и перед всеми верующими, выяснили, что он был не один. Еще восемь парней признались, что спали со мной, и их родители хотели справедливости.