Сирийский патруль
Шрифт:
— Я человек сухопутный, Ричард.
— Вижу, ты очень расстроен?
— Есть немного, — Козак криво усмехнулся.
— Жизнь нынче очень дорога, Айвен, — назидательно произнес американец. — Мне вот пришлось отдать все, что у меня было — для того, чтобы обрести свободу, и для того, чтобы вернуться в наш бизнес… Так сколько, говоришь, ты можешь перевести мне денег?
— Сейчас?
— Да.
— Я уже назвал сумму.
— Мне пришлось потратиться, чтобы это наше свидание стало возможным. Сам видел, какая серьезная группа работала
Козак в ответ лишь пожал плечами. Уж кто, кто, а он не искал встречи с этим субъектом.
— Тех денег, что есть в свободном остатке у тебя и этой милашки… этих крох недостаточно. — Доккинз на несколько секунд задумался. — Какую мне за тебя цену назначить, Айвен? — он пристально посмотрел на Козака. — Как думаешь, если запрошу… — взгляд Доккинза стал задумчивым. — Если запрошу пятьдесят миллионов зелеными за твою голову — не продешевлю?
Спустя короткое время Иван Козак стоял у грязно-желтой стенки, которая служила здесь фоном и декорацией для записи роликов. На запястья ему надели пару наручников. Слева от него Махмуд, справа Ахмед. Оба в шлем-масках; оба придерживают клиента, чье открытое лицо снимает «режиссер», под локти.
У Ахмеда на плече — дулом вниз — автомат Калашникова.
У Махмуда в другой руке устрашающего вида тесак.
Ахмед сорвал с уст стоящего у стены мужчины полоску лейкопластыря, которую сам же наклеил всего минутой ранее.
— Меня зовут Козак, — сипло сказал заложник. — Иван Козак… Я — наемник, служу в крупной частной военной компании…
Он перевел дух. Заодно обождал, пока Махмуд уберет лезвие тесака от его кадыка…
— За мою голову назначен выкуп — пятьдесят миллионов долларов США…
Ахмед достал из кармана бумажку. Неспешно развернул ее и, держа на уровне груди заложника, позволил заснять «режиссеру» нарисованную там фломастером сумму:
$50 000 000.
— Эта сумма должна быть внесена заинтересованными лицами до конца пятницы двадцать пятого февраля, — на сносном английском сказал человек в маске. — В противном случае мы казним Ивана Козака! Мы выложим компрометирующие материалы на его работодателей!.. А само видео казни сделаем доступным в Интернете…
Едва завершилась запись второго по счету ролика с заложником, как в помещении запиликал сотовый телефон.
Доккинз, достав смартфон из кармана куртки, посмотрел на экранчик.
— Что стряслось? — раздраженно спросил он. — Я ведь просил не беспокоить! Что?!
Иван заметил, как переменилось лицо его бывшего начальника. И как он сам вдруг весь подобрался — верный знак, что-то пошло у них не так…
— Сколько у нас имеется времени?
Выслушав короткий доклад звонившего, американец сказал:
— Информируй меня обо всем, что связано с теми людьми, о которых ты только что сказал!
Закончив разговор, Доккинз не стал прятать смартфон, но, прикрепив к ушной раковине гарнитуру, стал еще кому-то названивать.
— Мы покидаем объект, — бросил он в трубку, когда ему ответили. — Обеспечь нам сопровождение!.. И действуйте быстро, а то к нам могут заявиться гости!
Все вокруг вдруг закрутилось, завертелось…
Иван не сообразил, что именно произошло и как эти звонки отразятся на его судьбе, как его, взяв под локти, потащили вон из комнаты.
Их с Джейн вывели из строения через другую дверь, так что они оказались по другую сторону стены периметра. Он толком не успел разглядеть местность — его втолкнули в салон фургона с затемненными стеклами…
Предположил, что опять могут вштырить укол с наркотой, но этого не случилось. Занимались ими два уже знакомых смуглявых молодца, Ахмед и Махмуд. Браслеты, которые были надеты на обоих заложниках, — их оставили на запястьях и по окончании видеозаписи — соединили прочной стальной цепочкой. А эту цепочку закрепили так, чтобы у расположившейся в креслах посреди салона парочки был минимум свободы для маневра.
Ахмед уселся за руль. Его приятель Махмуд, держа на коленях «калашников», устроился в соседнем кресле, тоже впереди, но развернувшись вместе с креслом к кормовому отсеку.
Кто-то, смутно угадывающийся в опустившейся темноте — на объекте выключили даже дежурное освещение — открыл ворота.
Водитель газанул и понесся с места в карьер!..
— Что происходит? — крикнула Джейн, когда ее швырнуло на сидящего рядом Козака. — Куда нас везут?
— Понятия не имею, — сказал Иван, цепляясь свободной рукой за поручень кресла. — Но если нас не пришили в этом собачьем общежитии… Если нас куда-то везут… Значит, еще поживем.
Глава 4. Москва
Анна приехала в офис фонда на Сретенке ровно в девять утра. Куратор, кстати, не настаивал, чтобы Козакова явилась на свое новое — и отчасти старое — место работы в этот воскресный день. Но ей не сиделось одной в полупустой квартире в «Алых парусах»… Душа жаждала каких-то действий, хотелось быть в курсе всех новостей по ситуации с пропавшим где-то на Кипре — или похищенным кем-то — Иваном Козаковым.
Поэтому она, едва дождавшись утра, наспех позавтракала, привела себя в порядок и, оседлав разъездной «Гелендваген», полетела в офис.
Едва Козакова успела разоблачиться в своем кабинете, сняв легкую шубку и шарфик, как из динамика интеркома послышался голос Виктора Михайловича:
— Анна Алексеевна, зайдите ко мне!
В «предбаннике» кабинета вице-президента фонда — такой пост официально занимает Антонов — ни души. Кресло за полукруглым терминалом, которое обычно занимает референт, пустует. Анна вошла в кабинет начальника. Антонов, кивком поприветствовав сотрудницу, указал ей на кресло, поставленное возле журнального столика, на котором дымились две чашки со свежезаваренным кофе.